Морок

НЕ ДУМАЙ!!!

Как не думать. Возможно ли, вообще не думать?! И вот… То ли палец поспешил выдавить спуск на крючке, то ли животное, почуяв неладное, дернулось в сторону, выстрел не получился. Пожалуй, давно он так досадно не промахивался. Он, чувствующий курок как шестой палец. Довеском к неудаче стал Олег, пустивший вдогон свою пулю и естественно промазавший. Головной, на правах помощника закрывающий правый фланг отхода косули, чересчур ретиво бросился за удирающей оленихой и угодил ногой в кротовую яму. Сокращенные в локтях руки приняли в падении удар тела. Двустволка краем приложила в лоб и это, пожалуй, стало последним ущербом незадачливого охотника. Не считая, конечно, разодранных локтей и ручейка крови, проложившим путь от темени к надбровной дуге. Олег, чудом как не сломал ногу и даже не ухитрился вывихнуть лодыжку, но везением назвать такое событие язык не поворачивался. Вадим, ощупав голеностоп напарника, облегченно вздохнул и в трёх ярких выражениях распёк последнего за излишнюю суету и поспешность. Поостыв, уже спокойно добавил:

— Это тайга, Олег. С тяжёлыми она не любит нянчиться. Мы бы, конечно… И шину наложили, и носилки б придумали, только… Сам понимаешь. До цивилизации ещё добраться надо. А у нас это не выходит и здоровыми ногами…

Сказал, а через секунду сам неудачно попятившись, зацепил башмаком корягу и опрокинулся на спину. Упал мягко, только дёрнул плечо ремень, отягощенный весом ружья. Не сломал ничего, не поранился, хотя… Испугался. ТАКОЕ не могло происходить чередой. Пока он выслушивал насмешливый укор Олега, страх отнюдь не рассеялся, а даже сгустился в районе сердца. Пульсом выбивал мандраж, зарождая панику. На войне такие дела — верный признак скорой погибели. Если у бойца с утра не ладится: рвётся пуговица, отлетает каблук, режет то и дело бритва… Нет, с операции таких не снимали, однако понимали и сочувствовали: парень на краю…

— Что-то не везёт нам, Олежек. — Скорбно выдавил Зорин. Собственный голос показался искусственным. Треснутым. Вадим удрученно разглядывал окрестности, словно надеялся выцепить абы что хоть из воздуха. Сформировать виновника. Распознать усмешку, оскал. Определить враждебность, неприятие… Когда-то, в минуты патовой безысходности на передовой наливался тяжестью затылок, мышцы каменели… В состоянии липкой безнадёги отчетливо слышалось дыхание смерти. Но именно тогда, как шаг к спасению, как резервный шлюз открывалась ясность ума, фантастическое понимание что делать и чего не надо делать, попунктирное изложение детальных шажочков, позволяющих улизнуть из плотных объятий безносой старухи. Такую медиативную способность Вадим приписывал к шестому наработанному чувству и был рад, несказанно благодарен судьбе за такой подарок. Только сейчас, вот тут, черт подери, чакра не открывалась. Не мостков, не пунктиров не высвечивало, как не было и того, что принято называть смертью. Опасность была не явной как в Грозненской печке, а мнимой. Завуалированной под «вдруг» и «оп-с» Старуха жарко не дышала, однако, как можно поверить в случайно участившийся форс-мажор?

— … Не везёт что-то. — Повторил он, отметив, как вздрагивает голос.

Олег сидел рядом, как и он, подбочив ноги в колени и с хладным выражением лица пристраивал сигарету в рот.

— А что, всегда должно везти? Да ладно, Николаич, ну что ты… — Головной выпустил струю дыма. — Это нервы, я тебе скажу… Накрутили лишнего в бошки, вот и не фартит. Успокоиться надо! Успокоиться и удвоить осторожность. Ты прав, это тайга…

Вадим слушал Олега и, не смотря на сердитость обстановки, усматривал толику комизма в текущей мизансцене. Ирония заключалась в том, что недавно он сам, Вадим Зорин успокаивал всех, а теперь успокаивают его. Минуту назад, он «строил» Олега, а теперь, надо же, тот его в ответ учит проявлять осторожность.

— Ща покурим. — Продолжал Олег. — Успокоим чердаки и, всё будет пучком!

— Дай-ка мне! На две тяги… — Зорин протянул ладонь, думая, что Олег сейчас искусственно удивиться, но тот, молча, передал ему дымящуюся сигарету. Без комментариев.

Вадим сделал три тяги, но дым не принёс ему успокоения. Напротив, нагнал тоску…

— Давай попробуем ещё раз. Без суеты и спешки. Да?! — Вадим глядел на Головного, но успокаивал видимо себя больше, чем его. — Мы на охоте, Олежка. Мысли лишние в сторону. Не торопиться! Не гнаться! Не попал, да и бог с ним! Ушла добыча, придёт другая… И осмотрительность — первым делом. И аккуратность во всём. Согласен?! Ну, тогда, давай… Попытка вторая…

Надо отметить, что и в первой попытке заведомо всё не клеилось. Дичь то ли попряталась вся, то ли они так грубо приближались, бинокль не высматривал ни черта… Сорок минут, если не больше, они с Олегом убили на то, чтобы «выпалить» присутствие кого-либо. А ведь крались грамотно, не с ветра, а под ветер и что? Кусты, трава, ветки шевелились вполне резонно по своим естественно обусловленным причинам. То их трогал ветерок, а не ломал, срывая плоды зверь. Дубы, на этот раз, покоились мирно, не прельщая, лакомых до желудей телят. «Выход не в жилу. — Подумал тогда Зорин. — Хоть бы хорька какого забить, коль уж пошло безрыбье». Грустная мотивация. Семейство куньих — самое чуткое и реактивное зверьё, не то что под пулю, под взгляд не подпустит. Даже рыхловатый на скорость барсук славится своей перестраховкой. Зайцы остались внизу. Куропатки — те, на приболоченных кочках, да во, всякого рода, овражьях, а где здесь овраги? Глухари? Не факт. Хотя, если подняться дальше… Ягодники… Возможно. Но это означало — удалиться от своих за версту и поболее. Вадим, было, начал психовать, у охотников «психовать» не дальше, чем прийти в расстроенное умосостояние. Приходит понимание — «выход» не задался и только… И вот тут, на границе часа, глаз зацепил оттороченный из куста зад телка. Косуля только собиралась пообедать, принюхиваясь к желудёвым веткам. Багрово-грязная шкурка лоснилась на солнце, и Вадим воспрянул духом. Оставив Олега охранять олений зад, сам он обошёл кругом и пристроил ружьё к плечу. И надо же, язви тебя! Сглаз ли, порча… Акела промахнулся. Давно он так досадно не промахивался. Он, чувствующий курок как родной палец. Что теперь думать… Вадим глянул на часы. Полтора часа, как они оставили группу. Тридцать минут с поправкой ещё на пять, чтобы исправить положение. Минут пятнадцать на возвращение. Итого: два с лишним часа ихнего отсутствия. Ракетница молчит. Значит там… Спокойный ход? Пожалуй, что так. Об ином варианте развитий событий думать не хотелось.

— … На этот раз без сложностей. — продолжал чеканить слова Зорин (удивительно, ему удавалось, и думать отвлеченно, и вырабатывать дальнейшие тактические шаги). — Счас облюбуем место, схоронимся и будем тупо выжидать наудачу. Слышал о специфике снайпера?

— Я понял, о чём ты. — Олег кивнул. — И долго нам… в засаде?

— Да не… Полчасика отмерю, а там… Если уж не повезёт… Пообедаем тем, что осталось. Не беда, прорвёмся…

Широкий прогал меж дубами и вытоптанной травой, уходящей к березовому стланику, являл собой без сомнений кормовой интерес захожих косуль. Россыпь грузных желудей в калашном ряду деревьев и слева и справа привлекала заинтересованный нос животного. Здесь однозначно было кормовье. И именно в этих местах Вадиму дважды удавалось прижалеть пулей травоядно-жвачную дичь. Однако, сегодня не «тон». К тому же, трусливые косули никогда не заявляются дважды туда, где их пуганули ружьём. Но Вадим решил тупо ждать. На «авось», на «удачу», на «счастливый случай». Сия настырность быть может и не являлась его лучшим качеством, но всё же помогала иногда переломить тот или иной ход событий. Вадим называл это «взять судьбу на характер». Конечно так называемая «судьба» и не спешила промяться, однако случалось, снисходила до упрямца. Иногда. Теперь это «иногда» и требовалось Зорину. Всего один раз. Именно тогда, когда из рук вон плохо… Место наблюдения он выбрал более-менее подходящее: дистанцией в десять-двенадцать метров к вытоптанному краю дубовых рощиц. Там вырванные животными ветки свисали на лоскутах кожи, едва касаясь земли. Почти идеальное местечко. Казалось, стол накрыт, приходи оленчик, пользуйся тем, что надёргал предшественник. Тем не менее, Зорина смущал ветерок. Он изменил характер: дул теперь не всегда в лицо, а хулиганил, ёрничал… Заходил то с боку, а то и вовсе поддевал затылок. Шёл накатами, порывисто и с разных концов. Для оленевого носа, как бы охотник не прятался, достаточно вдохнуть… Плохо. Зорин вздохнул. Оставалось уповать, что резкий запах багульника, ветки которого Вадим навешал себе за воротник, перебьет, пересилит запах человека. Олега он разместил в четырёх метрах южнее от себя, с такой же гирляндой пахучего куста на плечах, что вызвало неудовольствие последнего. Мало, что сиди в засаде, так ещё нюхай этот дурман… Но Вадим успокоил: «так надо для дела», «закружится голова, сбросишь». Олег схоронился удачно, в низине: меж двух вразлётных стволов берёз. Ему-то что… можно стоять свободно в рост, а вот Вадиму тут не повезло. Голая площадка, без деревьев. Одни низкорослые кусты. И поэтому таиться надо в полусидящем положении. Ничего, потерпим… Конечно, можно сдать на полтора метра назад, за листвянку, но… Там и вид не тот, и шансы не те. Потерпим. Он взглянул на часы. Шла тринадцатая минута их засады. Ветер-предатель вроде как затих, но это ничего не значит. К кормовью никто не подходил и, надо полагать, следующие пятнадцать минут тоже будут пустыми. Хреновато… Придётся подъедать тушёнку. Выход не задался, это было ясно, но отчего-то уходить сразу не улыбалось. Хотелось дожать последние минутки, а там уж коли не судьба… По крайней мере, перед собой честно. Он давно смирился и с вонью багульника и с неудобным положением. В снайперах, помнится, ему приходилось сидеть часами и ничего… терпел. Стоп! Что-то изменилось в дубовой рощице! Тень ли пролегла, или, кажется, куст шевельнулся, или просто нервы от ожидания… Вадим аккуратно поднес к глазам бинокль. Нет, не нервы… Есть шевелёнка. А вот и осторожная косуличья морда. Мелко вздрагивающий нос. Тянущийся к оборванным веткам. Настороженный косой взгляд бокового зрения. Не бойся, родная! Тут никого нет… Вадим, не веря удаче, потянул, стягивая ружьё. Не торопиться! Главное: не торо… Он замер, боясь шумным дыханием навредить идиллии. Сознание померкло, уступая место заученным движениям рук. Лишь бы Олег не решил бы похвальнуться. Олег был отведён на добивающую роль и знал об этом, но случалось, парень тянул одеяло на себя. Лишь бы… Пристроенный к плечу приклад просил продолжать… Ствол медленно поехал в сторону цели. Пенёк мушки бесстрастно высматривал место на теле косули. «Какая-то худющая… Дитёныш, что ли…» — Мысли были обрывочны, и они не мешали действиям. К сожалению, косулька стояла не тем ракурсом, открывалась крохотная часть подбрюшья. Следовательно, увал будет не железный, но это лирика… Подранок далеко не убежит. Зорин начал мысленно отсчитывать с четырёх до нажатия на спуск. Указательный палец стал медленно проваливать курок. «Два… Один…» Ещё до того, как плечо ударила отдача, а уши прорезал знакомый хлопок, Зорин испугался. Он стрелял не в косулю. У дубов стоял солдат в «камуфляжке» и этим солдатом был БРАВИН. «Валька…» — успелось отчаянно подумать, прежде чем грохнул выстрел.

Оценочный умозрительный канал сознания выдал чёткий безаппеляционный ответ: ЭТОГО быть не может, потому что не может быть НИКОГДА. Его армейский побратим Валька погиб в январе 95-го и всё, что здесь происходит, лишь игра его воображения. Проекция застарелой боли, печали… Это кокон. Бездушная скорлупа мнимой плоти. Морок, одним словом. А он ведётся… Вадим, действительно, несмотря на прагматичность анализа, проникся суеверным ужасом. За выстрелом открылся вид. Сейчас место, где стоял кокон, пустовало. Косуля, если была настоящей, исчезла и того раньше. Дубы шелестели как обычно, накренивши сломанные ветки вниз. И рядом никого не было. Никого. Но что там… не так. ЧТО-ТО притягивало посмотреть…

Зорин нерешительной походкой двинулся туда, куда идти страшно не хотелось и одновременно болезненно тянуло посмотреть… «Не верить. Ничему не верить!» — Губы шептали слова словно мантру, а между тем крыса-паника подобралась к сердцу. Достаточно для того, чтобы почувствовать страх… «Не бояться! — Твердил себе Зорин. — Не бояться! — Приказывал себе. — Даже если увидишь… Это кокон. Запомни! Это фикция, мираж. Причём на голом месте мираж… Всё! Вдохнул-выдохнул!»

Последнее самоприказание он исполнил медленно с оттяжкой, вдохнув как можно глубже через нос и шумно выдохнув через рот. Внушил, что полегчало. Шагнул. Чтоб окончательно оказаться… на месте. Глаза, приготовившиеся увидеть нечто, неожиданно не обнаружили ничего. Мало того, следов пребывания животного, будь оно на самом деле, Вадим тоже не увидел, из чего тут же сделал вывод, что и косуля и Бравин родились из его потайного чемоданчика. Причём одно воображение сменило другое, почему бы такому не быть? Особенно если учесть, что здесь бывает всё. «Опять обманку словил!» — С небывалым облегчением подумал Вадим, и сразу же понял в чём суть облегчения. Ему не хотелось видеть, наблюдать Вальку, это было бы слишком. Это было ни к чему. И даже незадавшаяся охота стала отодвинувшимся пустяком. Незначащим. Относительно того, если б он близко увидел…

Удар пришёлся неожиданно и в яблочко. Глаза ещё не верили, опаздывали… но тело, как губка пропустило в себя ток ужас. Небольшой овражек, ямка или же приямок сразу за широким стволом дуба… шевелился. Конечно же, не сам по себе. В куче сухих веток и выжженных истлевших листьев агонизировал раненый в живот боец… Как и тогда, жилет-разгрузка был изгрызан пулей. Как и тогда пальцы умирающего царапали больное место, а сквозь них выпирала тёмная густая кровь. Зорин не шевелился. Сжавшийся в ступоре низ живота подал страх выше. К горлу… Не хватало слюны, чтобы сглотнуть. Не хватало лёгким силы выдохнуть воздух. А глаза… Забыли, что такое моргать. Вадим болезненно таращился на свой СТРАХ. Лица Вальки не было видно, он страдальчески елозил затылком, взрыхливая дно оврага, а его подбородок… Вернее, не подбородок, губы. Их Вадим видел хорошо: губы кривились в бесконечной боли. Головной убор солдата сполз на лицо и закрывал черты лица, но Зорин твердо верил: это Валёк. Вал… Как и тогда, как и в 95-м, шок Вадима отпустил, но превратился в лихорадочное беспокойное дерганье. Ступни оторвались, плечи заходили, руки… Суетливо и бесполезно потянулись к пострадавшему другу. Вадим отбросил сковавшее его ружьё и кошкой подобрался к распластанному товарищу.

— Ща, Валёк, ща… Ты потерпи, я помогу. Ща…

Как и тогда он успокаивал. Странно, помрачнённое мороком сознание все ж оценивало картину верно: то не друг его, нет… Но поддавшись нахлынувшим эмоциям, Вадим пошёл на поводу, возможно… Не возможно а, даже желая переиграть в азарте свершившийся когда-то факт. Что-то щемящее надсадное заколотилось в душе, захотелось совершить невозможное. В тех рамках, что дозволено совершаться здесь, в НЕВОЗМОЖНОМ. Руки, наконец, дотронулись, до бьющегося в конвульсии, тела. И тут наваждение схлынуло. Тело не было ни тёплым, ни холодным. Сама кожа объекта была ничем. Складки одежды не выражались. Объект попросту не трогался. Не осязался, как должно тому. Руки, по ощущениям, гладили плотно сбитый сгусток воздуха. Вадим вспомнил, как в своём портале, он попытался пройти, минуя дверь и… Можно сказать, ударился о такой вот сгусток. Как о стену.