Морока (сборник)

СЕДЬМАЯ ГЛАВА,

следующая непосредственно за шестой.

В ГОРОДЕ.

С утра город представлял необычайное зрелище: улицы были заполнены народом, так что на тротуарах становилось тесно. Газеты, особенно то, которые больше всего интересовались приездом большевиков, раскупались нарасхват и чуть не с бою. На всех перекрестках возникали митинги: ораторы правых партий призывали к расправе с большевиками, проповедники говорили о наступлении обещанных писанием сроков и тщетно молили о покаянии, фокусники показывали самые невозможные сальто-мортале – и полиция не могла ввести все эти, дозволенные законом развлечения – в дозволенные законом же рамки. На самой большой площади выступал молодой оратор левого крыла рабочей партии – Джон Робертс – он явился прямо с завода, не переодевшись, и его речь о социальной революции произвела на слушателей огромное впечатление, так что возбужденная толпа чуть не побила полицейских, просивших перенести митинг в закрытое помещение. Перед зданием американского посольства, где по слухам скрывались переодетые американцами большевики, была устроена сочувственная демонстрация; когда же к демонстрантам вышел представитель заатлантической республики с благодарственной за приветствия речью – в него полетели гнилые яблоки и комья грязи, и достойному американцу пришлось спасаться бегством.

– Русские большевики! – передавалось из конца в конец… но русские большевики тщательно скрывались, и красивейшие дамы города напрасно вышли на улицу в лучших своих нарядах: они все равно нигде не встретились со столь неожиданными и интересными гостями,

МИСТЕР БЕБЕШ И МИСТЕР УНДЕРГЕМ.

Мистер Бебеш с утра заметил только одно: понижение курсов. Мистер Бебеш отдал приказ: скупить то количество акций, которое продано было вчера – и в результате у мистера Бебеша оказалось большое количество золота и бриллиантов совершенно даром. Кроме того, крупные суммы денег переведены были мистером Бебешем на заграничные банки тех государств, внутреннее положение которых не возбуждало опасений. Мистер Бебеш был спокоен, тем более, что мистрисс Бебеш спала всю ночь спокойно – даже слишком спокойно.

В десять часов звонил Ундергем. Мистер Бебеш сказал, что меры приняты, но дольше бороться даже у него, мистера Бебеша, нет сил: курсы падают катастрофически – и советовал выжидать.

Но мистер Ундергем выжидать не мог. Срок – в час дня. До часу дня – или деньги или полное разорение. По-видимому, надо было готовиться ко второму: мистер Ундергем собрал в течение трех часов все свои ценности, получил заграничный паспорт и выехал из города. Погнавшиеся за ним кредиторы увидели только хвост удалявшегося парохода…

А в два часа дня весь город говорил о крахе крупнейшей фирмы «Ундергем и К°» и закрытии на неопределенный срок металлургического завода, на котором было занято до ста тысяч рабочих.

Разговоры эти сопровождались небывалой паникой на бирже, еще большим повышением золота и цен на продовольствие, а у сберегательных касс стояли длиннейшие хвосты – и так как в два часа операции по выдаче денег прекращались, то некоторые из этих касс были разгромлены толпой, не нашедшей при этом в несгораемых шкафах ни одного шиллинга.

НА ЗАВОДЕ.

В три часа дня депутат Дюревиль вызван на завод.

– Ваше присутствие крайне необходимо.

Депутат Дюревиль сказал секретарю редакции Кэт Упстон:

– Дожидайтесь моего возвращения.

Автомобиль быстро примчал Дюревиля к заводу:

– Поскорее, поскорее, вас ждут!

Привычной походкой опытного оратора Дюревиль проходит через толпу. Тысячи глаз – черные, серые, голубые смотрят на Дюревиля. Тысячи глаз, в которых и горечь, и надежда, и озлобление, и ненависть. Эти глаза пронизывают насквозь, эти глаза впиваются в Дюревиля…

– Дюревиль… Дюревиль…

– Товарищи!

И опять Дюревиль чувствует на себе глаза. Без этих впивающихся в него глаз Дюревиль не смог бы сказать ни слова.

– Дюревиль… Дюревиль…

Но речь Дюревиля вызывает, недоумение:

– Организованность… Спайка… Дисциплина… Глаза – тысячи глаз, вспыхивают негодованием. Глаза – тысячи глаз, выражают нетерпение. Слово берет Джон Робертс – рабочий того же завода.

– Довольно! Мы не позволим, чтобы нас выбрасывали на улицу, как собак. Не позволим!

Натрибуне снова Дюревиль.

– Партия обсудит вопрос о всеобщей забастовке!

Но сепаратные выступления…

– Внимание… Внимание…

– Партия примет все необходимые меры! Если надо будет…

Дюревиль не договорил: крики, аплодисменты.

Джон Робертс снова на трибуне:

– Победа или смерть!

– Победа! Победа!

Старый рабочий, стоявший в первых рядах, заявил: – Мы хотим видеть русских товарищей!

– Русские!.. Русские!.. – пронеслось по залу. Задние взбирались на плечи передних – чтобы увидеть русских товарищей.

– Это ложь буржуазной печали! Русские к нам не приезжали!

Но никто не поверил. Шёпотом передавали:

– Еще не время…

Рабочие хорошо знали, зачем приехали русские товарищи!

– Товарищи! – сказал в заключение Дюревиль – предлагаю вынести резолюцию протеста против закона о высылке русских… Приветствие русскому пролетариату…

Резолюция принимается единогласно. Гражданин Дюревиль возвращается домой.

Но ни Кэт Упстон, ни русского мальчика в редакции не оказалось, и никто не мог сказать, когда и куда они исчезли.

ВОСЬМАЯ ГЛАВА,

в которой читателю становится известным о покушении на жизнь мистера Бебеш.

ПОЖАР У МИСТЕРА БЕБЕШ.

В восемь часов вечера мистрисс Бебеш почувствовала озноб и усталость – озноб и усталость чувствовала мистрисс Бебеш раз десять в течение дня – и вздумала прилечь на электрическую кровать, которая так превосходно действовала ночью. При помощи горничной она повернула выключатель. Электрическая теплота расползлась по сетке – электрическая теплота стала согревать постель. Мистрисс Бебеш требовала:

– Еще! Еще! Холодная!..

Стрелки мистрисс Бебеш показывали секунды:

– Еще!.. Еще!..

Кровать нагревалась все больше и больше. Наконец…

Но разве мы можем описать отчаяние мистрисс Бебеш – бедной мистрисс Бебеш, при виде воспламенившейся кровати! Горничная одна и горничная другая и третья горничная перенесли ее маленькое тело в место, достаточно удаленное от горящих кружев ее, мистрисс Бебеш, спальни.

Через полчаса весь город знал о новой козни большевиков:

– О покушении на жизнь мистера Бебеша!

«Отечество в опасности»! – писала вечерняя газета, субсидируемая мистером Бебешем: – «если не будут приняты самые крайние меры, цвету нашей нации грозит гибель от руки злостных бандитов»…

Далее следовало описание заслуг мистера Бебеша, восхвалялись качества выпускаемых его предприятиями товаров и сообщались курсы акций тех обществ, во главе которых стоял мистер Бебеш. Курсы эти стояли все-таки не особенно высоко, хотя и несколько выше государственных фондов.