Мороженое со вкусом чили

— Я уехал из этого дома, потому что ты превратил его в бордель. Я исчез из твоей жизни, потому что деньги и власть застилали глаза. Мне жаль, что ты забыл о матери и настоящей любви, кувыркаясь с бабами после ее смерти, — сплюнув, Громов развернулся, хлопнул дяде по плечу, сделал шаг к выходу и замер. На его печальном лице взыграла улыбка. Он смотрел на меня, затем протянул руку и подозвал к себе.

Я неуверенно вышла из укрытия, опустив виновато голову, словно нашкодившая собака. Он приподнял мое лицо за подбородок, счастливо улыбаясь, потом опустил руку на талию, приобнял и обернулся к отцу.

— Она моя невеста.

Я смотрела на его профиль лица с замиранием сердца внутри. В животе разливалось тепло. Он не обманул. Вся правда вскрылась. Мы сможем быть счастливы.

— Я пришлю тебе приглашение на свадьбу, когда придет время, а уж принимать его или нет — твое дело. Уж за что я благодарен твоей "жене", — сделал кавычки пальцами, — за то, что она отправила меня сюда учиться и я нашел ту, кого люблю больше жизни. Она всегда будет моим единственным сердцем после мамы.

Макс взял меня за руку и переплел наши пальцы.

— Пойдем, моя девочка, — ласково прошептал он мне на ухо, целуя в висок. — Отметим твой день рождение как следует.

Мы в последний раз взглянули на всю компанию и последовали к выходу. Фролов вышел первым. Кира сидела на полу у стены и горько плакала, будто поняла, что сама попала в собственный капкан. А у меня порхали бабочки в животе от его слов. От того, как он отстоял себя и сказал самое невероятное, чего хотела бы услышать каждая девушка.

— Вот вы где, — запыхавшись, на горизонте появилась Покровская. Она держалась за живот, как будто бежала марафон на каблуках.

— Мы уходим, — Игорь прошел мимо нее к главному входу и не обернулся.

— Почему? Что произошло? — идя рядом с нами, она явно не понимала происходящего и с опаской смотрела по сторонам.

— Высоцкая к нему приставала, — поморщилась, сжав руку Громова сильнее. — Он записал ее признание и вывалил доказательства отцу Макса.

— Да ладно? Я так и думала, что она шалава! — воскликнула. — Прости, Макс. Я сказала правду.

— Согласен, — усмехнулся. — А теперь, давайте убираться отсюда подальше.

Остановившись на стоянке, где находились машины, мы ждали, когда припаркуют его джип. Фролов курил, смотря вдаль. Из поворота появились полицейские в форме, а двое из них шли целенаправленно к нам.

— Добрый вечер, — кивнул один.

Я узнала их. Детективы, расследующие дело Вики. Что они тут забыли?

— Вы? — приподняв бровь, Громов поднял голову выше и смотрел на них свысока.

Не обращая никакого внимания на нас, он подошёл прямо к Игорю.

— Фролов Игорь Алексеевич, — серьезно обратился к нему, — вы задерживаетесь по подозрению в нападении на Покровскую Викторию Дмитриевну и Калинину Еву Олеговну.

— Что?! Вы в своем уме?! — возмутилась я.

— Гражданка, не мешайте. Все вопросы задавайте в участке, — неожиданно ворвался в разговор второй.

— На каком основании его задерживают?

— Улики.

Мы смотрели, как нашего друга скручивают, прижав лицом к капоту и надевают стальные наручники, затем хватают за пиджак и усаживают грубо в машину на заднее сиденье. Он не сопротивлялся. Ничего не говорил. Один кинутый взгляд через стекло, убивающий и умоляющий одновременно. Машина полицейских отъехала и следом появился джип Макса.

— В участок. Быстро, — гаркнул он, набирая по мобильному номер. — Дядя, у нас проблема. Нужна помощь. Поезжай в районный участок. Увидимся там.

— Это что вообще сейчас было?! — ошарашенно выдавила из себя Вика, поспешно усаживаясь в машину. — Я не верю…Нет…

— Никто не верит, — прошептала, чувствуя, как сердце бешено колотится.

Неужели Фролов способен на такое?

***

Мы сидели в участке около двух часов. Ждали адвоката, взявшегося за дело и освобождение Фролова. Он беседовал в кабинете, пока длилось томительное ожидание. Противный звук настенных часов нервировал больше, чем гул полицейских. Вика приняла стакан кофе и дёргала ногой. Бледное измученное лицо, опустившиеся поникшие плечи. Она крутила браслет на руке и постукивала каблуком, иногда посматривая на время. Я ходила туда-сюда по маленькому участку комнаты ожидания меж стоявших стульев.

— Максим?

Громов встрепенулся и быстрым шагом подошёл к приближающейся фигуре. Я остановилась. Перед нами стоял его дядя. Он успел переодеться в поло и джинсы. Темные волосы зачесаны назад, а карие глаза исследовали присутствующих. В руках держал кожаный коричневый дипломат.

— Дядя, — обратился к нему. — Ты что-нибудь выяснил?

— Давайте дождемся адвоката. Я переговорю с ним и после обсудим все детали произошедшего, — по-деловому изъяснил он, посмотрел на наручные часы и спросил: — Сколько они уже беседуют?

— Пару часов.

— Плохо дело. Так, ждите здесь, я пойду выясню в чем дело.

Он ушел. Тревога накалялась. Мне стало неспокойно после его слов. Я перевела взгляд на подругу. Покровская сидела с закрытыми глазами, запустив пальцы в волосы.

— Почему они сказали, что улики указывают на него? — шептала она одними губами, но сквозь шум слова слышны будто через рупор.

— Не знаю. Они же замяли это дело. У них ничего не было.

В участок с воплями зашла женщина, а следом мужчина.

— Где наша дочь? — парировала прибывшая. Мы обернулись. У Вики округлились глаза.

— Мама?

— Ох, милая, — она кинулась к дочери, вытянув руки. — Мы приехали, как только смогли.

Покровская отпрянула от собственной матери и прижалась ко мне. Отвела взгляд и посмотрела на отца.

— Вас не было больше месяца, а теперь ты строишь из себя заботливую мать? — усмехнулась и сложила руки на груди.

— У нас была командировка, — возмутилась ее мать. — Ты прекрасно это знала. Егор! — грозно позвала своего мужа.

— Мне плевать на ваши оправдания. Сначала ты выкидываешь меня из дома как ненужную вещь, потом уезжаешь в командировку на пару месяцев, даже когда я была в больнице, а затем заявляешься как ни в чем не бывало в участок и думаешь, что я кинусь тебе в объятия? Серьезно? — взволнованно дыша, Покровская сжала пальцы в кулаки, сдерживая себя из последних сил.

— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! — рявкнула и схватила дочь за плечо. — Живо, домой. Я запрещаю тебе общаться с ними. Что о тебе подумают, а? Что подумают о нас?