Морская сила(Гангутское сражение)

Все эти мысли, одна за другой, возникали в созна­нии Апраксина, и все размышления, сводились к то­му, что далековато до контр-адмирала Петра Михай­лова, а без совета с ним не обойтись.

Не откладывая начал излагать свои соображения. Перво-наперво напомнил прежний довод — «пройти да Абова близь берегов ни по которому образу немоч-но, разве велишь итти самым морем мимо всей линии неприятельской; того, ежели тихой погоды не будет, учинить не чаем». И снова пытался уцепиться за «со­юзника», — «ежели возможно призвать датчан, хотя бы не за малые деньги, то б истинно флот неприятель­ский весьма пропасть мог», и последняя надежда на самих себя: «а ежели сего сделать неможно, то не из­волите ли с своим флотом приблизиться к нам… к то­му б времени все мы близь неприятеля во всякой го­товности встали за малую милю и через Божию помощь надеяться мочно неприятелю убыток учинить и флоту российскому получить славу…».

Не откладывая до утра, генерал-адмирал снарядил бригантину и отправил донесение «царскому величе­ству» в Ревель…

А там, определив на случай боя с неприятелем ли­нию баталии, Петр принялся за корабли-«приемы­ши». Из Кроншлота подвозили для них пушки и при­пасы, собирали в Петербурге по верфям знающих ма­тросов и крепких здоровьем молодых солдат.

Для обустройства «приемышей» Петр задейство­вал Наума Сенявина и молодого лейтенанта Конона Зотова.

Зотов не так давно привел в Ревель из Пярну куп­ленный Салтыковым 50-пушечный корабль «Перл», построенный в Англии. Его привел в Пярну англий­ский капитан еще глубокой осенью, но ледяной пан­цирь уже сковал Финский залив. Чтобы не держать англичан, Петр отправил Конона принять у них «Перл».

— Гляди, сей жемчуг обследуй добротно, тебе ве­домы аглицкие проделки, ты един у нас по-свойски общаешься с ними.

С Кононом Зотовым у царя давно сложились доб­ропорядочные отношения.

Его отца, своего первого наставника в детстве, дья­ка Никиту Зотова, царь сделал главным фискалом, возвел в графское достоинство, но не только это сбли­зило бывшего дьяка и царя.

С юных лет привилось Петру страстное влечение к Бахусу. В этом деле Никита Зотов четверть века со­ставлял ему компанию. Ныне во «всепьянейшем си­ноде» царь числился «протодиаконом», а Никита был «всепьянейшим патриархом».

Многое дозволяется по «пьяной лавочке», но в об­ращении с царем никто, кроме Никиты Зотова, не позволял себе лишнего. Безотчетно, душевно рас­полагался царь к Никите и перенес свои симпатии на его детей.

За казенный счет отправил учиться уму-разуму за границу трех сыновей Никиты — Василия, Ивана и Конона. Первыми отправились за рубеж старшие братья, преуспели в науках. Иван в совершенстве ов­ладел французским языком, изучил быт французов, ездил в Париж с посольством Андрея Матвеева. Бри­гадиру Василию царь доверял важное дело. Младше­го, Конона, 14-ти лет от роду, царь отправил в Англию обучаться морскому делу за казенный счет.

Прикоснувшись к морской стезе, за три года Ко-нон «прикипел» к морю и запросил разрешения у от­ца остаться в английском флоте, дабы в совершенстве овладеть сложной наукой и практикой в мореходстве.

Прочитав письмо Конона, царь восхищенно произ­нес:

— Первого охотника зрю, который по доброй воле на любое мое дело морское просится.

Тут же были наполнены кубки венгерским, и Петр выпил за здоровье первого охотника. Восемь лет осва­ивал это дело Конон на английском и голландском флоте, встречался не раз с Федором Салтыковым, по­могал ему. На десяток лет моложе Наума Сенявина, он действовал теперь с ним рука об руку…

Получив депешу от Апраксина, царь немедля со­брал консилиум флагманов и капитанов.

Расхаживая по каюте, контр-адмирал Петр Ми­хайлов рассуждал вслух:

— В первой стычке Лилье хвост показал. — Петр ухмыльнулся, сдвинул брови. — Ныне эстафета полу­чена генерал-адмирала. На Гангуте адмирал Ватранг крепко уперся. Сие вам ведомо, полторы дюжины ко­раблей линейных да фрегаты и шхерботы.

Петр остановился, взглядом окинул собравшихся:

— Генерал-адмирал сетует, что без флота кора­бельного ему не пройти с галерами, потому пытает на­перво устроить диверсию нашим флотом корабель­ным супротив шведов у Гангута. Кое мнение господ флагманов и капитанов?

В каюте воцарилась тишина, а Петр, усмехаясь, кивнул Шелтингу: «Начинай, мол».

Почин значит многое. Казалось, Шелтинг, кото­рый еще в прошлую кампанию упрекал в трусости Крюйса, выскажется за то, чтобы «азардировать»…

— Господин контр-адмирал знает, что половина наших кораблей годится только едва пройти под па­русами. Нет пушек, нет ядер, нет пороха, нет канони­ров. — Шелтинг бросил взгляд на притихших капита­нов. — Другая часть капитанов не всегда смыслит сигналы флагмана.

Только накануне Петр выводил корабли из бухты, пробовал начать осмысленные маневры, но большая часть капитанов действовали неумело. Как понял царь, на кораблях долго мешкали из-за плохого зна­ния капитанами русского языка. То, что сходило с рук в обычном походе, в бою приведет к поражению.

— Потому, — заключил Шелтинг, — считаю прежде времени совершать диверсию против непри­ятеля, который столетия плавает по морям.

Петр молча, взглядом, поднял сначала Сиверса, потом каждого капитана. Все они в той или иной ма­нере соглашались с мнением капитан-командора Шелтинга.

Последним встал лейтенант Конон Зотов:

— По уставу флота аглицкого, азардировать под парусами супротив эскадры на якорях есть превос­ходство. Но то касаемо сил равных. У нас же скудно и в людях, и в пушках, — Конон развел руками, — по­тому смысла нет, погубим дело.

«Знатно рассуждает», — подумал Петр и кивнул секретарю Макарову:

— Сие внеси в протокол. Диверсия невозможна.

Петр отыскал глазами в углу, на конторке, потух­шую трубку, вышел на балкон, выколотил, набил та­баком и закурил. В каюте капитаны задвигали прине­сенными стульями, заскрипели на диване, начали пе­решептываться, но царь, видимо, еще не все выска­зал. Раскурив трубку, он вновь заговорил:

— Другую стезю советует генерал-адмирал. На­шему флоту парусному обойти шведа морем, податься к Твермине и стать покуда на якорь. Прикрыть наши галеры от шведов. У них-то сила в пушках, А ну, как навалятся на наши галеры бомбами, пожгут флот.

Затянувшись, Петр выдохнул, клубы дыма потя­нуло в распахнутую балконную дверь.

— Еще Федор Матвеевич мыслит, как бы нашему флоту парусному навалиться на шведа с моря и враз ударить галерами от шхер и сцепиться на абордаж. Сие толково, но прежде времени. Поелико фарватеры с моря в тех местах нам не ведомы. — Петр в упор по­смотрел на Питера Сиверса. — Посему, командор, те­бе задача. Сей же день отбери штурманов, завтра бери бригантину и айда к Порккала-уду35 , а оттель в Твер­мине, к генерал-адмиралу. Промерь там подходы и места для якорного стояния эскадры. Не мешкай, лето на убыль пошло.

Отправив Сиверса, царь послал с ним письмо Ап­раксину. Соглашаясь с доводами генерал-адмирала, Петр строго наказал «не итти дальше Твермина или Гангута, покуда не прояснятся замыслы шведов».

Сообщая о консилиуме и его однозначном реше­нии, Петр разделил взгляды Апраксина на совмест­ный удар по эскадре Ватранга. Но «не зная броду, не суйся в воду». Потому-то и отправился к нему Си­вере. Ежели глубины позволят, и парусная эскадра пройдет к Твермине «когда случимся все вместе, тог­да или тихим ветром, или в самую тишь можем букси-