Морские были

Альбанов был средоточием силы воли в отряде. Эту силу укрепляло сознание ответственности за людей, с которыми он шел. И тревога за оставшихся на "Св. Анне". Быть может, спасательная экспедиция еще успеет пробиться к тому ледяному полю? Кроме всего, он нес для русской науки весть о том, что земель Петерманна и короля Оскара не существует. Эту весть он обязательно должен был донести, как и сведения о глубинах в центральном Полярном бассейне, там, где до "Св. Анны" никто еще не бывал. А разве сообщение о дрейфе корабля от берегов Ямала к полюсу не будет поразительной новостью для ученых? У штурмана было много причин, поднимавших его на подвиг...

Теперь, когда отряд покидал стоянку на мысе Мэри Хармсворт, Альбанова особенно тревожило моральное и физическое состояние матросов. Он дал им возможность отдохнуть, собраться с силами для дальнейшей дороги. Но некоторых из матросов этот отдых скорее размагнитил. Они даже избегали разговоров о продолжении похода.

На общем совете было решено разделить отряд на две группы, каждая из пяти человек. Одна группа должна была идти вдоль берега на двух оставшихся каяках, с грузом, а другая - двигаться на юг по леднику, налегке.

Вскоре в пути заболел матрос Архиереев. Он поминутно отставал, жаловался на боль в глазах и в груди, затем лег на землю и сказал товарищам, чтобы его оставили одного. Спутники уселись рядом с больным на камень и в молчании просидели всю ночь. Утром Архиереев умер.

Состав групп Альбанову пришлось переменить. На каяки взяли трех больных из берегового отряда - Луняева, Шпаковского и Нильсена. Они уже не могли идти, - цинга окончательно обессилила этих людей. Теперь по берегу пошли матросы Максимов, Регальд, Смиренников и Губанов... Штурман указал время и место встречи, отдал винтовку с патронами и поровну разделил остатки провизии... Старший в береговой группе, Максимов, заверял командира, что придет в установленное место даже раньше, чем туда доберутся каяки. Но Альбанов невольно задумался, слушая матроса: в этом человеке не чувствовалось той решимости, что одолевает все трудности на пути к цели.

Ослабление воли - страшная болезнь. Альбанов наблюдал ее и во время зимовки и на этой ледяной дороге. Теперь он понимал отчетливо и ясно, что воля к жизни в любых испытаниях может творить чудеса. Однако он не знал, как поддержать в своих товарищах этот живой огонек. Он уверял их, что мыс Флора совсем близко, что осталось сделать последние усилия, и все будут спасены. Люди слушали его и молчали. С тяжелым сердцем простился он с ними...

На мысе Гранта, где была назначена встреча, береговой группы не оказалось. Пришлось вытащить на берег каяки и ждать. Вскоре завыла метель. Кое-как прикрывшись ветхим парусом, прижавшись друг к другу, люди долгие часы сидели неподвижно. Прошли сутки. Метель улеглась. А береговая группа все не появлялась. Вместе с Луняевым Альбанов выходил навстречу отряду Максимова. Но долгие поиски были напрасны.

Положение с каждым часом становилось все более трагичным. Нильсен уже не мог ходить, Шпаковский едва передвигался. У сдержанного, очень терпеливого Луняева временами вырывался крик, - вот уже сколько времени у него болели ноги... Все понимали, что задерживаться здесь, на мысе Гранта, нельзя.

И группа двинулась дальше, к острову Белль. Нильсен уже не мог и сидеть, - он лежал в каяке. Альбанов решил остановиться у обширного ледяною припая, чтобы дать людям отдых. Здесь их вторично застигла метель. А через несколько часов, когда погода прояснилась, все увидели, что льдина отошла от острова на целые десять миль.

Только к вечеру штурман и его спутники смогли высадиться на остров. Нильсен попытался подняться, сделал шаг вперед и упал. Бормоча какие-то непонятные слова, он стал взбираться по откосу на четвереньках. Его подняли и уложили на брезент. Матрос затих и, казалось, уснул. Ночью он умер.

Странное чувство испытывал Альбанов, стоя у свежей могилы, сложенной из груды камней. Это было чувство, похожее на обиду. Ему казалось, что Нильсен, датский моряк, служивший на русском корабле, просто не пожелал дальше идти. Что-то угасло в нем еще до смерти. Это была воля к жизни. Она надломилась в Нильсене в дороге и умерла... А человек без этой воли даже при жизни мертв...

Четыре человека осталось в отряде на пустынном скалистом острове Белль: Луняев, Шпаковский, Конрад и сам командир. Расстояние в двенадцать миль отделяло теперь их от мыса Флоры. Нужно было торопиться, - Шпаковский, как недавно Нильсен, стал заговариваться и почти не мог уже ходить.

Как только выдалась теплая погода, отряд отправился в путь.

На каяках разместились по два человека: Луняев со Шпаковским, Альбанов с матросом Конрадом. Лодка Луняева была большей, он взял и большее количество груза.

За все время скитаний в арктических широтах Альбанов и его спутники не помнили такого затишья. Каяки легко скользили по гладкой недвижимой воде, и путешественники уже радовались небывало удачному переходу... Они находились на середине пролива, когда внезапно повеял и сразу же сорвался гремящим шквалом пронзительный норд-ост. Альбанов видел, как меж ломающихся льдин, высоко взлетая на зыби, каяк Луняева понесся в открытое море. В последний раз Альбанов и Конрад видели двух своих спутников...

Густой клочковатый туман навис над проливом и опустился завесой меж двумя малыми судами.

– Нет, мы не выгребем к берегу, - в отчаянии прокричал Конрад. Конец...

– Значит, нам нужно найти большую льдину и переждать шторм на ней, ответил Альбанов.

– Да ведь они же разбиваются на зыби вдребезги!..

– Это единственный выход, Александр!.. Высматривай айсберг - на нем и зыбь не страшна, и ледяные поля... Только взобраться бы...

Еще засветло Альбанов приметил у берега и на течении с десяток ледяных обломков, возвышавшихся над водой метра на два-три. На такой айсберг решил высадиться штурман. А что если зыбь швырнет каяк на острый угол льдины, и они не успеют отгрести, удержаться на волне? Это будет неизбежная гибель. Но пусть даже успеют они выбраться на айсберг, - что можно предпринять без каяка? Нет, каяк надо спасти.

– Вспомни-ка, Саша, сколько раз выручала нас наша решимость!
– уверенно говорил Альбанов.

В сером густом тумане, среди поминутно сталкивающихся льдов, они отыскали невысокий айсберг. Им удалось взобраться на верхнюю, узкую площадку льдины и втащить каяк.

– Нам только в цирке работать бы, Саша, - смеялся Альбанов, стуча зубами.
– Два раза я в воду окунулся с головой, а все же выбрался... Будем жить!

Конрад тоже промок до нитки: на размытом подножии айсберга его окатила высокая волна.

– Что же дальше будем делать?
– спросил матрос, стараясь укрыться от пронизывающего ветра.
– К утру, мы, пожалуй, примерзнем к этому льду...

– Дальше мы будем... спать, - ответил штурман.
– Парусом и всем тряпьем укроемся, прижмемся друг к другу покрепче, и спать. Утро вечера мудренее...

...Сквозь лихорадочный сон, сквозь тяжкую, зябкую дремоту Альбанов расслышал громкий треск. Какая-то сила рванула их с места, подбросила и швырнула в морскую пучину.

Альбанов успел подумать, что их айсберг столкнулся с другим или налетел на подводную скалу. Сознавая, что это гибель, моряк вдруг испытал надрывное чувство тоски от того, что не принесет он в далекий Архангельск и в столицу сведений ни о "Св. Анне", ни о своем отряде, ни о "землях", выдуманных австрийскими странниками, ни о наблюдениях, проведенных вблизи полюса...