Морские небылицы восьмидесятых, или «Антилопа»

– Во даёт курсант! – завистливо давит бас. – Небось сестричка полную твою дезинфекцию провела.

– А то как же? – радуется приятному воспоминанию баритон. – И внешнюю, и внутреннюю, чистейшим медицинским.

– И что, с собой-то ничего не дала? – скрипит заискивающе.

– Нет, – хохочет товарищ, – только на ход ноги, под утро.

– Да шут с ней, с твоей ногой, – морщится белокурый, – ты лучше про старуху скажи, что там с графиком-то?

– Полундра, мужики, – в полуоткрытой двери неожиданно появляется и тут же исчезает чья-то голова, – Лариска вышла на тропу войны.

– Это он о чём? – невольно поддаваясь всеобщему волнению, оживает нахимовец.

– О-о-о! Пионерия флота Российского очухалась, – смеётся баритон. – Не дрейфь, Питония, прорвёмся.

– Да сколько можно не прорываться, – опасливо оглядываясь на дверь, суетливо вскакивает на своей койке блондин, продевая худые босые ноги в шлёпанцы. – Дали б лучше спокойно поспать, и всё.

– А что всё-таки стряслось-то? – с трудом приподнимается на локте, оглядываясь назад, молодой, самый младший из присутствующих.

– Да ничего особливого, – с сарказмом выдаёт всезнающий парень у окна. – Просто сегодня на этаже вне плана дежурит хромая Лариска.

– И что? – дивится нахимовец.

– Она, как никто другой, – поясняет бас, – страшно больно делает уколы. Даже мне с трудом удаётся удержаться от стона.

– В общем, всадит иглу, – хохочет баритон, – по самые гланды – мало не покажется!

– Бр-р, – невольно ёжится белокурый. – В общем, так – меня тут нет.

– Да куда ты с подводной лодки денешься?

– Куда-нибудь, – парирует. – В туалет, на процедуры, к врачам, на ВВК… Куда угодно. Скажите, что выписали его, меня то есть.

– Так, мальчики, – неожиданно в комнату врывается безликий хмурый, но, кажется, знакомый голос в настежь распахивающую дверь, – всем живо на животы, кальсоны до колен. – На пороге стоит невысокая, слегка полная женщина неопределённого возраста. – Ягодицы расслабить.

– Есть, товарищ комендант, – услужливо отзывается скрипучий, и три соседних с нахимовцем койки обречённо дружно, в такт его голосу, скрипят пружинами под поворачивающими телами их обитателей.

– О, здравствуйте, уважаемая Ларочка, – останавливая всевозрастающую лавину отчуждения, ненависти, разливается по палате радостный, ещё пока срывающийся на детский мальчишеский альт голосок. – Это же вы, я вас узнал! Спасибо вам огромное за тот спасительный укол, мне от него сразу стало намного лучше.

– А-а-а, малой, – неожиданно дрогнула в ответ неказисто-безликая, неопределённого возраста масса. – Так это ты?.. – запнулась. – Не больно было?

– Что вы? – смеётся питон-воспитанник. – Ничуть! У вас такая лёгкая волшебная рука.

– Так уж волшебная? – смущается. – Ну, давай, что ли, с тебя и начнём.

– Охотно, – отзывает тот, проворно разворачиваясь на своей неубиваемой железной госпитальной койке-кровати.

…Спустя десять минут в небольшом три на пять метра госпитальной комнате-палате на третьем этаже старинного девятнадцатого века постройки особняка с видом на весёлую Фонтанку, после ухода самой загадочной медсестры госпиталя воцаряется странная благостная тишина.

– Послушайте, – первым прерывает молчание бас, – а она-то, кажется, вовсе даже и ничего.

– Пожалуй, – растерянно подхватывает баритон. – И улыбка у неё красивая, чистая.

– И уколы делает, как никто, приятно, – удивляется белокурый.

– Я же говорил, – кивает довольный питон-воспитанник.

– И что интересно, – мечтательно скрипит немолодой, – она совсем даже и не старая…

Город-герой Ленинград, особняк княгини Шаховой на Фонтанке, третий этаж, второе инфекционное отделение, палата номер одиннадцать.

Всё ещё первое сентября 1980 года.

Почти вечер.

29.12.2021–2023

Страница третья Лучше ошибочно поверить, чем напрасно обвинить

Всё ещё начало восьмидесятых.

Год спустя после выпускных торжеств и распределения нахимовцев по высшим военно-морским заведениям во все, как водится со времён Петра Великого, уголки нашей поистине самой замечательной «великой и необъятной».

Лето.

Учебная войсковая часть, проще – учебка, где наши первокурсники, в том числе и вчерашние выпускники-нахимовцы, как обычные восемнадцатилетние моряки-первогодки, проходят свою первую курсантскую практику, постигая азы морской службы перед тем, как отправиться матросами в своё самостоятельное плавание в открытом море, океане.

…Такой колоссальной физической нагрузки на молодой неокрепший организм никто из нас ещё ни разу в жизни не испытывал и, естественно, не ожидал. В результате чего уже к концу первой недели пребывания здесь практически у всех взятые с собой финансовые запасы чудесным образом растворились в местном «чипке» (матросской чайной), вид которой теперь, спустя почти месяц, вызывал лишь грустное урчание в их… наших животах.

Почему грустное?

Так ведь кушать хочется растущему организму, а положенной по норме еды в столовой, на свежем воздухе, просто не хватает, вот денег и нет – финансы поют романсы! – кто мог подумать, что на практике, вдали от привычных мест цивилизации, они летят, словно вода сквозь песок.

И пополнить запасы – попросить у родителей, например! – практически невозможно: ни электронных карт, ни банкоматов, ни гаджетов просто нет, для перевода денег по почте сюда, в тмутаракань, требуется много времени. Сколько? Почти вечность, дней десять – пятнадцать!

В общем, дорога за покупками в буфет учебки нам до конца практики заказан, во всяком случае по собственной воле, а не в качестве какого-нибудь дежурного по буфету, либо грузчиком и вестовым.

Впрочем, как выясняется, всем, да не всем…

– В-ва-ди-ик?

– Ты-ы? – почему-то прячет глаза упитанный курсант с аккуратно причёсанными назад жирными смолянистыми волосами с модным пробором сбоку. – А ты, – растерянно цедит, – как тут оказался?

– Меня в чипок старшина определил, машину с ребятами разгружать отправил, – так же растерянно роняет слова помятый, запаренный работой другой, худой с неуклюже выбивающейся из-под рабочего берета непослушной чёлкой.