Морской демон

Он пожал плечами.

— Хорошо.

— Ладно. — Она немного подождала, но он так и не сообразил, что сказать. — Ты можешь лечь здесь, на диване. А я пойду скажу Нику спокойной ночи.

Под дверью в спальню мальчика виднелась полоска света. Она открыла дверь и скрылась в комнате. Дилан снова мог дышать.

— Привет, малыш.

Ник вздрогнул и поднял голову. Книжка комиксов соскользнула на пол.

— Мама!

Он был рад ее видеть, очень рад. Даже если она выглядит так хреново. Ее лицо было бледным и усталым. Ничего страшного, он и раньше видел ее уставшей. Но ее шея… Вот черт! От вида ее шеи желудок его болезненно сжался.

Она перехватила его взгляд и подняла воротник повыше.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. Голос ее звучал, как голос бабушки, когда та накурится.

Ник пожал плечами.

— Нормально. А ты?

Она улыбнулась и присела на краешек его кровати, как делала, когда он был маленьким.

— Я в порядке. Теперь все у нас будет хорошо.

Ему отчаянно хотелось ей верить. Он не сомневался, что ей этого тоже хочется. Но ужасы прошлой ночи были еще слишком реальны. Слишком свежи в памяти. Он видел синяки у нее на шее. Этот негодяй причинил ей боль, и Ник ничего не сделал, чтобы остановить его. Он даже не знал, что она в опасности. А когда узнал, было уже слишком поздно.

— А что, если он вернется?

Голос его дрогнул, и он смутился.

Мама не стала делать вид, что не понимает, о ком он говорит.

— Он не вернется, — твердо сказала она. — Он в тюрьме.

Обычно Ник никогда не спорил, когда она говорила таким жестким тоном. Но сейчас он был взволнован, поэтому спросил:

— А что, если все-таки вернется?

Кто- то постучал в дверь.

В животе у Ника тоскливо заныло. Дилан заглянул в комнату и кивнул ему.

— Как у вас дела?

— Что ты здесь делаешь? — спросил Ник.

— У нас все в порядке, — ответила за него мама. — А в чем дело?

Дилан не обратил внимания на ее слова.

— Я буду присматривать за твоей матерью, — сказал он Нику поверх ее головы. — Пока ей не станет лучше. О'кей?

Ник судорожно сглотнул, почувствовав, как часть бремени беспокойства и вины свалилась с его плеч. Дилан был крутым. Он сказал, что найдет его маму, и он ее нашел. Если он хочет присматривать за ней, это хорошо. Это отлично. Кто-то же должен это делать.

Ник пожал плечами.

— Да, о'кей.

Дилан снова кивнул ему, словно подтверждая, что они договорились. После этого Нику стало намного лучше, чем когда он заметил синяки у мамы на шее.

— Ладно. Тогда я пошел за супом, — сказал Дилан, обращаясь к маме.

Дверь за ним тихонько закрылась.

Мама сидела на краешке кровати, закусив губу.

Внутри у Ника все задрожало.

— Мама?

Она перевела на него взгляд и улыбнулась теплой и такой знакомой улыбкой. Дрожь прошла.

— Может, хоть теперь ты немного поспишь? — спросила она.

Теперь он мог заснуть, потому что она была здесь. А возможно, и потому, что здесь был Дилан, который присматривал за ней.

Ник уютно устроился под одеялом, а когда мама наклонилась, чтобы поцеловать его, он обеими руками обхватил ее, как делал, когда был совсем маленьким. Теперь он уже был в состоянии отпустить ее.

Реджина закрыла за собой дверь в спальню и прислонилась к косяку, чувствуя, как сжалось горло, как бьется пульс. Она закрыла глаза и прижалась израненными ладонями к гладкому прохладному дереву. Она никогда не приводила в свою квартиру мужчин. Никогда. Ник всегда был первым.

Реджина тяжело вздохнула. Именно поэтому она и не могла не обращать внимания на страхи сына или лишить Дилана героического ореола в его глазах. Если Ник в его присутствии чувствует себя лучше, если это освобождает его от тревожных мыслей, она будет благодарна Дилану за то, что он здесь… и неважно, по какой причине.

Он здесь.

Он знает о ребенке.

Ее сознание боролось с этими мыслями, они тревожили ее, не складывались вместе, а она все пыталась как-то их совместить, как будто снова была в седьмом классе и билась над уравнением, которое никак не решалось. Возможно, если бы она была более сильна в алгебре, то пошла бы в колледж, вместо того чтобы работать посудомойкой, учеником повара и поваром линии раздачи в «Перфеттос».

Она вспомнила, что сказала Алэну о своей беременности поздно ночью, когда вечернее обслуживание закончилось, персонал покончил с выпивкой и все разошлись по домам. Алэн подшучивал над тем, что она целый вечер пила только газированную воду, и она до последнего момента не теряла надежду, что он заметил это, потому что обращал на нее внимание. Она предложила отвезти его к себе домой. Он не был пьяным вдребезги, но набрался достаточно, чтобы садиться за руль стало опасно. Достаточно, чтобы ему захотелось ее. А она… Что ж, она хотела его всегда.

Поэтому она все сказала ему, стоя у себя в гостиной и нервно ломая руки, и в голосе ее, который то повышался, то падал, звучали надежда и желание оправдаться.

Он больше никогда не приходил к ней домой. Сволочь, скорее по привычке устало подумала она.

Но Дилан был здесь.

И сейчас нес ей суп.

И несмотря на то что Реджина все знала наперед и понимала, что лишь отдаляет момент неминуемого разочарования, она все-таки накрыла стол на двоих.

Она услышала, как он поднимается по лестнице, и ее глупое сердце учащенно забилось. Она открыла дверь.

Он смотрел прямо ей в лицо.

— Нам нужно поговорить.

Она с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться.

— О чем? Ты хочешь сказать, что мы можем остаться друзьями? Или что дело здесь не в тебе, а во мне?

Он смотрел на нее хмурым, тяжелым взглядом.

— Прости, — пробормотала она. — День был очень бурным.

Взгляд его скользнул по кольцу кровоподтеков у нее на шее. На мгновение в этих черных как смоль глазах мелькнула тень каких-то чувств, но тут же пропала.

— Да, — сказал он.

Он прошел за ней в маленькую кухоньку и увидел там белые тарелки и зажженные свечи. Бровь его удивленно приподнялась.

Реджина почувствовала, как в ней нарастает смущение, теплом разливаясь под кожей. Она злилась на себя за это и злилась на него за то, что он это заметил.

— Старый ресторанный фокус, — сказала она, разливая по тарелкам суп, мамин куриный суп с овощами, подходивший на все случаи. — Горящие свечи способствуют хорошей еде.

Он отнес тарелки на стол.