Морской фронт

В голосе французского офицера чувствовалась искренняя горесть.

Расстались мы по-дружески. Наша беседа была записана майором Н. С. Фрумкиным почти дословно и сообщена тогда же в Москву.

Да, не хотелось верить в возможность войны, но думать об этом мы были обязаны, а главное, готовиться к ней, хотя из Генерального Штаба и шли самые мирные указания.

Осенью 1940 года мы провели большое учение, в нем участвовали все соединения флота, авиации и береговой обороны. Впервые Балтика увидела свой Краснознаменный флот в полном составе. Мы отрабатывали одну из важнейших задач — оборону устья Финского залива от проникновения в него возможного противника. Это учение проводили в своих водах и у своих берегов. Прошло оно благополучно, без всяких эксцессов со стороны наших соседей. Но не успели разъехаться командиры Главного Морского штаба, а корабли разойтись по своим базам, как на очередном докладе наш всеведущий начальник разведки Н. С. Фрумкин информировал нас, что Германия заключила соглашение с Финляндией о праве провоза своих войск через, ее территорию в Киркенес. Значит, Финляндия нарушила свои обязательства, принятые по мирному договору с СССР, заключенному лишь полгода назад. Это был явно не дружеский акт по нашему адресу.

Зачем «нейтральной» Финляндии нужны были фашистские войска?

Очень скоро подтвердилось, что из Штеттина морем действительно пошли германские транспорты с войсками в Хельсинки, Вазуе, Улеаборг, Турку под охраной боевых кораблей и авиации. Стало известно также, что в середине октября из Вадсё в Финляндию прибыло десять тысяч немецких солдат. До глубокой зимы, пока не замерзли гавани, фашисты усиленно перебрасывали войска под проводкой ледоколов из Германии в Финляндию. Об этом беспрерывно поступали донесения с наших кораблей и самолетов.

Над Балтикой сгущались тучи… В то же время Гитлер продолжал выступать по радио и в печати, распинаясь в своей лояльности по отношению к Советскому Союзу. Но факты говорили совсем о другом.

Некоторую разрядку в сложную и тревожную обстановку, царившую в те дни в Прибалтике, внесло одно событие в начале нового, 1941 года.

Утром 11 января заходит в кабинет мой заместитель капитан 1 ранга Николай Алексеевич Питерский и торжественно кладет на стол свежий номер «Правды».

— Вот, товарищ адмирал, читайте, замечательный документ. Удар по фашистской агентуре! Неплохо сделано!

Впиваюсь в строки, отчеркнутые красным карандашом. Газета сообщает, что СССР подписал с Германией соглашение о переселении германских граждан и лиц немецкой национальности из Литвы, Латвии и Эстонии в Германию.

— Да, — согласился я, — это действительно удар по фашистской «пятой колонне».

Позднее один из видных буржуазных специалистов по разведке писал, что «мероприятие Советского правительства было форменной катастрофой для немецкого военного атташе в Москве».

Мы, однако, не переоценивали масштабов этого поражения фашистской агентуры в Прибалтике. И действительно, вскоре немецкая разведка активизировалась, видимо стремясь возместить понесенный ею урон.

Нарушения нашей государственной границы начались с конца 1940 года, но с февраля 1941 года немецкие самолеты стали беспрерывно появляться над нашими пограничными районами и военно-морскими базами. Тревожили нас и сведения из штаба Ленинградского военного округа о значительной концентрации немецких войск на советской сухопутной границе.

В такой напряженной обстановке проходила наша первая зима 1940/41 года в Таллине. Мы, командиры штаба, уже тогда прекрасно понимали, какая серьезная угроза нависает над нашей Родиной, и стремились максимально поднять боевую готовность флота. Работа в штабе кипела с утра и до поздней ночи. Я мог полагаться на моих ближайших помощников.

Душой штабного коллектива была его партийная организация. Опираясь на нее, мой заместитель по политической части полковой комиссар Сидоров настойчиво и умело воспитывал у каждого коммуниста чувство ответственности за свою работу.

Пожелтевшие, выцветшие листки моей рабочей тетради воскрешают в памяти отдельные моменты деятельности нашего штаба в те дни. Зимой, в начале 1941 года, нами была проверена оперативная готовность всех основных штабов и соединений флота. Были разработаны наставления по обороне устья Финского залива силами всего флота во взаимодействии с авиацией и по обеспечению выхода и входа подводных лодок из баз.

Март и апрель принесли новое осложнение обстановки. Немецкий флот в те месяцы проводил свою боевую подготовку уже в средней части Балтийского моря — его подводные лодки появлялись у нашей военно-морской базы Либавы. Вблизи нее в начале апреля был замечен линкор «Бисмарк». Позднее крейсер «Адмирал Хипер» с тремя миноносцами и пятью подводными лодками провел учение в районе Клайпеды (Мемеля), недалеко от советской границы.

Все это никак не свидетельствовало о дружественном отношении Германии к СССР. Выводы напрашивались сами собой. Доклад штаба, утвержденный командующим и посланный в Москву, критично и правдиво освещал состояние готовности Балтийского флота. В частности, в нем говорилось о значительной нехватке тральщиков и о других существенных недостатках в нашей подготовке к возможной войне. Это был не первый доклад подобного рода. Так, еще в августе 1940 года штаб флота доносил в Главный Морской штаб о необходимости создания сухопутной обороны баз, особенно Ханко и Либавы.

В апреле мы проверили состояние боевой подготовки у морских пограничников. Начальник тыла генерал-майор М. И. Москаленко провел интересную игру, в ходе которой были вскрыты многие наши неполадки. Выяснилось, например, что в наших новых базах не хватает хранилищ для жидкого топлива. Малочислен был наш танкерный флот, располагавший всего четырьмя судами. Проверили мы и состояние железнодорожной артиллерии флота…

Слово «война» еще нигде нами официально не произносилось, но многие прекрасно понимали всю напряженность обстановки. Только за апрель и май немцы через порт Турку перевезли в Финляндию около сорока трех тысяч солдат. Часть из них осела в Рованиэми, остальные расположились значительно восточнее, ближе к советской границе. Все транспорты следовали под усиленной охраной миноносцев и самолетов, хотя на Балтике. Германия ни с кем не воевала. Гитлеровские корабли и самолеты с весны 1941 года стали совсем открыто и нагло, нарушая все нормы международного права, вести-разведку наших баз и побережья. «Неизвестные» подводные лодки вновь были замечены у Либавы, острова Даго и даже у острова Сескар.

7 мая получено было разрешение Главного Морского штаба установить в устье Финского залива и у военно-морских баз корабельные дозоры. Но весна выдалась затяжная, залив еще сплошь покрывали льды. Лишь во второй половине мая мы смогли выслать корабельный дозор на подступы к Ирбенскому проливу — туда вышла подводная лодка «С-7». С 27 мая в устье Финского залива заняла дозорную позицию подводная лодка «Щ-309». На подходах к Ханко, Либаве, Таллину и Кронштадту также были выставлены базовые дозоры.

Наглые провокации фашистской разведки, продолжавшиеся в воздухе, на море и на суше, побудили флот рассредоточить корабли на случай внезапного удара. Во второй половине мая все крейсера и миноносцы отряда легких сил, а также большая часть подводных лодок и их плавбаза были переведены из Либавы в Усть-Двинск, где противовоздушная оборона была несколько сильнее. Из Либавы в Таллин перешел минный заградитель «Ока», а из Таллина в Кронштадт — линкор «Марат».

С группой командиров штаба флота я выехал в Ригу, чтобы вместе со штабом недавно сформированного Прибалтийского особого военного округа обсудить ряд оперативных вопросов.

Вместе с армейскими товарищами мы долго сидели над картой. Всего восемь месяцев прошло после вступления республик Прибалтики в Советский Союз. За такой короткий срок много не сделаешь. Укрепления у новых границ все еще строятся. В округе не хватает войск, техники — танков, зенитной артиллерии, самолетов. Армейцы жаловались, что медленно перестраиваются аэродромы под новые типы самолетов. Ведут эту работу организации НКВД, повлиять на которые невозможно — они подчиняются только Берии…

У нас тоже много недоделок. Медленно строятся береговые батареи. Новые базы для флота пока еще в стадии организации. Кстати, к созданию военно-морской базы в Риге мы смогли приступить лишь 25 мая 1941 года.