Морской солдат

– И что вы мне принесли?.. Сего недостаточно… Когда полк морских солдат прибыл из Гродно?

– Уже больше месяца как, – ответил один из офицеров.

– Прошло больше месяца. А когда вернется государь, что я ему ответствовать буду? Что полк морской до сих пор не доукомплектован? И как, позвольте узнать, я буду его величеству сие объяснять?.. Где люди, черт вас подери? – вице-адмирал стукнул кулаком по столу. – Извольте дать разумное объяснение, господа офицеры, по какой такой причине сие отсутствует?

– Ваше превосходительство, – пытался объясниться один из офицеров, – в матросах недостаток имеется по причине болезней и их большой смертности. Дабы отобрать для полка морских солдат должное число матросов, имеющиеся корабли надобно последних людей лишить.

– Своих чинов вы лишитесь и сами в полк морской пойдете рядовыми. Впрочем, нет. От таких бездарей, как вы, и там толку не будет. На галеры я вас сошлю.

– Мы за дело радеем, – пытался что-то добавить другой офицер.

– Молчать! – Крюйс резко оборвал его. – Радеют они… Матросов для сего полка наберете роту, да не кабы каких, а лучших. Государь сам лично полк принимать будет. Сие вы разумеете?.. А ежели флотских людей в достатке не будет, доберите из рекрутов, сколь будет надобно. Через пять дней жду от вас рапорт, – распорядился адмирал. – Сие ясно?

– Так точно, господин вице-адмирал! – ответили морские офицеры.

– Все. Ступайте с глаз моих, – указав офицерам взглядом на выход, Крюйс вернулся к изучению каких-то документов.

Глава 8. Рекрутная станция

Февраль 1706 года. Псков.

По извилистым, заснеженным дорогам, ведущим через густые темные леса, широкие бескрайние поля, обоз санных подвод, полный набранных даточных людей, двигался неторопливо. Мороз, метель, ветродуй не позволяли быстрее. По имеющимся указаниям обоз старался двигаться прямыми трактами. Иногда попадались участки дороги настолько заснеженные, что проехать там саням не представлялось возможным. Тогда отводчики сгоняли мужиков с подвод, и те очищали дорогу от снега по несколько десятков метров вручную. Путь из Нижегородского уезда до рекрутной станции, что располагалась во Пскове, был неблизкий. Ежедневно обоз с людьми преодолевал по двадцать с лишним верст. Каждый третий день пути отводился на отдых. Дважды в день проводилась перекличка. Спустя полтора месяца, наконец-то добравшись до города Пскова, обоз подвод, полный сбившихся от холода в малые кучки людей, въехал на огороженную частоколом территорию рекрутной станции.

– Ну что, мужички… приехали. Слезаем с саней! – устало распорядился поручик Минский.

Измученные долгой дорогой, разношерстные молодые люди, почти мальчишки, медленно поползли с подвод.

– Поживей, давай! – подгонял их Клюев.

С узелками да котомками, громыхая кандалами, они в разнобой столпились у комендантской. Внешний вид их был далек от прилежного. Изнуренные, заросшие грязью, небритые, исхудавшие, они выглядели жалкими и беспомощными.

Где-то послышались барабаны. Новоприбывшие робко оглядывались по сторонам, их взору на окраине станции открылся просторный, истоптанный в грязь со снегом плац. Сотни таких же, как они, вчерашних крестьян, в армяках да полушубках, валяных шапках да лаптях с онучами, отдельными мелкими партиями постигали азы военной науки – строевые приемы. Из разных концов плаца доносились команды унтер-офицеров:

– Раз, раз, раз, два, три-и! Раз, раз, раз, два, три-и! Держать ногу! Ногу держать!

– Ать-два! Ать-два! Рота-а-а!.. Стой! Ать-два! Кру-у-гом!.. Прямо-о сту-у-пай!

Всех ближе занималась совсем небольшая партия рекрутов. Она двигалась вразброд. Высокий белокурый капрал-иностранец, который командовал ими, постоянно кричал и ругался.

– Левой! Правой! Левой! Правой!.. Стой!.. Ать-два! Русский дурак, где есть твоя лева нога? – громко сердился он. Ткнув тростью в бедро рекрута, сердито добавил: – Это вот есть нога лева, дырявый твой башка, а это, – ткнул в другое, – есть нога права… Уяснил?

– Уяснил, – неуверенно пожал плечами молодой парнишка.

– Уяснил, ваше благородие! – поправил капрал рекрута, нервы его были на пределе. – Всем стоять на месте! А тебе, мальчишка, дулжно слушать мою команду… Нале-во!

Рекрут от волнения растерялся и замялся на месте – дернулся было повернуть налево, но в итоге повернул направо.

– Разорвать меня гром! – истерично заорал капрал. – Ты есть глупый рекрут. Совсем не хотеть меня слушать. Когда секли тебя последний раз, мальчишка?

– Вчерась, – послышался невнятный писклявый ответ.

– Вчерась, ва-ше бла-го-ро-дие! – капрал был в бешенстве. – Где говорить «Ваше благородие»? Сколь надобно повторять? – Тут он замолк, развел руками, сделал паузу. – Я устать учить тебя. А ну-ка, заголяй штаны!.. Еремей!.. – крикнул куда-то в сторону. – Всыпь этому рекруту сколь дулжно!

Тут же рядом оказалось трое крепких солдат. Один из них, мордастый, с нависшими над глазами веками, держал в руке хлыст. Сурово посмотрев на рекрута, он взглядом указал в сторону деревянного козла, который в течение дня редко простаивал, ожидая назидательного наказания очередного нерадивого рекрута. Провинившийся испуганно, мотая головой, попятился назад. Двое других солдат подхватили его под руки и силком потащили к козлу.

– Всем стоять на месте и на то смотреть! – дал команду рекрутам капрал. Сам же на время экзекуции с уставшим видом отошел к комендантской, присел на длинную широкую скамью, вытянул расслабленно свои тонкие, длинные ноги и устало буркнул: – Oh, diese Russen [23] . Они есть очень бестолковые. Мука с ними.

Поручик Минский, уже сидевший на другой половине скамьи, молча покосился на капрала. Отвернувшись в другую сторону, поручик вдруг смачно высморкался через палец. Капрал, брезгливо поморщившись, возмущенно уставился на беспардонного поручика. Минский же, утеревшись, вытащил из-за пазухи небольшой рожок с нюхательным табаком, взял щепотку и запихнул ее в ноздрю. То же самое проделал со второй ноздрей. После чего страстно, с удовольствием, от души несколько раз чихнул в рукав своего мундира. Тут поручик заметил, что на него пялится капрал.

23

Oh, diese Russen (нем.) – Ох уж эти русские.

– Немец, что ли? – улыбаясь, поинтересовался поручик, небрежно вытираясь рукой.

– Юрген, – серьезно ответил капрал, надув щеки.

– А я – Яков… Табачку, Юрген? – поручик протянул соседу расписной по-восточному рожок. – Трофей… турецкий.

Капрал все еще морщился, но совсем отказываться от предложения не стал.

– Обычно я курить табак. Я нюхать табак не так часто, как русские, – ответил он, предусмотрительно доставая из обшлага рукава большой белый чистый платок с кружевами. Скрупулезно протер им себе нос. И лишь после потянулся к рожку, взяв крохотную щепотку табака.

– Не боись, Юрген, бери больше, а то не продерет, – с появившимся после приема табака чувством просветления советовал поручик.

Послушав поручика, капрал с осторожностью взял табаку больше, высыпал на боковую сторону кисти другой руки и поочередно каждой ноздрей вдохнул его.

– Не спеши чихать. Почувствуй аромат, – подсказывал Минский.

Капрал задержал дыхание, поднял голову и прикрыл глаза в предвкушении обещанного удовольствия. Вдруг в этот момент с плаца послышались вопли рекрута, раздетого до исподнего и получившего первые удары хлыстом. И тут немца разорвало чихом. Да так сильно и продолжительно, что поручик, обеспокоенно глядя на него, на вздрагивающие бесконтрольно тело и руки, стал переживать, как бы сей затянувшийся чих не закончился для немца беспамятным состоянием. Наконец, отчихавшись в искомканный, теперь уже влажный платок, капрал с трудом перевел дыхание.

– Жив, Юрген? – пытаясь понять состояние капрала, беспокоился Минский.

Немец выпученными, прослезившимися глазами, с дико расширенными зрачками, уставился на поручика и в ответ лишь кивнул головой.

Поручик выдохнул с облегчением.

– Ну и табачок у тебя… Яков, – выдавил из себя с хрипотой капрал.

– Хм… Что верно, то верно. Табачок-то отменный, из бычьих рогов.

Немец продолжал таращить глаза, утирая платком все лицо.

– Правду в народе нашем сказывают: что русскому хорошо, то немцу – смерть.