Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
— Я сначала думал, опять Шпанов — вставил слово Сан Саныч — похож больно. Нашел я тут, любопытства ради, его «Первый удар», ну тот самый, «малой кровью на чужой территории». И смешно даже было бы, если б не так грустно. Война — и сотни наших бомбардировщиков летят на заводы Рура, прям как В-52 на Хайфон, враг разбит и капитулирует! Здесь по сути то же самое — оружие лишь другое.
— Однако же, товарищи потомки, разве вы над американцами смеялись? — спросил Кириллов — которые в вашем времени воевали только так. Да и Шпанов был не первый. До него еще, в двадцать пятом… вот фамилию забыл — но написал тоже, про войну против Советской России: сотни польских дирижаблей с газовыми бомбами, на Москву и Петроград. Описания воздушных боев там были забавные — абордаж в воздухе, с борта на борт, и в штыки. А до него вроде бы еще и господин Уэллс, «Война в воздухе» — задолго до того, как генерал Дуэ научно обосновал.
— Да я не про то — отвечает Саныч — чем хорошая книга от плохой отличается? Вот почему «Гиперболоид Гарина» и в конце века мы читаем, хотя по науке там все абсолютно устарело, любой «заклепочник» скажет, что чушь собачья? Если в книге люди живые, с идеями, сомнениями, борьбой — с душой показаны — то фон может быть каким угодно, мы это простим: как в наше время фэнтези всякое, или стимпанк, заведомо нереальные. А если там людей живых нет, а одни лишь ходячие плакаты, говорящие исключительно лозунгами — то это, простите, не лечится.
— Товарищ штурман, вы абсолютно правы — отвечает Кириллов — вот только боже упаси вас кому другому здесь такое сказать, это я к вам уже привык, и вас понимаю. Вот вы скажите, кто у нас такие книжки читать будет, образованный человек из ваших
Уел, товарищ старший майор! Был вчера такой разговор. На предмет — что еще раньше, я вопрос поставил: вы с «Воронежа» всю литературу, и ноуты, забрали? Так что личному составу в свободное время делать? До чего дошло, у видяевцев приходится книжки одалживать — как там у Пикуля, в «PQ-17», матрос не любящий чтения, не считался годным к службе в подплаве, читай, балбес — не хочется — ну так жди, без книг ты скоро спятишь! Штабные прониклись — и как раз вчера на борт доставили целую полуторку книг, журналов и газет. Конечно, обязательные Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин, классики литературы вроде Пушкина, Тургенева и Максима Горького, и прочая. Все это сложили у Саныча, традиция, однако, в память о его библиотеке, которую сейчас товарищи Сталин с Берией изучают — и тут же организовалась очередь желающих (поскольку читального зала не было физически, и приходилось книжки раздавать по каютам). Я конечно, тоже при сем присутствовал — и, обозрев подбор литературы, выразил свое командирское мнение, что вреда точно не будет — пусть хоть это читают. Все лучше, чем иное из «современной». Там, в 2012, помню, завезли в наш книготорг какого-то Золотаренко, или Золотарева, не помню точно, «Кровавый сорок первый». Якобы, правда войны, без пафоса и победных реляций, как было тогда. Наши бойцы только ждут чтобы их взяли в плен, спятившие артиллеристы стреляют по своим, кровавая гебня расстреливает кого попало, генералы тупы как пробки — и одно непонятно, как же мы тогда фрицев остановили, под Москвой, а затем под Сталинградом? Просто, эпизод с колонной наших пленных, в изложении этого золотаря, очень похож был на то, что я слышал когда-то от Василь Ильича, дедова друга, совсем еще мальцом. Такая же колонна, тысяча в красноармейской форме, всего десяток немцев-конвоиров. И наших шестеро, пытаются бежать, но их хватают идущие рядом — не навоевались еще, рюсские? Вам побег, а нас всех накажут, по домам не отпустят? Шестеро наших были моряками с эсминца «Ленин», взорванного в Лиепае. Их сдали немцам местные, на хуторе. И в колонне пленных шли местные — когда в сороковом присоединили «шпротию», местные армии не расформировывали, а приводили к присяге, переодевали в нашу форму, и числили уже в РККА. А этого делать было нельзя, так же как допускать большое количество призывников из Западной Украины и Белоруссии в наши части приграничных округов, это прошло бы «малой кровью на чужой территории», но в нашем сорок первом стало одной из причин катастрофы. Даже не потому, что они были враги — это была не их война. На которой очень не хотелось погибать — сдались, дисциплинированно и организованно, в ожидании, что немцы культурно распустят всех по домам. И из тысячной колонны бежать пытались — лишь шестеро русских парней. Они бежали снова, на этот раз удачно. Хватило ума идти на юг, в Белоруссию — где и леса, и наши люди. Леса были и в шпротии, но люди там были, даже не враги, а чужие. В русской деревне окруженцу или партизану могли дать хлеб просто так, из сочувствия к воюющим с германцами. Там же на хуторах их встречали, сначала с холодом, затем враждебно, лишь речь заходила о еде. И чтобы дойти, им приходилось убивать — не только немцев. На войне как на войне — что делать с хозяином, схватившимся за топор? С хозяйкой, тычущей тебе в живот вилами? Даже с хозяйским сыном, втихомолку посланным за немецким патрулем? Как бы назвали это — те, кто в Страсбурге требовал суда над партизаном Кононовым? А как надлежит оценить — что шестеро русских сохранили верность присяге, не желая сдаваться в плен? Дошли трое. Найдя в лесах аж под Полоцком, партизанский отряд. Василь Ильичу повезло уже в сорок втором, после ранения быть эвакуированным самолетом на Большую Землю, затем он воевал на Ленинградском фронте в морской пехоте, и завершил войну в Курляндии, возле той самой Лиепаи. Он рассказывал мне, что было тогда, в сорок первом. Про то, о чем не писали в книгах. Как они бежали тогда, пробирались к своим. Это было самое трудное, все другое было уже не в пример легче. Про это не писали. А надо ли было писать? Потому что правда — не самоцель. А всегда надо вопрос задать — ради чего она? Гласность — а позвольте спросить, вот вы, в обычной своей жизни, исповедуете — грязное белье наружу? Никаких занавесок на окнах — пусть все видят? У нас нет секретов — всем должно быть известно, что у нас в шкафу? Так отчего вы считаете, что в истории — должно быть иначе? Так что литература советских времен, где целью официально провозглашалось, «сеять разумное, доброе, вечное», это не самый плохой вариант. Даже если «правильно, но глупо», что тоже случалось, и нередко. Но это все ж лучше, чем откровенная чернуха и аморальность — с единственной целью, рейтинга продаж. А наиболее популярными изданиями предков среди экипажа «Воронежа» оказались журналы «Техника молодежи» и «Вокруг света»…
— … книга-то хорошая — говорил тем временем Саныч — вот только боюсь, что кого не надо, на мысль натолкнет.
— А если изъять — спрашиваю я — в чем проблема?
— Вы думаете, раз НКВД, то всесильно? — спрашивает Кириллов — книга вышла в Москве, неделю назад. Мне в Архангельске, случайно на глаза попалась. А сколько их уже по разным городам, по рукам разошлось — поди узнай! А к изъятию объявить — все вряд ли найдем, зато огласка будет такая, что уж точно заинтересуются, те, кому не надо. Так что, смириться придется: что шпионы могут из этого опуса извлечь?
— А ничего не извлекут — решительно заявил до того молчавший ТриЭс — историю техники надо знать. Пытались же фрицы в нашей истории сделать подобную систему теленаведения для своих планирующих бомб. Нереально это, на существующем уровне техники, самая примитивная электроника, или тут еще телевидение на механике, с диском Нипкова, так вообще! А со стабилизацией камеры сколько у нас бились, чтобы не дрожала? Ну и по ракетной части — что-то вроде Фау-1 сделать можно, но никак не больше. Не знают еще здесь, что классические законы аэродинамики не работают на околозвуковых скоростях, а значит нужен особый профиль крыла, иначе в пикирование затянет. Ну а про саму идею крылатой ракеты, без управления — так Фау-1 у них и так полетит меньше чем через два года.
— Зато от нас отвлечет — добавляю я — пусть и фрицы, и англичане, больше интересуются не очень большой подлодкой, а телеуправляемым самолетом-снарядом. А может, макеты сделать, к Пе-8 подвесить, и журналистам показать? Как оружие, которым мы били по Хебуктену. А книгу — попытаться изъять, исключительно ради шума.
Кириллов только руками развел, и кивнул, в знак согласия. Так и решим.
Не вышло у нас отдыха после похода. Только пришли в Молотовск, пока единственное здесь место нашего постоянного базирования и снабжения — как завертелось. Для начала, на берегу нас уже ждали двое незнакомых гражданских спецов в сопровождении капитана ГБ, передавшего Кириллову запечатанный пакет от Берии. Гости оказались мотористами из Рыбинска, приехавшими по докладу бывшей у нас высокой комиссии, обратившей внимание среди прочего на наши вспомогательные дизеля (между прочим, действительно хорошие движки, многорядные звезды, в нашей истории ставившиеся на ракетные катера, уже в шестидесятые). И, не зная главной нашей Тайны (опять нам лишняя головная боль, с секретностью), они двое суток буквально не вылезали из моторного отсека, все фиксируя, измеряя, фотографируя (пришлось ради них сначала гонять мотор на холостом режиме, затем разбирать), хорошо хоть у нас был полный комплект документации, копию которого «рыбинцы» забрали. Затем фельдъегерь с охраной доставил Сереге Сирому письмо от академиков, с какими-то вопросами (ну нет пока ни скайпа ни мыла). И Серега, только что выпроводивший дизелистов, вместо отдыха долго писал ответ. Затем привезли торпеды, ЭТ-80, как обещали — значит, снова идти на торпедный полигон, для совмещения с БИУС. И в завершение прибыл курьер от Зозули — с
депешей лично мне. Флотские очень впечатлились разгромом фрицевского конвоя. И стали планировать развитие успеха, чтобы превратить один удар в постоянное воздействие. Поскольку немцы, также впечатленные по самое не могу, не придумали ничего лучше, как «всем транспортам в море не выходить до особого распоряжения» (спасибо нашим компьютерным дешифровкам!). Так как потребность их армии в провизии и боеприпасах никуда не делась, можно было ожидать вынужденной посылки следующего конвоя, который мы также должны были помножить на ноль — благо ночи становились все длиннее, а с авиацией у фрицев был пока напряг, и вообще, «особая важность посадить их группировку на голодный паек» (чувствую, не зря у нас Большакова и его диверсов забрали — намечается что-то на суше!). На этот раз с нами должны были взаимодействовать не только эсминцы, но и подлодки. Котельникова назначили комдивом-один (как и в нашей истории), но вот на его место на К-22 поставили Видяева (недостаточную опытность его в командовании большой лодкой Виктор Николаевич счел несущественной, с учетом того что в боевом походе на борту К-22 будет находится он сам). Дивизион насчитывал пять лодок (К-2, также предупрежденная, в этой истории не погибла в октябре), на которые спешно ставились «Драконы» для связи с нами и между собой. Что требовало проведения учений (фрицевский конвой ждать не будет) — план которых аккуратно составил Зозуля. Завтра К-22 придет в Молотовск. Котельников перейдет к нам, перед торпедными стрельбами — чтобы, подобно Видяеву, получить представление о возможностях атомарины. Отстрел торпед, и переход в Баренцево море (К-22 поведет уже Видяев), где рандеву и учения со всем дивизионом лодок и эсминцами. С отработкой совместных действий по конвою, а заодно решением вопроса, откуда комдиву управлять, с «Воронежа» или все ж с К-22, может быть Видяеву кого другого в обеспечение, хоть самого Колышкина, Мастера подводных атак? В общем, скучно не будет. Дрожите, фрицевские овечки — волк голодный, кушать вас идет.Ашхабад
Хрущев Никита Сергеевич
За что? За что мне это — с Первого Украины, ЧВС Сталинградского фронта, в эту богом забытую дыру? Ведь всегда и во всем — за! С Хозяином не спорил, боже упаси! Что прикажут, выполнял, и перевыполнял — будь то хоть сбор зерна, или отлов врагов народа. В связях подозрительных — никогда и ни с кем! Опять же, маска дурачка, и даже шута горохового, сколько раз выручала — «что с него взять, пять классов образования», «а ну-ка, спляши, Никитка, гопака, а мы посмотрим». Никто всерьез не принимал, как самостоятельную фигуру, всегда при ком-то. Ну да мы не гордые, часа своего дождемся. И не забыли ничего — все припомним, кому и за что! Вот только дожить бы.… Тут ведь, или ты наш, или нет — третьего не дано. А значит, или ты наверх, все выше, или чуть назад покатился, и уже все, не остановишься, из доверия выйдя. Как Ежова на водный транспорт кинули, перед тем как.… И меня, сначала в эту чуркмению, а после… Тридцать седьмой ведь пересидел! Потому что знал — как, с кем, против кого. Даже не знал — нюхом чуял, куда ветер дует. И всегда успевал вовремя.… А тут вдруг, как гром среди ясного неба. Ничего ведь не предвещало! Вызвали вдруг — и пинком. И неспроста ведь — как Хозяин посмотрел, не забудешь и не перепутаешь: как на мебель неодушевленную, а это страшнее всего, уж лучше бы обругал, или даже по морде. А не так — уже решение принял, и меня списал, как предмет уже неинтересный. И никто ничего не знает. Все как воды в рот — и разговаривать не хотят, на занятость ссылаются. Чувствуют, значит — что, откуда? Я один не знаю ничего. А ведь есть у Хозяина что-то против меня, причина какая-то. Кто мне свинью подложил на этот раз? Лаврентий? Маленков? Не забуду ведь — если жив останусь… Может решил меня, как бывшего троцкиста? Да нет, тогда сразу бы… Я ж честно раскаялся, и бывших своих всех, поганой метлой.… Или что Бухариным восторгался, в рот ему смотрел, во всем подражал? Так кто ж знал тогда, что он будет всего через пару лет, враг народа? И тогда я успел, вовремя — все осознал, сразу включился, «фашистская бухаринская харя». И, опять же, это бы припомнили, так в тридцать седьмом бы подмели. Я ж всегда был, за коммунизм! Хоть академиев и не кончал… пять классов, это в анкете, на самом деле две зимы всего лишь в школу ходил.… Так ведь на мудрости всякие — спецы есть, вон сколько расстреляли их как враждебный элемент, в одной лишь Москве, в мою лишь бытность Первым, а меньше их не стало, хе-хе… а вот нас, истинных, верных коммунистов, мало, и каждый, на вес золота! И дело наше, руководить, не по уму, все знать невозможно — а по совести смотреть, чтоб за социализм было!
Что есть социализм-коммунизм? Так у Маркса… или у Ильича? В общем, написано — это где вся собственность общенародная. Как фабрика одна — и все на ней работники. И от каждого по способности, каждому по потребности — и все довольны. Собственность мы, положим, уже всю… ну так, по мелочи, осталось. И что говорит марксистское учение, что там у нас первично — правильно, производственные отношения. А раз они у нас уже самые передовые — то всякое там «не хочу» искоренить, это плевое уже дело. Сегодня мы вынуждены, «каждому по труду», и деньги еще в ходу, потому как если по потребностям, вмиг все по углам растащат — ну это дело знакомое, по рукам загребущим бить. И углы личные — резать без жалости, чтоб у каждого лишь от общества что-то было, и никак иначе! Наверное, это поколение не переделать уже. Ничего — если прикинуть, как мораль общественная изменилась, за тридцать лет всего, от тит титычей, до энтузиастов.… Еще лет через тридцать значит, будут все уже сознательно, при коммунизме жить: на работу с песней, и блины с салом в награду. Нет, благосостояние можно и повысить, чтоб не в бараках жили, и чтобы здоровы-сыты-одеты все. И точка! Кто скажет «мое», давить без жалости. Тридцать лет такого формования — вот и будет из темной массы, коммунистический народ! Это я к тому, что надо срочно мне успех организовать, и чтобы с шумом и с наградами. Тогда вот так сразу, тронуть не решатся, чтоб авторитет советской власти не подрывать. Вот только что тут сделать можно, здесь же кроме этой проклятой пустыни и нет ничего, верблюдов по ней гоняют басмачи бывшие. Работать их заставить на благо Советской Родины, чтобы все для фронта, все для победы! А что, мне тут сказали, раньше Амударья в Каспийское море впадала, русло осталось сухое, это значит канал почти готовый, вот пусть они его дальше и копают! Лопатами всех обеспечить — и вперед, кто не хочет, тот враг народа, как с врагами в военное время положено? Как там, у Маркса — не ждать милостей от природы, а взять их самим? Канал по пустыне, и в стороны — да мы все эти Каракумы в сад цветущий превратим! Нет, сейчас конечно хлопок выращивать будем, чтобы для фронта, порох и взрывчатку из него. Ну а после — да хоть арбузы и виноград! Нет, это роскошь все ж, а вот что бы такое, чтоб как пшеница, но росла бы вдвое быстрее и массой побольше? Память, память… что там профессор, которого я в тридцать восьмом… Кукуруза, ценный пищевой злак. Ладно, отловлю еще ученых, прикажу выяснить и доложить. А сейчас — за дело!
Когда за мной придут, чтобы… Ежова — год почти не трогали? Ну, считай, полгода у меня есть. И народонаселение всей Туркмении — сколько, кстати, его тут? Лопат на всех хватит? Слава верному ленинцу Н. С. Хрущеву, покорителю и преобразователю природы! А там, глядишь, на волне успеха, снова наверх. И Хозяин еще настроение сменит — а вот та сука, которая на меня нашептала, очень может быть, в немилость попадет. А я узнаю, так тем более, не забуду. Вперед, Никита Сергеевич, за Родину, за Сталина, за коммунизм!
От Советского Информбюро.
27 октября 1942 года.
Наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и северо-восточнее Туапсе. На других фронтах существенных изменений не произошло. Партизан Владимир Н., вернувшийся из тыла противника, рассказал: «Недавно мне довелось побывать в деревнях Орловской области — Журиничи, Бугры и др. Немцы дотла сожгли эти деревни. В колхозе им. Воздушного флота не осталось ни одного жилого дома и ни одной постройки. Колхозницы сами построили три сарая, в них разместилось всё население — 76 женщин и детей. Как только гитлеровские мерзавцы проведали об этом, они согнали женщин и детей в один сарай и из автоматов всех перестреляли. B живых осталась только одна 3-летняя девочка, чудом спасшаяся от расстрела. Мы её взяли с собой и передали на воспитание советским патриотам». Отряд норвежских партизан, действующий в провинции Финмаркен (Северная Норвегия), устроил недавно завал на дороге. Когда немецкая автоколонна сделала вынужденную остановку, норвежские патриоты открыли огонь из пулемётов и уничтожили 27 оккупантов.