Моря и годы (Рассказы о былом)
Шрифт:
Подошли к концу и хлопоты, связанные с приемом всех видов снабжения. Боцман забил свои кладовые шкиперским имуществом, краской и прочими необходимыми вещами. Весь корабль был самым тщательным образом вымыт. Шлюпочные паруса, брезентовые отвесы мостиков, коечных сеток, чехлы палубных механизмов и двух малокалиберных салютных пушек выстираны. Корабль был покрашен, надраен и стоял на рейде этаким морским франтом. Просто влюбиться можно!
Мы и были влюблены в нашего «Комсомольца». Все на корабле делали своими руками и гордились этим. Старые флотские служаки, видя наш труд, отношение к делу, признали комсомолию стоящими ребятами и «почти моряками».
Итак, завтра, после подъема флага, уходим в поход. Думы, волнения, нетерпеливое ожидание… Сегодня по сигналу
Наконец-то наступило завтра! День выдался на загляденье погожий. Команды кораблей в белоснежных форменках, фуражках и бескозырках с белыми чехлами выстроились вдоль бортов. В утренней тишине звонко звучат мелодии горнистов, сопровождающие торжественный подъем флага, который поднимает на флагштоке сигнальщик. Заколыхалось красное полотнище с белым диском солнца и его расходящимися лучами. Как красив флаг флота Революции!
Начальник Морских сил Балтийского моря Михаил Владимирович Викторов прошел на катере вдоль кораблей, на «Авроре» распрощался с командиром отряда, сказал команде добрые слова напутствия, пожелал счастливого плавания.
Дан отбой. Команда «Комсомольца» разошлась кто куда, в большинстве на бак — покурить, обменяться впечатлениями. Многие из нас в то время курили трубку. Особенно хороша была кривая трубка с колпачком у моего однокашника Мити Сухарева, до прихода в училище служившего на эскадренном миноносце. Сухарев первым заметил, что на рейдовом посту подняты позывные «Авроры» и сигнал «Добро».
— Сейчас будем сниматься с якоря! — радостно закричал Митя.
Действительно, прозвучали колокола громкого боя, заиграли горнисты, вахтенные засвистели в боцманские дудки. Послышались команды: «Большой сбор!», «По местам стоять, с якоря сниматься!». Все пришло в движение. Слышно было, как брашпиль выбирает якорь. Команды кораблей, уходящих в поход, выстроились на верхней палубе.
На соседних кораблях экипажи тоже в строю, на реях подняты сигналы: «Желаем счастливого плавания!» На главном сигнальном посту, расположенном на крыше штаба флота, взвился флажный сигнал: «Начальник Морских сил желает счастливого плавания, образцового выполнения задания».
На «Авроре» играет оркестр. Она медленно разворачивается и корабельным фарватером идет на запад, в море. В кильватер ей движется «Комсомолец».
Волнующие, торжественные минуты: корабли Красного Флота впервые в истории уходят в заграничное плавание. Мы, стоя в строю, смотрим, как постепенно отдаляются корабли на Большом рейде, кронштадтские форты и все меньше становится золотой купол кронштадтского собора.
Прошли затонувший у фарватера в 1919 году после атаки английских торпедных катеров крейсер «Олег» и вскоре разошлись на контркурсах с итальянским лидером эскадренных миноносцев «Мирабелло», следовавшим в Ленинград с визитом вежливости. У итальянцев команда построена на верхней палубе лицом к нам, как положено делать при встрече военных кораблей. То же самое и на наших кораблях. На вид «Мирабелло» скроен ладно, но дымовые трубы хоть и не густо, а дымят. На военном корабле дыма быть не должно. «Аврора» спустила шары, обозначающие «степень» назначенного эскадренного хода. Отряд увеличил скорость до 14 узлов.
Почти все свободное время простаиваем па верхней палубе. Рассматриваем невысокие острова Родшер, Тютерс. К вечеру подошли к высящемуся посередине между берегами Финского залива скалистому острову Гогланд со взъерошенными лесистыми склонами хмурых холмов. Мрачная громада и вправду встала как разбойник на морской дороге.
Рассказывая нам об этом острове, Ганенфельд бросил за борт несколько серебряных монет. На наши удивленные расспросы ответил так:
— В далекие времена, пользуясь удобным расположением острова, тем, что из-за многочисленных мелей мореплаватели вынуждены были прокладывать свой курс вблизи
его южной, оконечности, пираты успешно промышляли здесь грабежом. С тех пор существует поверье: надо задобрить Нептуна серебром, чтобы он избавил от разбойников, не дал заштилеть парусным кораблям. Поверье поверьем, а и теперь моряки, проходя Гогланд, бросают в море монеты.Давно скрылся за кормой Гогланд, все чаще стали попадаться лайбы, шхуны, транспорты. Иные из них, забыв о морской вежливости, проходили, не салютуя советскому Военно-морскому флагу.
«Комсомолец» не был рассчитан на размещение столь значительного числа людей, поэтому мы спали не только в кубриках, но и на палубе, на люках грузовых трюмов и на верхней палубе. Нашему курсу разрешалось отдыхать, проводить занятия, а в ночное время и спать на кормовой надстройке полуюте. До чего же хорошо в тихую, непасмурную погоду отдыхать на полуюте! Лежишь и все-все видишь. Небо видишь, море видишь. Маяки. Огни на берегу. Встречные транспорты… Слышишь, как мерно буравят воду лопасти винтов, как она клокочет и пенится за кормой. Хорошо, что с тобою рядом — протяни руку и достанешь — сном праведников спят, намаявшись за день, твои друзья-товарищи, с которыми успел уже не один фунт соли съесть.
Утром увидели слева по курсу северную оконечность угрюмого острова Даго и огромный белый маяк. Стало быть, отряд уже выходил из Финского залива.
Через сутки корабли миновали южную оконечность шведского острова Готланд и направились к проливу Большой Бельт. Все чаще встречались иностранные транспорты. Они вежливо салютовали нашему флагу. Только англичане упрямо не замечали нашего присутствия в море. Видно, не могли забыть, что в борьбе с Красным Балтийским флотом английский флот потерял в Финском заливе немало боевых кораблей и пришлось ему ретироваться.
Матросы же большинства торговых кораблей, особенно скандинавских стран, приветствовали нас, размахивая головными уборами, полотенцами и даже небольшими красными полотнищами.
Большой Бельт — самый глубоководный на Балтике пролив, к которому со всех направлений из Северного и Балтийского морей приходит множество кораблей. Между Германией и датскими островами снуют железнодорожные паромы, работающие, как известно, с точностью хорошо идущих часов. По узкому, извилистому фарватеру пролива одновременно движутся — навстречу друг другу или пересекая курсы — самые различные суда. Хотя на берегах пролива для обеспечения безопасности установлено множество маяков и отличительных знаков, все же плавание здесь требует от штурманов, командиров и капитанов большого искусства и выдержки.
Честно говоря, видя всю эту картину — пляску проблесковых огней на берегах и калейдоскоп ходовых огней на плывущих кораблях, — мы диву давались, как штурманы, командир корабля и вахтенные начальники во всем этом разбирались и наш отряд, не снижая скорости, уверенно двигался по запутанному лабиринту фарватера.
Выполняя обязанности рассыльных вахтенного начальника на ходовом мостике, мы прониклись уважением к штурманам, которые день и ночь на ногах, изредка накоротке прикорнут на кургузом диванчике штурманской рубки — и снова за дело… То пеленгуют приметные места на берегу, то по небесным светилам определяют место корабля в море. И так сутки за сутками в течение всего похода. Особенно полюбился нам старший штурман Дмитриев, слегка курносый, с окладистой бородой и удивительно выразительными глазами. Это был до мозга костей русский человек, никаких сил не жалеющий для пользы дела.
К утру пролив прошли. Заметно изменился цвет воды. Она приобрела серовато-голубоватый, а в Северном море — изумрудный оттенок.
Не за горами уже были норвежские фиорды, о которых все столько наслышались…
Мы с Николаем Овчинниковым устроили генеральную стирку рабочей одежды. Подошел Володя Перелыгин, многозначительно улыбнулся:
— Трудитесь? Молодцы! Хвалю за старание и интенсивную трату физической энергии. Но… я эту грязную работу поручил морю-океану… Через час прошу в кубрик, где будут демонстрироваться достижения находчивого ума и трудолюбие морской стихии!..