Моря и годы (Рассказы о былом)

— Штурман, пройдемте к карте.

Спустились в рубку. Стоим у штурманского стола. Викторов внимательно смотрит на карту, думает. Нахмурился, чувствую, что волнуется.

Волевой, преданный делу, умный и разносторонне образованный моряк, он бывал нередко суров, но мог проявить и удивительную заботу о человеке. Это я знал по себе. Хотелось сказать ему сейчас что-то утешительное. Раньше, когда я был под его непосредственным началом, пожалуй, мог бы, а сейчас не скажешь: дистанция увеличилась, а с нею и субординация…

— Что же мы с вами, штурман, будем делать? Нет нашего «Вымпела». Куда теперь путь держать? Остается приблизиться к Аскольду и запросить пост наблюдения, может, он видел, в каком направлении скрылся «Вымпел».

Повернули. Тут-то мы и почувствовали, что такое норд-вест, когда идешь навстречу ветру — в мордотык. «Томск» встает на дыбы, а на «Геркулес» смотреть страшно. Ход замедлился. Тральщик стал отставать. Ветер и брызги бьют в лицо с такой силой, что смотреть невозможно.

— Изменить курс поиска на сорок пять градусов вправо! — приказал Викторов.

Курс изменили. Корабли больше не вздыбливает. Зато увеличилась бортовая качка. Теперь уж волны, разбиваясь о борт, заливают палубу. Лед намерзает еще больше. Береговая черта заметно приблизилась. Показался маяк острова Аскольд.

Через двадцать минут Викторов читал донесение наблюдательного поста острова: «Ночью наблюдал один корабль, медленно идущий на север».

— Пожалуй, это и был «Вымпел». Как вы думаете, в какой бухте он мог укрыться? — обращается Викторов ко всем находящимся в штурманской рубке.

Посоветовавшись, решили идти в залив Стрелок. «Геркулес» следовал в кильватер.

Ветер немного стих. Волна слегка поубавилась. Вошли в залив Стрелок совсем благодать наступила. Но в бухтах никого не оказалось. Повернули вправо, чтобы осмотреть бухту Абрек, и разом несколько наблюдателей доложили:

— В бухте стоит «Красный вымпел».

Все с облегчением вздохнули. Приблизившись, увидели, что на палубе корабля ни души. Подошли еще ближе. Викторов берет мегафон:

— На «Красном вымпеле»! Командира наверх!

На палубу выскочил Барбарин.

— Корабль в порядке?

— Так точно.

— Сейчас же сняться с якоря и следовать в базу!

— Как был Барбарин анархистом, так и остался им, — в сердцах произнес Михаил Владимирович.

В базу мы пришли часом позже «Красного вымпела».

Вахтенный начальник доложил, что через пять минут спуск флага. Горнист заиграл «зорю». На палубе и мостике все стали «к борту», застыв в положении «смирно» и провожая глазами медленно спускающийся флаг. Ритуал подъема и спуска флага величествен и суров. Он прекрасен по своему содержанию: встреча с морским знаменем корабля и прощание с ним.

Уходя с корабля, начальник Морских сил приказал объявить, экипажам «Томска» и «Геркулеса» благодарность за отличные действия и дать два дня отдыха.

Такой была новогодняя ночь и первый день нового, 1933 года. К счастью, все обошлось благополучно. А это, если верить народной примете, было залогом того, что предстоящий год будет хотя и трудным, но благоприятным.

Де-Кастри

В один из сентябрьских дней 1933 года вместе с флагманским связистом Парийским и флагманским механиком Соколовым я был вызван к Басистому.

— Доложите, в каком состоянии находятся боевые части заградителя «Эривань», подчиненные вам как специалистам, можно ли послать «Эривань» в поход до де-Кастри с членом Военного совета Морских сил Дальнего Востока Булыжкиным? Хоть стоит осень — пора на Японском море приятная, — но от туманов и штормов гарантий нет.

Мы подробно доложили Басистому обо всем.

Выслушав нас, Николай Ефремович задал последний вопрос:

— Сколько потребуется времени, чтобы подготовить «Эривань» к походу?

— Трое суток, — за всех ответил Соколов. Басистый взял телефонную трубку и позвонил, комбригу:

— Докладывает начальник штаба. По всем боевым частям «Эривань» в порядке. На приемку угля, грузов и приборку требуется трое суток. Прошу разрешения в поход послать флагманского штурмана и связиста. — И тут же обратился к нам: — Разговор слышали? Действуйте. Ход подготовки докладывать вместе с утренним рапортом, все неотложное — в любое время суток.

Мы с Парийским чуть не задохнулись от радости; сбудется наша мечта, побываем в самом дальнем северном районе Японского моря, в Татарском проливе!

К походу готовились как к большому празднику. Каждый хотел наконец-то увидеть все Японское море, а не только залив Петра Великого.

Вместе со штурманом «Эривани» Потапенко проработали маршрут, проложив его так, чтобы можно было изучить берега Приморья.

Настал день выхода. На корабль прибыли А. А. Булыжкин и сопровождавшие его лица вплоть до прокурора флота. Булыжкин, обойдя строй, поздоровался с командой. На реях подняли сигнал, запрашивающий разрешение на выход. Ha главном сигнальном посту вскоре появились позывные «Эривани» и «Добро». Отданы швартовы. Брашпиль выбрал якорь, и мы вышли в море.

Погода благоприятствовала нам, видимость была отличная. На верхний мостик поднялся Булыжкин. Командир корабля Тихон Андреевич Новиков рассказывал ему обо всем увиденном на море, о заливе Петра Великого.

Булыжкин — старый большевик, в прошлом питерский рабочий. Невысокого роста, подтянутый, с приветливым, открытым русским лицом, слегка тронутым оспой, с внимательным взглядом, он как-то сразу располагал к себе. Держался Булыжкин просто, охотно слушал собеседника, не стеснялся расспрашивать.

— Рассказываете вы увлекательно. А сами, поди, скучаете по Балтике, по миноносцу, которым там командовали? — обратился Булыжкин к Новикову.

— Это правда, по миноносцу скучаю. Но, думается, не за горами то время, когда и на Тихом океане будут не только сторожевики. Мечтаю покомандовать здесь более современными кораблями…

— Ваша откровенность и мысли о флоте мне по душе. Правильный разговор. Одного не пойму: почему до сих пор бобылем живете? Ко многим командирам уже прибыли семьи. А ваша семья не едет. Или расстаться с Ленинградом не хотят?