Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг.

Раз обезьянка заметила у одного офицера кошелек, в котором находились золотые монеты. Он привлек внимание Яшки, и тот проследил, куда их прячут, проник в каюту, увидел незапертый ящик стола, схватил кошелек и влез на мачту. В это время вернулся хозяин каюты, заметил открытый ящик, проверил, на месте ли кошелек, и, обнаружив пропажу, быстро выскочил на палубу. Здесь он случайно заметил Яшку и у него в лапах кошелек. Начали обезьяну всеми способами соблазнять слезть и отдать похищенное, но та не обращала на эти усилия никакого внимания и старалась добраться до содержимого. Попробовали пугать: авось с испугу выронит, но она только выше забралась.

Вдруг заметили, что старания Яшки увенчались успехом, и он добрался до золота: вынул одну монету, внимательно осмотрел и засунул за щеку. Затем вынул другую, опять осмотрел и, к ужасу стоящих на палубе, бросил в море. По-видимому, ему очень понравилось, как она, летя, сверкает на солнце. Яшка начал методично, одну за другой, выбрасывать монеты за борт, и только пустой кошелек упал на палубу. Никакие крики, угрозы и бросание палок не помогли, и бедный владелец денег остался без своего капитала. Яшка же, как ни в чем не бывало, прыгал и резвился, но на этот раз слишком рано спустился вниз: его изловили, высекли и посадили на веревку, чего он очень не любил.

Когда мы уже находились в походе, он как-то умудрился залезть в каюту, в которой помещалась аптека. Она находилась в корме, а Яшка обычно имел доступ в каюты, помещающиеся на спардеке, иллюминаторы которых выходили на палубу. Забравшись в аптеку и увлекшись всякими стеклянками и банками, он вдруг заметил входившего фельдшера, со страху выпрыгнул в иллюминатор и оказался за бортом. Корабль был на ходу, шел в составе эскадры – где уж тут поднимать тревогу ради спасения маленькой обезьянки. Да и фельдшер от испуга, что его могут обвинить в умышленном покушении на жизнь Яшки, не сразу рассказал о его гибели. Таким образом нашего друга не стало.

Под конец похода на «Иртыше» зверинец сильно разросся, и огромная грузовая палуба служила обиталищем для всякого рода зверей: быков, коров, козла, кошек, кур, хамелеонов и, конечно, крыс. Все эти пассажиры расположились, где кто и как мог, кроме быков и коров, которым устроили стойла. Некоторые из них редко показывались на верхней палубе, так что мы их совершенно не видели.

Помню, однажды я стоял ночью на вахте во время похода, как вдруг увидел, что в темноте мелькнула тень и какой-то зверь прыгнул на мостик и уставился на меня горящими, как огоньки, глазами. Один момент мне показалось, что я брежу и передо мною сидит пантера или леопард, даже страшно стало. И только когда страшный зверь замяукал и приблизился ко мне, я мог рассмотреть, что это огромных размеров черная кошка, о существовании которой на корабле я никогда не подозревал.

Теперь курс эскадры шел прямо на север, и все ощутимее становилась прохлада. Мы с наслаждением вдыхали свежий воздух после тропической жары, которая всех замучила. Явилась возможность перебраться в каюты и устроиться с большим комфортом, чем на верхней палубе: огромным наслаждением было опять спать на хорошем матраце и работать, сидя в мягком кресле за письменным столом.

Впрочем, в тропиках не только жара мешала жить в каютах, но и чудовищно расплодившиеся тараканы. Трудно себе представить, какое количество их появилось, благодаря высокой температуре. При этом коричневые превратились в каких-то белых. Достаточно было на несколько минут присесть в каюте, и отвратительные насекомые бесстрашно заползали под брюки, в рукава и за шиворот, приходилось вскакивать и уходить. Справиться с ними не было никакой возможности, тем более что у нас не оказалось для этого специальных средств. Тараканы портили все, что приходилось им по вкусу, и в особенности страдали кожаные вещи: сапоги, корешки книг, портфели и чемоданы. Но чем становилось холоднее, тем скорее они исчезали: по-видимому, родившись в жаре, насекомые совершенно не переносили холода.

2 мая эскадра пересекала торговые пути между Шанхаем, Гонконгом и Америкой, так что стали встречаться коммерческие суда. Крейсера посылались их осматривать, но, очевидно, ничего подозрительного не находили, так как им беспрепятственно разрешалось продолжать путь.

5 мая адмирал отпустил два транспорта – «Тамбов» и «Меркурий» – в Сайгон, и в этот же день был задержан английский пароход «Ольдгамия», на котором обнаружили контрабанду. На следующий день на него посадили русскую команду и отправили во Владивосток, в обход Японии. Этот случай нас очень заинтересовал и служил предметом различных догадок и предположений, так как мы на «Иртыше» никаких подробностей не могли знать.

До 7 мая стояла прекрасная погода, при полном штиле, но с этого дня стало свежеть, и на следующий день разразилась сильная гроза с дождем.

8 мая мы увидели, как вспомогательные крейсера «Трек» и «Кубань» отделились от эскадры и адмирал сигналом пожелал им успешного и благополучного плавания. Так как мы понятия не имели, куда их посылают, то строили всякие предположения, и некоторые завидовали предстоящему им интересному плаванию. Я был рад, что «Иртыш» не находится в их положении, потому что во что бы то ни стало хотелось принять участие в бою.

10 мая оказалось страдным днем для эстрады. Адмирал, воспользовавшись штилем, устроил общую погрузку угля. Впрочем, «Иртыш» в ней не принимал участия: корабли брали уголь с транспортов, которые в ближайшие дни отделялись.

Каким-то путем на нашем корабле распространилась весть, что умер адмирал Фелькерзам – начальник 2-го броненосного отряда. Адмирала любили и уважали как выдающегося моряка. Он заболел в походе, и за его жизнь давно уже беспокоились, и вот теперь его не стало. Командующий боялся, что накануне решительного столкновения с неприятелем эта смерть может произвести плохое впечатление на экипажи, и приказал ее скрыть. Оттого-то на «Ослябе» и не был спущен адмиральский флаг, хотя сам Фелькерзам уже лежал в гробу.

11 мая опять погода начала портиться и задул свежий ветер. Эскадра приближалась к неприятельским берегам, хотя их близость пока не ощущалась. 12-го числа от нас отделились все транспорты: кроме «Иртыша», остались лишь «Анадырь», «Корея», мастерская «Камчатка» и два сильных буксира – «Русь» и «Свирь». Отделившись, транспорты под конвоем вспомогательных крейсеров «Рион» и «Днепр» уходили в Шанхай. Опять произошел обмен сигналами.

Эскадра растянулась на несколько миль, так что разведчики плохо видели концевые корабли. Впереди, установив разведочную цепь, шел отряд капитана 1-го ранга Шеина [96] (командира крейсера «Светлана») в составе трех крейсеров. Под прикрытием этого отряда шли три колонны: правая – 1-й броненосный отряд, флаг вице-адмирала Рожественского на «Суворове», за ним в кильватере – 2-й броненосный отряд, флаг покойного контр-адмирала Фелькерзама на «Ослябе»; средняя – все транспорты и левая – 3-й броненосный отряд, флаг контр-адмирала Небогатова на «Императоре Николае I», за ним в кильватер крейсерский отряд, флаг контр-адмирала Энквиста на «Олеге». Легкие крейсера «Жемчуг» и «Изумруд» держались на флангах, миноносцы пока еще шли на буксирах у транспортов. Сзади эскадры, милях в десяти, – госпитальные суда «Орел» и «Кострома». Ночью мы хорошо видели их ходовые огни, а сами шли с закрытыми.

96

Шеин Сергей Павлович (08.08.1856 – 15.05.1905), капитан 1-го ранга за отличие (06.12.1902). Окончил Морское училище (1878), Николаевскую морскую академию (1884). Участвовал в заграничных плаваниях на клиперах «Крейсер» и «Джигит» (1879–1880), крейсере «Адмирал Нахимов» (1888–1890). Адъютант управляющего Морским министерством (с 27.09.1891). Старший офицер крейсера I ранга «Рюрик» (1896–1898). Морской агент во Франции (1898–1901). Командир мореходной канонерской лодки «Храбрый» (1901–1902), крейсера I ранга «Светлана» (1903–1905), на котором погиб во второй день Цусимского сражения во время боя с японскими крейсерами.

С каждым днем положение становилось серьезнее, так как решительный час близился. До этого момента мы не знали окончательного решения адмирала: собирается ли он вести эскадру кругом Японии или прямо – Корейским проливом, и только теперь стало ясно, что он решил идти прямо. Таким образом, мы поняли, что если вообще предстояла встреча с врагом, она, наверное, произойдет дня через два, где-нибудь в районе Корейского пролива.

13 мая небо покрылось тучами, и лишь изредка выглядывало солнце. Адмирал не торопился и этот день посвятил маневрированию и перестроениям по боевой диспозиции. Эта диспозиция заключалась в том, что разведывательный отряд присоединялся к крейсерскому, оба должны были отконвоировать транспорты с места боя и оставаться при них для охраны; 1-й и 2-й броненосные отряды прибавляли ход, ворочали влево, чтобы прийти в голову 3-го броненосного отряда и образовать боевую линию в двенадцать кораблей; крейсера «Жемчуг» и «Изумруд», каждый с миноносцами, держались: первый – на линии головного броненосца, а второй – на линии заднего.

Этот маневр эскадра выполняла удачно, но другие перестроения удавались не совсем гладко. Хуже всех маневрировал 3-й броненосный отряд, что было вполне понятно, так как он только несколько дней как присоединился.

Настроение на «Иртыше» продолжало оставаться самым бодрым, все спокойно ждали следующего дня и хотели встречи с неприятелем. Конечно, в молодых офицерах было много юношеского задора, веры в свои силы, в опыт и знания адмирала Рожественского. Мы плохо отдавали себе отчет в слабых сторонах его эскадры или, вернее, не задумывались над этими вопросами и мечтали о победе.