Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
Заложив руки за спину, он прислонился спиной к стене дома и не отрываясь смотрел на счастливчиков, которые возбужденно палили из пистолетов. Они решили играть в ковбоев. Разбились на две группы, окружив каждая своего предводителя.
Я не отводил взгляда от босоногого паренька. Глаза у него горели: ему так хотелось присоединиться к ним! Поборов наконец нерешительность, он подбежал:
— Алтан, возьмите и меня!
Но ни Алтан, ни другие даже не взглянули на него и, разбившись на две группы, разбежались в разные стороны. Через пять минут между ними разгорится сражение. Во главе с Буффало Биллом или Деви Крокетом
Босоногий паренек, опустив голову, вернулся на прежнее место. Заложив руки за спину, прислонился к стене. Вид у него был грустный. Кто знает, о чем он думал в эту минуту: о новом костюмчике или о пробковом пистолете?
Я подошел к нему. Мальчишка посмотрел на меня блестящими черными глазами.
Я спросил:
— Почему они не приняли тебя играть?
Он пожал плечами:
— У меня нет пистолета.
— Как же так?
— Денег нет, чтобы купить.
— А почему нет денег?
— Отец не дал. Он безработный.
— А что до того, как остался без работы?
— Работал на ткацкой фабрике.
— А ты хотел бы быть хорошо одетым, как они, иметь пистолет?
Паренек вздохнул и отвернулся. По улице ехали автобусы, маршрутные такси, переполненные детворой пролетки. Я купил у торговца сладостями новенький пистолет и коробку патронов. Мальчишка не смотрел на меня, но, мне казалось, он сгорает от нетерпения поскорее заполучить пистолет.
Я протянул ему покупки:
— Возьми. Я купил это тебе!
Мальчишка резко повернулся и, бросив на меня взгляд, полный достоинства, зашагал прочь! Я остался на тротуаре один с пистолетом и патронами в руках.
Карманный театр
Перевод В. Лебедевой
Они сели за столик в глубине кафе с зеркальными стенами, расположенного на одной из улочек позади Бейоглу. Здесь обычно собирались поиграть в нарды, домино или в карты киномеханики, киностатисты и всякого рода искатели приключений из провинции.
Их было трое. Каждого из них я немного знал.
Они говорили о карманном театре. Карманный театр, вроде тех, что так часто можно встретить в Париже и которые время от времени появляются и у нас, дело перспективное. В нем можно ставить произведения современных западных писателей, уже считающихся классиками, а также наиболее достойные пьесы наших авторов. Карманные театры не только привьют публике любовь к театру высшего класса, но и, возможно, совершат революцию в искусстве. Человек в очках, с широким лбом и крупными ушами говорил без умолку. Я не был близок с этим человеком, но мы уже не раз беседовали. Я знал, что он младший сын довольно состоятельных родителей. Долгие годы он провел в пансионах на Бейоглу. Отец и старший брат давно забыли о его существовании, так же как он забыл о них. И только мать тайком от старшего сына и мужа каждый месяц посылает ему деньги. Немного, несколько сот лир. Почти половину их он отдает квартирной хозяйке. А остальные? Думаете, они уходят на еду? Ну нет! На остальные деньги он покупает книги, литературу о театре. Скажем, серию в синем переплете — к серии в зеленом переплете, уже стоящей у него на полке.
Молча выслушав театрала-очкарика, сухопарый белолицый
актер спросил:— Чтобы основать такой театр, нужны деньги, а где мы их возьмем?
Театрал ничуть не смутился:
— Будто все дело в деньгах…
Актер удивился:
— А в чем же?
— Самое главное — договориться в принципе.
— В принципе? Вообрази, что мы договорились!
— Оставь эти восточные штучки. Принципиальное согласие важнее денег.
Актер вспылил:
— Хорошо, друг, допустим, мы в принципе договорились!
— А если договорились, подпиши вот этот договор!
Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист белой бумаги и расправил его на столе.
Пробежав глазами текст, актер сказал:
— Хоть я по-прежнему против условных декораций, давай ручку!
Взяв ручку у театрала, он подписал договор.
— Ну а теперь поговорим о деньгах.
Театрал начал:
— Нас здесь трое. Если каждый из нас выложит по пятьсот лир — уже полторы тысячи. Найдем еще семь человек, вот тебе пять тысяч.
— Пяти тысяч мало, — серьезно возразил актер.
— Хорошо, найдем семнадцать человек! Десять тысяч хватит? Чего смеешься?
— Где мы найдем еще семнадцать глупцов?
— Не валяй дурака, дорогой. Ты все остришь. А ведь можешь погубить серьезное дело.
— Найди десять тысяч лир, и я сразу стану серьезным!
— И найду. Можешь не сомневаться, брат. Предоставь это мне!
— Хорошо, согласен. Как мы распорядимся деньгами?
— А вот как: половину потратим на рекламу. Остальное на бухгалтерию. Ибо самое главное в идеальном театре — бухгалтерия. Это — его основа. Театр без бухгалтерии подобен человеку без желудка, без сердца…
Актер попытался прервать красноречие товарища:
— Короче!
— …если у театра… Не сбивай меня!
— А мы тебе не избиратели!
— Ну ладно…
— Продолжай!
— Так на чем я остановился?.. Самое главное — бухгалтерия! Да провалиться мне на месте, если это не так. Театр без бухгалтерии…
Актер встал.
— …подобен человеку без желудка, без сердца. Ну, я пошел!
Театрал тоже поднялся.
— Куда же ты?
— В театр… У меня репетиция!
— А чай?
— Какой чай?
— Мы выпили три чая. Кто же заплатит?
— Ты!
— С какой стати?
— Что значит — с какой стати? Меня сюда пригласил ты?
— Я…
— Значит, и за чай платить тебе. Заплатишь из денег тех семнадцати глупцов, которых ты собираешься найти. До свидания.
И он ушел.
Театрал опустился на стул.
— Что за народ эти актеры! Не могут оценить значения бухгалтерии в театре. Ослы! Впрочем, я и не собирался брать такого в свою труппу. Можно ли ему что-либо поручить? Как с ним работать?
Он встал и, взяв под руку оставшегося товарища, сказал:
— Заплати за чай и запиши. Когда мы организуем театр, вычтешь.
Умник
Перевод В. Лебедевой
До тех пор пока не устранят всякого рода трудности и не наведут порядка, мы постоянно будем нервничать, злиться, ссориться. Я вижу, как многие идут по улице, засунув руки в карманы брюк. И достаточно самого незначительного повода, неосторожно оброненного слова или жеста, чтобы тут же вспыхнула ссора.