Московская сага. Книга Вторая. Война и тюрьма

"Ты что, мать-твою-перемать-на-четвереньках, расположился, сучий потрох, с комфортом, еще похрапывает! Сейчас докладную на тебя подам за нарушение режима! Отправишься в карцер, блядь, будешь там в шкафу стоять, пока весь говном не выйдешь!" Борис Никитич вскочил. Вдруг весь кошмар ночей и дней его узилища, а может быть, и весь вообще кошмар Лефортовской тюрьмы за все времена сдавил его посильнее карцерного шкафа и одновременно пронзил изнутри, то есть из самой глубины кошмара, то есть из самого себя. "Убейте!
– завопил он, вздымая скованные руки и просовывая свою голову между этими несуществующими или, во всяком случае, несвоими руками, как будто пытаясь продраться каким-то узким лазом.

– Убейте, убейте, мучители, бесы!" Чапай даже отшатнулся. Взрыв обычно молчаливого, погруженного в себя "предателя родины" застал его врасплох. "Ну, чё ты, чё ты, распсиховался-то. Градов?!
– зачастил он блатной скороговоркой.
– Да ладно, хер с тобой, давай-ка, давай, оттолкнешься щас за ужином и на допрос тебя сведу. Ну, хули психовать-то?"

Руки у Бориса Никитича упали. Теперь его трясла сильная дрожь. "Неожиданно большой выброс адреналина в кровь, - подумал он.
– Прорыв Чапая сквозь оболочку моего блаженного сна вызвал такую реакцию".

В следственном кабинете, по заведенному у чекистов обычаю, на него некоторое время не обращали внимания. Нефедов углубленно копался в папках, сверял что-то по какому-то толстенному справочнику - само воплощение юридической деятельности. Самков сидел боком, развалясь, телефонная трубка под ухом, подавал кому-то односложные реплики, живот, обтянутый кителем, пошевеливался, словно свернувшийся клубком барсук. Наконец он повесил трубку, с улыбочкой покачал крутой башкой, пробормотал "ох, говна кусок" и только тогда уже развернулся в сторону подследственного.

– Ну что ж, Борис Никитич...
– Он с удовольствием заметил, как вздернулась голова "сраного профессора" при таком необычном обращении.
– Ну что ж, профессор, наше следствие переходит в другую фазу. Вы теперь остаетесь наедине с капитаном Нефедовым, а я вас покидаю.

Он с интересом и, как показалось Борису Никитичу, с каким-то напряжением уставился на свою жертву: какая последует реакция? Борис Никитич заставил себя усмехнуться:

– Что ж, была без радости любовь, разлука будет без печали.

– Взаимно!
– рявкнул Самков и встал, собирая со стола какие-то нелепо распадающиеся папки. Ожесточившись от этих непослушных папок, он еще раз глянул на "жидовского подголоска" совсем уже темным, ненавидящим взглядом. Вопросы есть?

– Есть один вопрос, - проговорил Борис Никитич.
– Я все время тут у вас жду встречи с Рюминым. Почему же он не появляется?

Более сильного вопроса он, очевидно, не мог задать в этих стенах. Нефедов весь вытянулся и сжал губы, как будто ему в рот вдруг попало горячее яйцо. Самков выронил только что собранные папки, уперся кулаками в стол, весь выпятился в сторону Градова.

– Ах ты, су... Да как ты... Да как вы смеете тут провоцировать?! Забыли, где находитесь?! Можем напомнить!

Забыв про папки, он зашагал к выходу, обдав Бориса Никитича на ходу волной "Шипра" и пота. "Пошлопотный большевик", - подумал ему вслед Борис Никитич.

Оставшись без руководящего товарища, Нефедов еще минуту смотрел на захлопнувшуюся дверь с тем же выражением лица, скрывающего во рту то ли яйцо, то ли горячую картофелину. Потом лицо все целиком активно задвигалось: картофелина прожевана.

– Ну, мы начнем с наручников, Борис Никитич, - заговорил он.
– Они вам больше не нужны, правда? Зачем они вам?
– говорил он как бы с некоторой шутливой укоризной.

Он приблизился к подследственному и бодро, ловко, умело отщелкнул с запястий подлые браслеты. Почти с шутливой миной двумя пальцами, словно пахучую рыбу, отнес их к столу и бросил в ящик:

– Ну, вот и все, с этим покончено. Ни мне они не нужны, ни вам, Борис Никитич, ведь правда?

– Мне они помогли, - сказал Градов. Не глядя на Нефедова, он начал по очереди растирать одной мертвой кистью другую мертвую кисть. Странное чувство испытывал он: изъята хоть и подлая, однако как бы неотъемлемая часть его личности.

– Что вы имеете в виду, профессор?
– с чуткостью и интересом спросил следователь. Он весь представлял собой теперь, когда следствие целиком перешло в его руки, некое воплощение чуткости, интереса, корректности и даже как бы некоторой симпатии. "Работают по последнему примитиву, - подумал Борис Никитич.
– Сначала кнут - Самков, потом пряник - Нефедов".

– Вам этого не понять, гражданин следователь. Вам же не приходилось жить в этих браслетах.

"Кажется, это я уже слишком, - подумал Градов.
– Сейчас и этот начнет орать". На бледном лице капитана, однако, не появилось ничего, кроме мимолетного ужаса.

– Ну хорошо, Борис Никитич, забудем об этом. Давайте всерьез вернемся к... к нашему разбирательству. Прежде всего, я вам хотел сообщить, что некоторые вопросы сейчас сняты. Например, вопрос о конспирации с Раппопортом снят.
– Нефедов внимательно подождал реакции на это сообщение. Борис Никитич пожал плечами.
– Отменяются также ваши очные ставки с Вовси и Виноградовым...

– Они живы?
– спросил Градов.

– Живы, живы, чего же им не жить, - торопливо ответил Нефедов. Просто очные ставки отменяются, вот и все.

"Видимо, ждет, что я спрошу почему, - подумал Борис Никитич, - и тогда он мне скажет, что уж вот это-то не моего ума дело". Нефедов между тем горестно вздохнул над бумагами и даже почесал себе макушку.

– Однако появляются и некоторые новые вопросы, профессор. Вот например: чем все-таки было мотивировано ваше выступление на митинге в Первом МОЛМИ? Отчаянным призывом к единомышленникам? Были у вас в зале единомышленники, профессор?

– Конечно, были, - ответил Градов.
– Уверен, что все мыслили так же, только говорили наоборот.

– Ну, это уж вы зря, Борис Никитич, - как бы слегка надулся Нефедов.
– Что же, все у нас такие неискренние, что ли? Я не согласен. Но все-таки скажите, что вас подвигло на этот поступок? Бросить вызов правительству, это ведь не шутка!

– Я хотел подвести черту, - совсем спокойно, как бы даже не обращая внимания на следователя, сказал Градов.

– Подвести черту?
– переспросил Нефедов.
– Под чем же?

– Вам этого не понять, - сказал Градов. Нефедов вдруг несказанно обиделся:

– Да почему же мне этого не понять, профессор? Почему же вы во мне априорно видите примитива? Я, между прочим, окончил юридический факультет МГУ, заочно. Всю классику прочел. Спросите меня что-нибудь из Пушкина, из Толстого, немедленно отвечу. Я даже Достоевского читаю, хоть его и в реакционеры записали, а я вот читаю и думаю, что это полезно, потому что помогает нам лучше понять психологию преступника!

– Чью психологию?
– переспросил Градов.

– Психологию преступника, профессор. Ну, мы следователи, юристы, нам ведь нужно понимать преступников.