Московские праздные дни
Шрифт:
И все же здесь мало одной Наташи, иначе вышло бы одно обольщение князя Андрея. Толстому нужно его воодушевление: тут и появляется спаситель Георгий. Князь Андрей возвращается летом, когда лес уже крещен Георгием. И дуб, одетый зеленью, говорит именно об этом. Первая встреча происходит в первом акте Георгиевской пьесы, вторая во втором.
Интересно, что так же двоится и сам Толстой. Он, как человек Москва, некоторым образом двухэтажен. В Толстом много от финского колдуна, языческого волхва. Он только сверху, от головы, от ума просветлен и крещен. Этим «верхним» умом он составляет расчеты и схемы, производит сухие назидания. «Верхний» ум Толстого слышен в композиции двух встреч: так правильно, так — после Георгия — должен перемениться князь Андрей. Но никогда этот сухой и ясный ум не произведет пения сирены и этого серебристого от влаги пейзажа,
Знаем мы это беззвездное небо и почти полную луну. Помним по Святкам — наверху, где «верхний» ум, мертво и скучно, внизу, где вода, где влажно и сами собой текут краски или, как зимой, алмазами осыпан снег — весело.
Акварелист Толстой пишет «нижним» умом. Такому Толстому нужна вода, он в «первом» этаже волхв — от слова волглый (влажный). Течение воды, ее метаморфозы, которые и делят год на сезоны, одушевляют живописца Толстого необыкновенно. Толстой двуедин, дву-умён; это позволяет ему поместить в себе, понять всякого русского (такого же двухэтажного) героя. Верхним, сухим умом он способен рассчитать и начертить рассудочного «мертвеца» Андрея, нижним, волглым — пустить по воде ведьму Наташу. Как писатель, как художник-импрессионист Толстой, безусловно, выбирает Наташу. Ему с ней лёгко.
Мы еще вернемся к этой теме в главе Поведение воды.
Так непросто, двуедино скомпонован этот апрельский эпизод «Войны и мира»; и он дважды уместен — апрельским, (Наташиным, ведьминским) и майским, Георгиевским образом, где во второй сцене лес крещен.
*
Москва и Толстой двуедины, синкретичны. По верху Москвы встают христианские храмы — их фундамент омывает финская вода. Москва наполовину, по верху, город, на «нижнюю» половину лес (финский). То же и с Толстым, он так же раздвоен по горизонтали: христианин поверх язычника.
Всадник Георгий на гербе столицы скачет по границе между этажами, по опушке московского леса. Бьет копием понизу, по нижней московской половине.
Праздный день в Сокольниках
1 мая — День международной солидарности трудящихся.
Он же День весны и труда.
Он же древний, дохристианский Новый год.
Говорят, что Первомай учредил в Москве Петр I, прорубивший по сему поводу очередное окно в Европу. На этот раз — в зеленой стене сокольнического леса, на северо-востоке столицы. По его указанию в лесу была проведена широкая, в версту длиной, просека (тогда именовавшаяся просек, что без малейшего усилия переведено было затем в проспект и после этого снова в просек), специально для первомайского проезда экипажей и карет, а также праздных пеших прогулок.
Тогда уж нужно называть это окном из Европы в лес: так вломился в Москву «немецкий» царь Петр: европейским пространством в зеленую пригородную плоскость.
Лес, ставший в одно мгновение парком, поместил в себе правильный прямоугольник, наполняемый в первомайские дни тысячными толпами москвичей.
Во все времена гулянье в Сокольниках было необычайно популярно. Очевидцы описывают однодневное переселение всей Москвы в заповедный парк (в 1854 году сюда прибыло до пяти тысяч карет и экипажей, не считая мелкорассеянного пешего люда). Подмосковная природа преображалась совершенно. Во всех уголках и укрытиях устанавливались наспех сколоченные столы, накрытые белоснежными скатертями, на которые водружались самовары, а сверху трубы, а сверху вывернутые вбок сизые дымы. Дробная зелень бутылок счастливым образом сочеталась с новораспустившейся листвой, на столах преобладала выпечка, а в умах, отмякших по весне, поселялось веселье. На поляны, прогалины и плеши выходили пряничного вида кукольники и скоморохи. Повсеместно заводилось пение, которое, казалось, производилось самой проснувшейся природой — ввиду необозримого количества певцов, прячущихся в кустах и кущах, а также из-за нестройности хора. Там и сям вставали легкие шатры и палатки с хлопающими на ветру разноцветными флагами. К ним без усилия можно было добавить пестро одетых москвичек, не уступающих указанным павильонам ни в размере, ни в пышности убранства. Морем разливался чай. Сокольники принимали общемосковский пикник.
Праздник, начинавшийся обыкновенно после
полудня, затягивался допоздна. Иные празднователи, нагрузившиеся без меры первых весенних впечатлений, оставались здесь же на ночлег, укладываясь прямо на траву и распугивая местных наяд и прочих березовых духов.Последние по приходу весны сами оживали и толпились во множестве среди прозрачных ветвей, насыщая воздух забытыми, волнующими сердце ароматами.
Кстати, о наядах. Нужно сказать, что первомайские празднования бытовали в Москве задолго до Петра. Так древние славяне, неравнодушные к шевелению лесных перунов и ярил, отмечали встречу весны.
Это был их Новый год. Сокольники с давних пор представляли собой лучшую арену для майских игр: здешний лес был доступен и светел, и словно специально создан для украшения своих дерев — лентами, букетами и прочей сокровенной бижутерией.
Не в этом ли сокрыта популярность Сокольников? Это древнейшее из всех «новогоднее» место, о котором всегда помнила Москва.
Первомайское волшебное событие (зеленый Новый год) отмечалось не только в Сокольниках и не только в Москве, но и по всей Северной Европе. Особенно пылкими были встречи долгожданной весны в Германии. К обыкновенному в эти дни установлению майских деревьев, хороводам и прыжкам дев через костер здесь добавлялись целые народные спектакли. Празднующие на природе горожане выбирали весенних короля и королеву, которые встречали друг друга в населенном духами лесу и, после ряда сложных церемоний, вместе входили в город, где совершалась их праздничная, игровая свадьба, отворяющая дорогу очередному благополучному сезону.
Говорят, московские немцы, кукуйцы, отмечали здесь свой старинный майский день — будто бы за ними сюда пришел Петр и учредил «прямоугольный» просек-праздник.
Постепенно снегурочки и лели перекочевали в театр.
Веяния языческие сменились атеистическими. Тут есть некоторая связь: то и другое было обернуто противу христиан. Затем пришли красные маевки. Сокольники приняли их с «новогодним» радушием.
Праздничное помещение больше по размеру, чем политическое.
И, как часто бывает в Москве, праздник изменил самую физиономию Сокольников. В советские времена парк был перепланирован. Рисование на местности нового плана составило настоящий мультфильм. Часть изначального проспекта, соединяющего парк с городом, обратилась в плане древесным стволом; аллеи, разбежавшиеся веером, представили ходуном ходящие ветви, а многочисленные кущи и рощи, обозначенные на бумаге должными кружевами, распустились листвой. На карту Москвы легло грандиозное Майское Дерево, поместившееся на земле горизонтально.
Так праздник нарисовал себя сам, расположив все внешние, поверхностные атрибуты единственно необходимым для себя образом.
Егорий, герой
6 мая — Георгий Победоносец
Вот он, герой пьесы о двух актах. Легенда приписывает ему победу над змеем (толкования образа змея разнообразны; сегодня мы разумеем под ним весенний языческий дух).
Озеро, из которого, согласно легенде, выползал змей, было расположено недалеко от современного Бейрута. Сейчас оно слилось со Средиземным морем. Город, третируемый змеем, назывался Вирит. Жители не могли справиться с чудовищем и по совету идолов и волхвов стали отдавать ему своих детей. Когда пришел черед принцессы, явился Георгий, пронзил змею гортань и попрал конскими ногами. Это напоминает миф о Персее.
В качестве символа победа Георгия толкуется легко: поражение змея есть победа над язычеством, над тьмой неокрепшего разума, над собственной духовной слабостью.
Почитание Георгия повсеместно. В первую очередь он покровительствует воинам. Гербы многих стран и городов (кроме Москвы, к примеру, Брюссель) украшены его фигурой.
На московском гербе он появляется при Иоанне III, после окончательного освобождения страны от внешнего ига.
Славяне почитали его повсеместно. Помимо сельскохозяйственных пассов (покорение леса и поля, начало огородного сезона), совершалось множество обрядов. В Сербии купались в этот день рано утром; девушки просили Георгия о замужестве. Болгары резали агнцев — без пролития крови на землю. Этой кровью они мазали детям лица.
В старину существовало предание, что люди, умершие на Егория зимнего, весной в этот день оживали. Перед смертью они будто бы сносили свои товары (они были купцы?) в одно место, где соседи могли их брать за заранее оговоренную цену, без обмана.
Тех, кто обманывал и брал бессовестно, ожившие по весне мнимые покойники наказывали: прописывали в покойники настоящие, сиречь убивали.
*
Егорий-вешний