Московские Сторожевые

— На какую именно? — отозвался телефон живым человеческим голосом. Хоть и пьяненьким слегка.

Я замерла.

— Ну я ж тебе говорила, они круглосуточные. — Евдокия цапнула сигареты.

— Алло?

Кусок торта дожидался меня на тарелочке. Осыпался черными бисквитными крошками на расписные розочки и тюльпаны, таял густым кремом… И ложечка так была кокетливо к блюдцу прислонена, что прям… ну вызывающе как-то. Соблазняет. Там, где мы ужинали вчера, совсем иная сервировка была, но это роли не играло. Потому как Андрюша с приборами именно так обращается. По старому этикету не сильно хорошо, а вот ему идет. И руки такие вроде сильные, а аккуратные, ложечка в них не кажется маленькой и неуместной, а просто держится. Ну не как оружие, конечно, а как… Хотя ему, наверное, и нож идет. Он же с ним умеет работать, да? Надо будет узнать.

— Алло, девушка… Вас на какую процедуру записывать? — курлыкнула незнакомка в аппарате. — Я не слышу, повторите, пожалуйста.

— На хирургическую дефлорацию, — нараспев протянула я и повесила трубку.

— Ленка! Струсила, да? — Жека разочарованно курила. — Эх ты, трусиха-колбасиха!

На экране тем временем передача плавно завершилась. Только что Жекина прошлая жизнь горделиво на зрителей поглядывала, щурила глаза и выдыхала слова памятной роли, а теперь там снег густыми хлопьями шел — «Ирония судьбы», самое начало…

— Не струсила. Сама решусь…

— Ты ж с ним… Вот только не говори, что опять в Семена… — охнула Жека. — Хотя, ты знаешь, с ним, в принципе… Он же как холостой уже сейчас…

— Да нет. — Я покрутила опустевшее блюдце. Гадать по такому неудобно, кто бы что ни говорил. Нам для работы квадратная посудина нужна, на четыре угла — север, запад, юг, восток. А это так, мирские выдумки. — Не Семен.

— Да? Ну и славно, отцепилась от мужика… — порадовалась Жека. Потом на «Прагу» глянула и добавила мстительно. — А вкусный торт-то… Вредный, конечно, но… Удовольствие того стоит.

Хорошо, что в прихожей звонок заголосил, спас меня от неудобного молчания. Пускай Жека с соседями потреплется, я как раз хоть улыбаться перестану. Ну так улыбаться, неприлично…

На пороге стоял букет. Серьезный такой кусок оранжереи, к которому невесть зачем прилагались ладные мужские брюки с начищенными ботинками. В ногах четко ощущалась неуверенность, а от цветов нахраписто пахло жареной свининой, той самой, что вовсю готовили Жекины соседи по этажу.

— С наступающим, — отозвалось ботаническое чудо серьезным мужским голосом. — С Новым годом тебя, Женечка.

— Евдокия Ольговна, — сварливо поправила Жека, запуская обе руки в собственные буйные кудри. — Кошмар какой… — рассеянно отозвалась она. А потом куда более жестко добавила: — Артемчик, ты стой, где стоишь, ладно?

Букет немедленно качнулся и сдвинулся в сторону, приоткрывая сосредоточенное лицо неудачливого ресторатора.

Я тоже выдохнула «кошмар» и попыталась оценить уровень опасности. Дуська, балда такая, даже огнетушитель в прихожей не держит, а еще дверь открывает кому ни попадя. Это что же нам сейчас в первую очередь надо — этого на пороге держать или все-таки самим где-нибудь в ванной баррикадироваться? И Старому звонить, срочно звонить Старому — если удастся пробиться сквозь слой его абонентов. Та-а-ак… Столбняк на «марсельца» насылать или сразу забывчивость — чтобы не помнил, куда и зачем он пришел?

— Да тихо ты… — Жека отмахивалась от каких-то нежных слов, которые букетоносец начал бормотать ей прямо в прикрытое кудрями ухо. — Артемка, ну что ты там застыл как заяц!

Неужели сейчас в квартиру впустит? Я стиснула кулаки, а потом начала их медленно разжимать, подготавливая пальцы.

— Давай-ка, друг мой ситный, цветуечки свои на порог, а сам на пять шагов назад. — Жека грудью прокладывала себе путь на лестничную площадку, тесня масштабного, но почему-то очень смущенного Артема.

Старому или за огнетушителем? Или хоть чайник с кухни принести, он хоть и горячий, но полный, удастся пламя…

Букет упал мне прямо под ноги, разметал белые и багряные лепестки по давно не мытому линолеуму.

— Ай, молодца! — послышался с площадки звонкий голос Жеки, а потом входная дверь захлопнулась. Я приникла к дверному глазку, сделав застенную громкость побольше. А потом, наоборот, потише. И сама как-то от двери попятилась. Только не в кухню, за чайником, а к трельяжу, чтобы понять, сильно ли у меня горят уши от услышанного и блестят глаза от увиденного.

— …чтобы на равных, — гулко шептал Артем сквозь Женины кудри и дверную обшивку. — Завтра так, как ты скажешь… а сегодня еще мое время, понимаешь…

— Заяц… — тоже шепнула Жека. — Какой же ты все-таки заяц еще, а?

Я ойкнула, срочно свинтила громкость и начала подбирать с пола цветы. Сейчас на лестнице существовала только одна угроза, — Дуськиному высокохудожественному макияжу, никаких других злостных намерений я у «марсельца» считать не смогла. А вот страх — первородный мужской, боязнь, что его сейчас оттолкнут и не пустят, благоухал куда сильнее оранжерейных дорогостоящих запахов. Я снова ойкнула и потащила увесистый букет в ванную, понимая, что Жеке и ее завтрашнему ученику сейчас явно будет не до цветущего чуда. Все-таки есть в современных мужчинах что-то такое… от предыдущих поколений. И понятно, что дважды убиенным Гунечкой Жека будет попрекать своего кавалера до самого конца его ученичества, но… Именно что попрекать, а не страдать от неразделенной тоски по чужеродному существу с непонятной, хоть и якобы женской душой.

— Только имей в виду… мне к одиннадцати на работу надо. — Жека возникла в прихожей первая. Артем не просто следовал за ней, а двигался неотрывно, обхватив своего будущего учителя за плечи и угнездив свой подбородок на Жекиной макушке. Я как-то попятилась, негодующе подумав про то, что в нынешних прихожих любой третий всегда лишний, невзирая на пикантность ситуации.

— Успеем, Евдокия Ольг… Женечка… Я тебе обещаю.

— Руки убери, — довольно жестко отозвалась Жека, выворачиваясь из нежных объятий.

Артем послушно, хоть и нехотя, убрал.

— А теперь их ковшиком сложи. Хотя… Ленк! Там тазик был в ванной, неси сюда. Или кастрюлю с кухни, только чистую.

Я подхватилась за тазиком, даже не успев обидеться, что меня гоняют по поручениям, хотя в доме теперь есть целый настоящий мужчина. Принесла голубой таз в неброский цветочек и честно застыла с ним на изготовку — так, будто в пластмассовой емкости уже высилась горка спелых яблок.

— Ага, спасибо, — Евдокия отошла от своего партнера на пару шагов. — Артем, ты кольцо вынимай!

— А? — удивился ресторатор. У него это чувство скоро совсем сотрется, но пока что оно есть. И оттого бывший «марселец» еще притормаживает и переспрашивает.

— А то, которое у тебя в нагрудном кармане лежит. Ты же понимаешь, что я такие вещи…

Артем больше ни о чем не спрашивал, вынул ювелирную безделицу. Без камней, кстати. Зато белое золото и какая-то тоненькая вязь на изнанке, надпись, что ли…

— Молчи, — упредила партнера Жека, перехватывая из его ладони невесомый ободок. — Без ювелирки, так мне все скажешь, честнее будет.