Московский апокалипсис

А по ночам Ахлестышев воевал. Спать приходилось лишь несколько часов в сутки, зато жизнь сделалась очень насыщенной. “Отчаянных” осталось мало: Тюфякин и Пунцовый погибли, Саловаров не покидал особняка. Приходилось партизанить вчетвером. Штабс-капитан Ельчанинов поставил перед отрядом конкретную задачу.

– Сейчас самое главное, – сказал он, – это обездвижить Великую армию. Мы уже почти продержались. Ещё неделя ожидания и Бонапарт поймёт, что его перехитрили. Корсиканцу останется лишь бежать из Москвы обратно к Смоленску. Конский состав – вот главный объект нашего удара! Лошадей у французов всё меньше, а добыча фуража для них делается всё труднее. Это только человек может жить на баланде из муки, а строевому коню нужен овёс. То, что вне города, оставим нашим товарищам. А то, что в Москве – наше.

И “отчаянные” начали целенаправленную охоту на фуражные склады. Самым полезным здесь оказался Голофтеев. До войны он вёл раздробительную ^[60] торговлю сеном и овсом. Все извозопромышленники были старику хорошо известны, так же, как и подходящие помещения. Оставшиеся в городе купцы сообщали ему, где что лежит и как охраняется. После этого появлялись “отчаянные” и устраивали аутодафе. Унтер-офицер просил пожилого уже человека не ходить на поджоги, но упрямец обижался. Он никогда не упускал случая самолично прикончить захватчика. Смелый и безжалостный, дедушка действовал топором. Рука Голофтеева сохранила мужицкую твёрдость. Ахлестышев старался не смотреть на плоды его трудов – зрелище было не из приятных…

60

То есть, розничную

Вдруг однажды утром Ольга сообщила Петру важную новость. Полестель пишет секретный доклад для Наполеона, черновики которого не отдаёт даже Морису – лично сжигает в камине. Доклад ответственный: полковник не выходит к ужину, а за завтраком очень рассеян. Ест не разбирая, и всё думает, думает… А сегодня заявил с привычным бахвальством, что его документ решит исход войны. Ни больше, ни меньше. А когда Ольга попыталась выяснить подробности, намекнул: Наполеон на распутье. Великий человек раздумывает, как ему вести осенне-зимнюю кампанию, и доклад графа даст его мыслям верное направление!

– Чтобы увидеть доклад, нужно проникнуть в кабинет графа?

– Да, но за ним присматривает Морис. Он сам там убирается, и в течение дня может заглянуть, убедиться, что всё в порядке.

– Кабинет запирают на ключ?

– Всякий раз, когда граф из него уходит. Но от старого дворецкого осталась связка запасных ключей.

– У кого она сейчас?

– У Степаниды Фроловны.

– Отлично. Стало быть, нужно только на один час отвлечь Мориса. Так?

– Так, милый, но именно это и невозможно! Свои встречи с агентами он проводит в гостиной, и дверь кабинета ему оттуда видна. На первый этаж Морис сейчас почти не спускается, доверивши его прислуге. Надобно, чтобы этот час он провёл в своей комнате. Она в самом конце анфилады: оттуда ничего не видно и не слышно. Но в ней Морис лишь спит! Я не знаю, как завлечь его туда на целый час…

– Ну, можно посыпать ему в кофей слабительного, чтобы он провёл этот час в отхожем месте.

– Да, но камердинер питается с господского стола! С нами не сидит, но ест-пьёт то же, что и мы. Если испортить кофе, то мы все будем бегать в отхожее место!

Ахлестышев задумался.

– Петя… – неуверенно начала Ольга. – Есть ещё новость про графа Полестеля…

– Какая? – спросил тот рассеянно.

– Ещё когда я была барышней на выданье, он за мной слегка ухаживал.

– За тобой тогда пол-Москвы ухаживало! Такая красавица, да при эдаких деньгах!

– А теперь он не нищий эмигрант, а полковник армии, захватившей Москву. И мы с князем полностью в его власти.

– Постой-ка! – насторожился Пётр. – Он что, возобновил своё волокитство?

– Петь, – Ольга посмотрела на него как-то странно, – это не волокитство. Это уже домогательства. В самой наглой и настойчивой форме. Вчера, например, я едва вытолкала его отсюда. Граф Полестель убеждён, что мне ничего не стоит переспать с ним.

– Вот как! Это почему же?

– Когда они с князем привезли меня сюда… Помнишь, я говорила, что имело место бурное объяснение: кто что делал в эти восемь суток московского пожара? И как должен вести себя супруг в минуту опасности. Так вот, я откровенно рассказала князю, что в эти ужасные дни возле меня был ты. И я многократно обязана тебе спасением своей жизни. Сказала также, что мы жили с тобой в эти дни, как муж с женой. И призналась, что мгновенья, проведённые с тобой в шалаше на Девичьем поле, были самыми счастливыми в моей жизни.

– В моей тоже, – улыбнулся Ахлестышев. – Но причём здесь Полестель?

– Притом, что князь Шехонский, дурак, рассказал об этом графу.

– Ну и что? Пусть полковник знает, что место занято.

– Ты забываешь, что я в его власти. А граф после откровений моего мужа решил, что я падшая женщина. Которой всё равно с кем спать. Понятие любви ему не доступно. Для графа это то, что мужчина и женщина делают в постели, и ничто иное. И теперь он счёл, что меня можно просто взять, как вещь.

– А князь?

– Что князь? Я всегда интересовала его лишь как наследница двадцати тысяч душ. А сейчас дружба с Полестелем значит для него выживание. Он легко отдаст меня полковнику в обмен на его расположение.

– Я убью их обоих! И не на дуэли, а из-за угла. Партизанам это дозволяется.

– Когда, милый мой?

– Да хоть нынче! Они ведь считают меня покойником?

– Убеждены в этом. Тогда на бульваре Полестель шепнул конвоирам, чтобы вас расстреляли немедленно. Как только уедет карета. Он недавно этим хвастал.

– Так и вышло. Вы уехали и нас тут же стали убивать. Если бы не Отчаянов…

– Я давно хочу повидаться с твоим спасителем и поблагодарить его.

– Сегодня же и поблагодаришь!

– А как же разведка?

– К чёрту такую разведку! – вскричал Ахлестышев.

– Тише, милый! Ты же не хочешь, чтобы сюда прибежал Морис?

– И его убью!

– Ишь, разубивался… Казни уж заодно и Бонапарта, сразу война кончится.

– А ты чего смеёшься? – удивился Пётр. – Граф Полестель нацелился к тебе в спальню, а ты, дурочка, веселишься! Что делать-то будем?

– Не знаю. Но пока ты не увидал секретного доклада, мне отсюда убегать нельзя. Представляешь: наше командование узнает, в каком направлении французская разведка толкает своего императора…

– Представляю. А ты представляешь, если сегодня граф снова явится сюда? И уже не захочет уходить.

– Уйдёт! Я признаюсь ему со слезами, что подцепила от каторжника дурную болезнь. Ловко?

– Ловко… – несколько ошарашенно согласился Пётр. – До чего вы, бабы, хитры в таких делах. Но это даст лишь отсрочку. Полестель пришлёт военного доктора и тот тебя разоблачит.

– А нам и нужна отсрочка. Иди. Думай, чем отвлечь Мориса! Всё надо сделать уже завтра, иначе граф спалит черновик своего доклада.

Пока Ахлестышев добрался до подвала, он уже всё придумал. Растолкал спящего Батыря, который храпел, как рота гренадёров, и сказал:

– Собирайся. Идём в Волчью долину.

– Хорошая мысля, – одобрил вардалак, протирая глаза. – А пошто идём-то? Товарищей проведать?

– Именно. Срочно понадобилась твоя Мортира Макаровна. Дай Бог, чтобы она оказалась жива и здорова!