Московский Бродвей

Человек тот завел разговор и в итоге привел Славе конкретные факты сокрытия им прибылей, полученных от концертных выступлений Анжелики, от налогов. Суммы действительно были весьма крупные, и Славе определенно могло светить несколько лет тюрьмы…

Тогда человек предложил вариант: Слава в определенный день, по его сигналу, ранит Анжелику в плечо. И сокрытие налогов сразу же канет в небытие…

Слава сначала отказался. Но Дейнекин (мы были почти уверены, что это был он) оказался настойчивым. Он пообещал не только обнародовать факты сокрытия прибылей, но и к тому же «не оставить без внимания» (так, со слов Петрунина, выразился он) семью администратора. Чтобы Петрунин понял, что это не просто треп, Дейнекин назвал несколько фамилий людей, с которыми был связан Петрунин, в частности тех, кто занимался выпуском нелегальных копий компакт-дисков. Слава понял, что его приперли к стене. Он попытался выяснить, зачем так уж необходимо ранение Анжелики? Дейнекин только усмехнулся и ответил, что это нужно для того, чтобы привлечь к певице еще больше внимания.

– Похоже на правду… – вполголоса произнес Турецкий.

Короче говоря, Петрунин подумал-подумал, да и согласился. В конце концов, это были деньги, заработанные Анжеликой. Слава был поставлен в безвыходное положение. Если факты сокрытия прибыли выплывут на поверхность, его ждут крупные неприятности со всех сторон – и со стороны бандитов, и со стороны налоговой инспекции. И те и другие его по головке не погладят. Да и за свою семью он тоже очень боялся…

Кроме того, от него не требовалось убивать певицу. Просто ранить. Причем можно легко. Петрунину показалось, что это далеко не самая страшная плата за то, чтобы избавиться от так неожиданно свалившихся на голову неприятностей…

Через несколько дней Славе позвонил другой человек, который после встречи передал ему мобильник, с помощью которого должна была осуществляться связь. И продиктовал номер, по которому следовало доложить об исполнении.

Но самое главное – этот второй человек представился. Его звали Петей. Он и рассказал администратору, в какое место на плече нужно воткнуть нож, чтобы ранение не оказалось слишком серьезным.

– Наверняка в самый решающий момент я все перепутал, – горько сознался Петрунин, – и воткнул нож не так…

– Понятно, – с издевкой произнес Турецкий, – практики не было…

– Не было, – кивнул Петрунин.

– Ну а как же вы все-таки могли на такое согласиться? Вы же должны были понимать, что после этого вы не только не сможете работать с Анжеликой, но и, скорее всего, вас задержат…

– Не знаю, – отозвался Петрунин, – я был поставлен в безвыходное положение.

– Вы также знали, – продолжал Турецкий, – что ваша акция будет нами непосредственно связана с нападениями на Давида Консона, Симеонова и Разину. А получается, что вы об этом даже и не задумались?

– Задумался… Но мне, повторяю, ничего не оставалось делать…

– Вам ведь известно, что те, кто покушались на сына Консона и Разину, задержаны? И понимали, что это тоже в общем-то случайные люди…

– Да… Но я не знал, что делать… Я хотел потом объяснить все Анжелике…

– Ага… Когда она придет к вам на свидание в тюрьму!

– Я вообще-то надеялся убежать… И отсидеться где-нибудь… – неожиданно всхлипнул Петрунин. – Но что, что мне оставалось делать?! Если стали бы известны факты ухода от налогов, меня еще вернее посадили бы… А что бы вы сделали на моем месте?

– Что бы я сделал? Обратился в милицию!

– Это вряд ли… – заметил я. – С начальником милиции он уже успел пообщаться…

– Ну да, – спохватился Турецкий, – ну не в милицию. В РУБОП, к нам в прокуратуру! В конце концов, если бы вы рассказали об этом тому же Бородулину, он был бы обязан внести эти факты в дело, довести до сведения руководства. И принять меры!

– Я не знаю… – закрыл лицо ладонями Петрунин. – Я ничего не знаю…

Турецкий вздохнул, поставил число и подпись на бланке протокола…

– Вот, прочитайте и подпишите на каждой странице…

Петрунин не глядя поставил свою подпись. Глаза его были полны слез. Турецкий вызвал конвой…

– Все ясно, – сказал Турецкий, когда мы отправили Славу Петрунина в изолятор временного содержания. – Все подтверждается. Этот Петя работает на Дейнекина, организует странные спектакли, цель которых нам пока не ясна. Следовательно?..

– Нужно установить личность Пети и попытаться вытрясти из него как можно больше.

– Точно, – кивнул Турецкий, – поехали в больницу.

В больнице Склифосовского, как всегда, было людно. Когда я попадаю сюда, постоянно удивляюсь, какая масса людей ломает ноги, руки, попадает под машину, испытывает всевозможные недуги, при которых требуется срочная помощь… Причем Склиф как-то всех уравнивает: и у нового русского, и у последнего бомжа здесь одинаковый гипс, одинаковые костыли… И даже одинаковые глаза – печальные и тревожные…

В отделении реанимации тоже было много народа. Сновали врачи с еще не просохшими рентгеновскими снимками, рослые медицинские братья возили каталки с бесчувственными телами… Иногда кто-то из медбратьев держал на вытянутой руке капельницу…

– Только две минуты, – предупредил нас врач-реаниматолог, когда мы выяснили, где именно лежит Петя, – больной часто теряет сознание. Он еще в очень тяжелом состоянии. Хотя жизнь уже, можно сказать, вне опасности…

– Ничего, – пообещал Турецкий, – мы его мучить не станем. Всего пара вопросов.

Петя лежал на кровати в окружении многочисленных приборов, на которых дрожали, мигали лампочки, бежали извилистые кривые. Судя по розоватому оттенку кожи лица, больной действительно постепенно возвращался к жизни…

– Здравствуйте, – сказал Турецкий, присаживаясь на стул у его изголовья.

Петя внимательно посмотрел на Александра Борисовича, потом перевел взгляд на меня. И, кажется, понял, зачем мы пожаловали, – во всяком случае, в его глазах отразилась работа мысли. Он кивнул.

– Я задам вам всего парочку вопросов. Ваше имя, фамилия. И адрес…

Константин Дмитриевич Меркулов вызвал к себе следователя Бородулина. Честно говоря, он не слишком хорошо представлял, что ему скажет. Однако кое-какие наметки у него были.

Дело в том, что час назад Константин Дмитриевич запросил в отделе кадров личное дело Бородулина. Внимательно изучил его трудовую биографию. В результате вырисовывалась очень интересная картина.

В свое время следователь работал с Дейнекиным. Причем сразу после того, как Дейнекин был назначен начальником московской милиции, Бородулин каким-то непостижимым образом был переведен в Генеральную прокуратуру. А уже через короткое время стал следователем по особо важным делам…

«Нет, – подумал Константин Дмитриевич, – что-то тут нечисто. Так быстро карьера не делается. Если, конечно, делать ее честно».