Московский характер

Зайцев — Насчёт женщин — отрицательно.

Потапов — Так вот, дорогие женщины, на этот раз мы вам дорогу не уступим. Будем невежливыми, Сергей Сергеич. Вот что, давай сюда Кривошеина. Хотя стой! Потом Кривошеина. (Взял бумажку, спрятал её в портфель.) Они в главк, а я в министерство. Сначала в министерство. Передай в сборочный, пусть форсируют. Слышишь, Зайцев?

Зайцев — Слышу, Алексей Кирьяныч… Только, в чём дело, не пойму.

Потапов — Я им выгравирую такое на память… такие рисуночки будут…

Зайцев — Это для клуба, что ли?

Потапов — А-а, Зайцев… Вот приеду из министерства, узнаешь. Скажи Кривошеину, чтоб ожидал меня. И нажимай здесь.

Зайцев — Когда будете?

Потапов — Не знаю. (Ушёл.)

Зайцев — Что за рисунки? Вот человек! (Сел на место Потапова. Снял трубку.) Диспетчера. Передайте в сборочный. Алексей Кирьяныч приказал форсировать сборку. Уже 140? Хорошо. Какие ещё указания? Неважно. Но они будут, указания будут. Обязательно будут. Какие? Это неважно. Важно, чтобы они были, указания!

Занавес

Картина вторая

Столовая в квартире Потапов и Гриневой. Просторная, светлая комната. Квартира расположена на пятом или шестом этаже. Ощущение высоты создают сотни огней в других, видных через раскрытую дверь балкона домах. В столовую ведут две двери из других комнат. Московский летний вечер. За окнами сравнительно светло. Вместе с открытием занавеса в комнату входят Гринева и Кружкова. У Гриневой в руках газеты и письма, она только что вытащила их из почтового ящика. Кружкова останавливается на пороге балкона. Гринева зажигает свет.

Кружкова — Зачем, Ирина Фёдоровна, свет зажгли? Ещё видно.

Гринева — Не люблю полумрак. Или темно или полный свет. Садись, Аня. Будем хозяйничать. (Достаёт из буфета заварной чайник.) Мы с Алексеем чаёвники. (Уходит и возвращается.) Поздно актив кончился.

Кружкова — Вы хорошо говорили, Ирина Фёдоровна.

Гринева — Жизнь научит. А потом, знаешь, складно говорить не так уж трудно.

Кружкова — Трудно. Ко мне приходят разные люди. Простые и непростые. Иной говорит, а я чувствую, проверяет меня, где я неправильно скажу, где не знаю чего, а я ещё много не знаю. А мне говорят, просят меня: помогите, решите, вмешайтесь. А если мне самой нужно помочь?

Гринева — Да, депутату нельзя ошибаться.

Кружкова — Вот меня и беспокоит… Вот хотя бы эта, Свиридова.

Гринева — Наша Северова?

Кружкова — Она… Пришла ко мне, плачет. «Может, мне не к вам надо было, — говорит, — может, в партком или ещё куда, а я к депутату решила. Своя работница, — говорит, — поймёт. Муж вернулся из армии. Ушёл слесарем, вернулся капитаном. Говорит мне: «Отстала ты от меня, трудно нам понять друг друга, запросы, — говорит, — у тебя, и вообще, — говорит, — культура страдает. Не ровная мы пара теперь. Давай врозь». Объявление в «Вечорку». А какое же тут объявление, когда у меня двое ребят. Да что ребята? Ребята — полбеды. Я их прокормлю. Жила без него. А как быть с любовью? И в чём я отстала? От кого я отстала? Я на почётной доске. День и ночь работала всю войну. И сейчас. Не хочу я врозь», — говорит. И плачет: «Помоги, Анна Сергеевна, ты депутат, ты всё можешь». А как помочь? И мне горько стало. И я сижу и плачу. Сидим и обе плачем.

Гринева — Долго ж вы плакали?

Кружкова — На часы не смотрела… Сказала, что поговорю с ним. Вызову его. А что я ему скажу? Выругаю, а вдруг не поймёт. А может, и выругать не смогу. О другом буду думать.

Гринева — О Кривошеине?

Кружкова — О нём.

Гринева — Сама же ушла!

Кружкова — Ушла, а вот любовь не ушла. Я не хотела быть при нём, хоть он и умный, Ирина Фёдоровна. Слишком он всё мне объяснял… Может, это от профессии. Хороший технолог, говорят.

Гринева — Пошёл он к чорту со своей технологией! В станках понимает, а в людях разобраться не может. Знаешь, Анна, трудно быть советчицей в таких вопросах, но я бы на твоём месте выбросила его из головы. Инженер?! Когда мы поженились с Алексеем, кем я была? Простой прядильщицей. А он инженер. И вот видишь: двенадцать лет, как один день. Живём.

Кружкова — И не бывает у вас ссор?

Гринева — По правде сказать, почти не бывает.

Кружкова — Так всегда у вас было?

Гринева — Было… А что, Кривошеина ты с тех пор не встречала?

Кружкова — Он приходил ко мне в апреле. После выборов уже… Я спросила его, почему не приходил в декабре, до выборов? Ушёл… Один раз я его встретила на улице — перешёл на другую сторону. Знаете, Ирина Фёдоровна, я бы даже уехала куда-нибудь. В Иваново или в Орехово-Зуево…

Гринева — Зачем же тебе? Пусть он едет.

Кружкова — А вдруг я неправильно сделала? Вдруг я своё личное счастье прогнала?

Гринева — А что ты всё-таки скажешь мужу Свиридовой?

Кружкова — Я не судья. Я сама потерпевшая. Попрошу его помочь жене, если она в чём отстаёт.

Гринева — А тебе он не мог помочь?

Кружкова — Пытался, но не так.

(Входит Виктор.)

Гринева — А, студент!

Виктор — Почти нет. (Бросил книги на стоя.) Последний экзамен сдал.

Гринева — Поздравляю.

Виктор — Ещё диплом, Ирина!

Гринева — Ты хоть бы поздоровался с незнакомой девушкой.

Виктор — Я знаком. Виктор Гринев. Я вас знаю. Был доверенным лицом по вашей кандидатуре.

Гринева(испуганно) — А чайник-то, наверно, перекипел. (Ушла. Виктор и Кружкова некоторое время молчат, подыскивая тему для разговора.)

Кружкова — Какой же диплом у вас?

Виктор — «Настоящее и будущее Москвы».

Кружкова — Красивая тема.

Виктор — Увлекательная. Вы знаете, Анна Сергеевна, мне снится она!

Кружкова — Кто?

Виктор — Москва… Воздушная, золотая, пронизанная голубизной.

Кружкова — Счастливый вы, Виктор, институт заканчиваете.

Виктор — Я счастливый? А вы?!

Кружкова — Я только месяц назад девятый класс вечерней школы окончила.