Московский клуб

— Мы соберемся через несколько дней, и… — начал Горбачев, но заметил, что Павличенко хочет что-то сказать. — Мы вас слушаем.

Павличенко негромко сказал:

— Вполне вероятно, что президент США и сам не вполне контролирует ситуацию в своей стране.

— Простите, что вы имеете в виду?

— Сегодня утром я получил результаты судебной экспертизы, — серьезно пояснил председатель КГБ. — Для взрыва в Оружейной палате был применен не «коктейль Молотова» и не динамит. Была взорвана пластиковая бомба «С-4». — Он сделал многозначительную паузу. — Пластик такого типа производится только в США.

На лицах слушавших его людей отразилось крайнее потрясение. Воцарилось долгое и напряженное молчание.

Наконец Горбачев оторвал взгляд от своего блокнота.

— Это заседание закрытое, — сказал он, имея в виду, что содержание данного разговора должно держаться в тайне даже от соратников его участников. Про себя же он подумал, что действительно происходит что-то странное и необъяснимое. Он медленно покачал головой: предчувствия редко обманывали его. Вытерев вспотевший лоб, он поднялся со стула и объявил о конце заседания.

10 Бостон

В холле кардиологического отделения больницы слышался постоянный тихий гул телеметрических сигналов разной высоты, который производили десятки кардиомониторов. Здесь лежал Элфрид Стоун. Его палата была маленькая: в ней стояли лишь капельница, бежевый телефон на подставке, укрепленный высоко на стене телевизор и прямо рядом с кроватью — монитор. На его экране ломаной зеленой полоской отображалась работа сердца пациента. Подоконник зеркального окна был пуст: прошло еще слишком мало времени, посетители еще не успели завалить его цветами. Все было насквозь пронизано обычным больничным запахом протирочного спирта и слабым ароматом супа из помидоров.

Накрытый голубым одеялом, Элфрид лежал на кровати. Он спал. Чарли показалось, что отец постарел на двадцать лет: лицо его вытянулось, оно было совершенно белым. Пластиковая трубка, соединенная с резервуаром, проходила через нос и ухо старика, поддерживая жизнедеятельность организма жидким кислородом. Три проводка тянулись от груди Элфрида к монитору.

— Вчера днем ваш отец проснулся и почувствовал сильную изжогу и боль в области грудной клетки, — устало рассказывала медсестра. Это была высокая, мужеподобная женщина лет пятидесяти с черными с проседью волосами, стянутыми в такой тугой узел, что Стоун даже подумал, что ей должно быть очень больно. — Он благоразумно вызвал «скорую помощь», и они сразу определили, что у него микроинфаркт.

— Когда его можно будет забрать домой? — спросил Чарли. — Завтра?

— Не думаю. — Она начала теребить отвисшую кожу под подбородком. — Вернее всего, не раньше, чем через несколько дней. Он был принят с диагнозом, при котором мы обязаны следить за изменениями в химическом составе крови пациента, делать кардиограммы. Мы должны привести в норму его давление.

— Он принимает какие-нибудь лекарства?

— Да, индерал, — резко ответила она, давая Стоуну понять, что он лезет не в свое дело. — У вас будут еще какие-нибудь вопросы?

— Нет, спасибо.

Чарли смотрел на спящего отца. Его рот был слегка приоткрыт, он ровно дышал и, казалось, избавился от всех жизненных тревог и невзгод.

Через несколько минут старик пошевелился, открыл глаза, огляделся, явно не понимая, где он находится, заметил Чарли и улыбнулся.

— Это ты, Чарли? Как прошел прием? — спросил он, протягивая руку к тумбочке в поисках очков. Приладив их на носу, он сказал: — Ну вот… Спасибо, что пришел.

— Тебе уже лучше? — спросил Чарли.

— Немного. Только слабость страшная.

— Бедный, что же тебе пришлось пережить. — Чарли смотрел на отца и думал о том, какое же страшное потрясение могло стать причиной этого внезапного сердечного приступа.

— Так прием у Уинтропа… — начал отец.

— Ничего особенного.

— Уинтроп, Уинтроп… — произнес Элфрид со слабой улыбкой. — Ах, этот старый великодушный мот.

«Великодушный, нечего сказать! — подумал Стоун. — Если бы ты только знал!» Но вслух сказал:

— Он передавал тебе привет.

После посещения архива Чарли точно знал, что отцу известно о завещании Ленина гораздо больше, чем он утверждал.

— Слушай, ты бы не мог заехать к Ховансонам и попросить их позаботиться о Пири? Они уже присматривали за ним раньше. Они его любят.

— Его все любят. Тебе что-нибудь принести? Книги, журналы, еще что-нибудь?

— Да нет, не надо. Одна из медсестер, высокая такая, дала мне «Пипл». Ты когда-нибудь читал этот журнал? Знаешь, он очень интересен.

— Я читаю его каждый день в очереди в супермаркете.

— Слушай, Чарли… — начал Элфрид, но запнулся и замолчал.

— Да?

— Чарли… Я надеюсь, ты не спрашивал Уинтропа о том, о чем ты говорил тогда со мной?

Стоун не знал, что ответить. Он не привык врать отцу. Но сейчас главным было не расстраивать старика.

— Нет. Я ни о чем его не спрашивал, — произнес он наконец.

— Знаешь, ведь тогда, начав этот разговор, ты застал меня врасплох.

Чарли понимающе кивнул.

— Я, конечно, знал о том, о чем ты меня тогда спрашивал. Об этом говорили во время слушаний.

Стоун только кивнул, не желая давить на отца.

— Та поездка в Россию… из-за которой все это произошло… Я всегда говорил тебе, что это была обыкновенная официальная поездка с целью уточнения кое-каких фактов в нашем посольстве в Москве.

— А была какая-нибудь другая причина?

— Да. Одолжение Уинтропу. Он не смог тогда получить визу.

— Одолжение? — произнося это слово, Чарли почувствовал, что оно прозвучало несколько зловеще.

— Уинтроп очень много хорошего сделал для меня. Он пригласил меня работать в Белом доме, он выбрал меня из сотни других американских историков. Я не мог ему отказать.

— А чего он от тебя хотел?

— Он попросил, чтобы я встретился в России с одной женщиной, настоящей красавицей.

— С той самой, с которой тебя сфотографировали в московском метро? А для чего ты должен был с ней встретиться?

— Сущая ерунда. Я только должен был встретиться с ней тайком и передать ей документ, который Уинтроп спрятал под рамкой своей фотографии. То есть это он сказал, что это просто фотокарточка, но я уверен, что это не так. Иначе с чего бы он так нервничал. Я решил, что он хотел тайком передать этой женщине записку, потому что он не захотел воспользоваться дипломатической сумкой. Ведь для этого надо было бы обращаться к агенту американской разведслужбы. Я даже предположить не мог, что за моей встречей с той женщиной будут следить.