Московский процесс (Часть 1)

Смешные птицы, кого они надеялись обмануть? Историю? Логику? Самих себя? Ведь даже и без наших имен гласность контролю не поддавалась, а закон все равно не совмещался с идеологией. Всего-то и понадобилось несколько лет без репрессий, несколько лет относительной свободы обмена мнениями, как режим рухнул. Уже к началу 1990 года, нарастая, словно снежный обвал в горах, пронеслась волна забастовок и массовых демонстраций из конца в конец бескрайней страны. И требовали эти люди не хлеба, не денег, хоть и того и другого не было в достатке. Нет, они требовали отмены 6-й статьи Конституции — той самой статьи, утверждавшей господство КПСС над каждой общественной структурой в стране, о котором я говорил на суде 1967 года, размахивая гебешным экземпляром конституции. И, признаюсь, увидев это: перемазанных, как черти, угольной пылью шахтеров, полуголодных людей, целые семьи, со стариками и детьми, — но требующих не расправы, а изменения конституции, — я готов был расплакаться. Будто кадры кинофильма, пронеслись в моем мозгу три десятилетия, и лагерные бараки, и камеры Владимирской тюрьмы, и пахнущие карболкой коридоры психушек, и московские переулки, где я рос, с детства ощущая себя заброшенным в тыл врага. Все это вдруг наполнилось смыслом, нашло свое место в общей стройной симфонии образов, звуков, запахов… Остальное было вопросом года-двух, не более. Последовавший крах режима, распад Союза явились лишь логическим завершением.

И, словно дожидавшийся этого, Верховный суд Российской Федерации тотчас же прислал мне две справки об отмене моих приговоров 1967 и 1972 годов «за отсутствием состава преступления». Обе они были датированы одним и тем же числом — 5 декабря 1991 года, Днем Конституции, в который мы устроили свою первую демонстрацию за 26 лет до этого.

А Яковлев теперь в отставке, политикой не занимается. Он теперь заведует Комиссией при президенте России по реабилитации репрессированных. Как если бы в 1945 году реабилитацией жертв Освенцима заведовал Геббельс.

* * *

Разумеется, большая часть документов ЦК по нашим процессам не содержала для меня каких-то открытий. О чем-то мы знали уже тогда, о чем-то догадывались, кое-что стало известно позже. И, тем не менее, впечатление они производили сильное: все-таки догадываться — это одно, а видеть документ, со всеми подписями и печатями, где предмет твоих догадок изложен черным по белому их непередаваемым казенно-партийным языком, — совсем другое. Да и уровень, на котором эти решения принимались, был, как я уже говорил, гораздо выше, чем мы предполагали. Понятно, что все вопросы решались партией, но предположить, что на уровне ЦК, а то и политбюро, казалось нам слишком нескромным. Тем более, памятуя эзопов язык документов нацистского руководства в Германии, никак не ожидал я такого откровенного и циничного пренебрежения правовыми нормами. Задолго, иногда за несколько недель до суда, решали они, кого сажать, а кого миловать, нимало не стесняясь записанного в конституции принципа независимости судей. Даже санкции на обыски получали в ЦК, а не в прокуратуре. Они действительно, в прямом смысле, были над законом, не только не стесняя себя какими-либо юридическими соображениями, но и ежедневно перекраивая законы по своему усмотрению. Все остальные учреждения только проштамповывали их решения.

Вот в апреле 1968 года, вскоре после процесса Гинзбурга-Галанскова, разъярившись на наших друзей, слишком активно защищавших осужденных, политбюро решает с ними расправиться:

Выступая в роли пособников наиболее реакционной части представителей буржуазной прессы и радио, они систематически снабжают их клеветническими материалами, пытаются проводить частным образом пресс-конференции для иностранцев, подстрекают антиобщественные элементы к политически вредной деятельности, инспирируют изготовление и распространение враждебных по своему содержанию писем, заявлений, «протестов», провокационно ведут себя по отношению к органам власти.

Казалось бы, в чем проблема? Ну, судите и их, как Гинзбурга с Галансковым, заступаясь за которых они уже сделали больше этих двоих. Тем более, что и в документе отмечается:

Таким образом, поведение указанной группы лиц приобретает все более дерзкий характер, а безнаказанность их действий вызывает у многих граждан недоумение.

Но сажать да судить их сейчас ЦК не с руки:

…поскольку эта мера может вызвать новую волну демагогических требований со стороны антиобщественных элементов внутри страны и подстрекательских действий буржуазной пропаганды.

Отсюда — комплексное решение, чтобы и овцы целы, и волки сыты. Петра Григоренко — отправить на психиатрическую экспертизу. Алику Вольпину разрешить уехать в США на математический симпозиум, куда его тщетно приглашают уже не первый раз, а дальше — лишить гражданства и «закрыть ему въезд в СССР», если он «во время пребывания в США скомпрометирует себя недостойным поведением». Якира, Литвинова и Богораз-Брухман — вызвать в прокуратуру СССР и «в категорической форме потребовать немедленного прекращения антиобщественной деятельности».

Предупредить Якира, Литвинова и Богораз-Брухман, что в противном случае они будут лишены прописки и удалены из Москвы.

В связи с этим считаем необходимым внести дополнение к постановлению Совета Министров СССР от 15 августа 1966 года N658-211 «Об укреплении паспортного режима в городах Москве, Ленинграде и Московской области» (проект прилагается);

— поручить Моссовету (если предупреждение не возымеет действия) на основании дополнения к указанному постановлению Совета Министров СССР принять решение о лишении Якира и Литвинова московской прописки сроком на 2 года;

— поручить Министерству охраны общественного порядка удалить Якира и Литвинова из Москвы, определив место жительства Якиру в Тюменской области, Литвинову в Гурьевской области Казахской ССР;

— вопрос о лишении прописки и удаления из Москвы Богораз-Брухман рассмотреть дополнительно в зависимости от ее поведения после применения указанных санкций в отношении Якира и Литвинова;

— подготовить и опубликовать в газете «Советская Россия» в день осуществления санкций в отношении Григоренко, Вольпина-Есенина, Якира, Литвинова и Богораз-Брухман сообщение по этому вопросу.

Тут же приложено и «дополнение» в закон о прописке, позволяющее горсоветам:

…без предварительного наложения административного взыскания аннулировать прописку лиц, занимающихся антиобщественной деятельностью, допускающих клеветнические измышления, подстрекающих антиобщественные элементы к политически вредной деятельности, провокационно ведущих себя по отношению к органам власти… Удаление лиц, указанных в настоящем постановлении, производится в 24 часа с момента вынесения решения об аннулировании прописки.

Ни одна из этих мер в то время не была законной. Но что им до этого? И политбюро распоряжается все оформить в десять дней, ни с кем даже не консультируясь хотя бы для вида. Еще не знают о своей новой неограниченной власти над миллионами москвичей и ленинградцев их горсоветы, не ведает руководство «суверенного» Казахстана о ссылке в их республику Литвинова. Тем более не догадывается редакция «Советской России» о новом материале для своих страниц. Совет Министров СССР, как будто бы законное правительство страны, покорно подпишет приложенный черновик своего «постановления», и начнется новая эра, когда любого человека можно будет лишить его жилья нежданно-негаданно, без суда и следствия, в 24 часа. И все это — чтобы выгнать из Москвы трех человек, которых в тот момент было не с руки судить.

Я привел этот пример не потому, что он самый вопиющий или жестокий, отнюдь нет. Напротив, он из числа «милостивых». Более того, эти меры в основном так и не были осуществлены: через месяц «шум» на Западе поутих, возникла возможность просто посадить столь рассердивших политбюро граждан, и оно свое решение приостанавливает, опять же не извещая об этом заинтересованные стороны.

Так и лежат теперь в архиве должным образом подписанные и проштампованные «законы», так никогда и не увидевшие света. Литвинова и Богораз действительно сослали через полгода, но совершенно по другому поводу и после «законного» суда. Вольпина выпустили в США на его симпозиум… через четыре года, а через пять лет угодил в ссылку и Якир. И тоже по иной причине. Пример этот разителен своей нелепостью да тем чудовищным безразличием к самым элементарным правовым рамкам со стороны верховной власти. Это именовалось у них «социалистической законностью».

Любопытно, что в тот же день, 15 апреля 1968 года, политбюро приняло решение еще о двух людях: Анатолии Марченко и Илье Габае. При абсолютно тех же формулировках и обвинениях, их почему-то предлагалось лишить гражданства СССР и выдворить за границу. Опять же и решение было принято, и указ президиума Верховного Совета подписан, но через месяц передумали. А вскоре нашелся повод арестовать, загнать в лагеря: формально, юридически — уже лиц без советского гражданства! Но о том никто и не вспомнил.