Московский процесс (Часть 2)

Уже одно то, что руководить разработкой «реформ» советского режима поручалось международному отделу ЦК (да еще под контролем Андропова), достаточно ясно говорит нам об их целевой установке. Характерно и то, что самые смелые идеи этих мыслителей за пределы марксизма все же не выходили: речь лишь шла о некоторой ревизии его «ленинского» варианта, сближавшей его с социал-демократией.

«В основном печать охарактеризовала гласность последнего времени как констатацию конца марксизма, однако в действительности это было возвращение к философской традиции европейского марксизма, от которой в Советском Союзе отказались еще в 1924 году», — пишет Новиков.

Легко понять, чем были вызваны поиски такого сближения. С одной стороны, к концу 70-х грядущий экономический кризис уже вполне просматривался и нужно было срочно искать путей спасения. Прежде всего, конечно, требовалось найти способ возродить «детант», открывавший доступ к западной помощи кредитами и технологией. С другой стороны, феноменальный успех «детанта» начала 70-х (как и его неожиданное крушение в начале 80-х) наталкивали на мысль о необходимости его более обстоятельной подготовки с учетом всех допущенных ошибок. Как мы помним, изначально «детант» был придуман не в Москве, а в Бонне; Москва лишь попыталась его использовать в своих целях, ничего у себя дома не меняя. В сочетании же с внутренними «реформами» социализма и соответствующей фразеологией социал-демократического толка «детант» становился неотразимым хоть для «северных» радикалов, хоть для «романских» умеренных. Минимальные, никак не угрожающие существованию режима изменения позволяли достигнуть, казалось бы, невозможного: они не только спасали от кризиса, но и открывали путь к «конвергенции» с меньшевистским Западом. То есть, попросту говоря, к усилению советского влияния в Европе.

В самом деле, что, собственно, помешало полному успеху «детанта» 70-х? Проблема прав человека? Вторжение в Афганистан? Польский кризис? Да неужели при известной гибкости, с помощью европейской социал-демократии и левой элиты США их было никак не обойти? Что касается первых, то еще в 1977 году тогдашний посол в ФРГ Валентин Фалин писал в ЦК о возможном решении. Нужно ли объяснять, что речь шла отнюдь не о введении демократии, а о путях ее успешной имитации. Сообщив, что партнеры по «детанту» — немецкие социал-демократы отнюдь не в восторге от кампании за права человека в соцстранах, он, в частности, пишет:

Социал-демократы уже сейчас на себе ощущают опасности антикоммунистической истерии — лозунг ХДС/ХСС «свобода вместо социализма» показал, что СДПГ оказывается не последней на очереди, когда трубят начало охоты за ведьмами. (…)

Одновременно собеседники отмечают, что Запад раньше Востока принял в расчет, что перемены в международном климате не обойдут стороной внутреннюю погоду в отдельно взятых государствах. Государства НАТО заплатили свою и немалую цену за разрядку, далеко не справились с трудностями, в том числе и идеологического характера. Но на Западе подобные трудности не столь бросаются в глаза, т. к. порог легальности в борьбе идеи там научились в обычной ситуации не особенно поднимать и заострять. По словам социал-демократических собеседников, социалистические страны тоже должны были считаться'с издержками перестройки международных отношений. (…)

Необходимо сказать, что дискуссии вокруг практики работы в соцстранах с инакомыслящими и неконформистами живо ведутся и в кругах, лояльно и дружественно относящихся к СССР и КПСС. Зачастую задаются вопросы, которые нельзя отвести или обойти общими словами. Например, почему в Советском Союзе почитаются Пикассо и Леже и преследуются свои модернистские художники, а работы многих, пользующихся мировой известностью художников предреволюционного и послереволюционного, — периода не. представлены или почти не представлены в экспозициях, паших музеев? Или — почему абстрактное и так паз. экспериментальное искусство имеет права гражданства в Польше и гонимо в СССР и ряде других соцстран? Почему мы идем гут на известные компромиссы в музыке или балете, но не в других областях культуры?

Есть, конечно, немало вопросов и поострее. Но когда речь касается творческой интеллигенции, журналистики, религии, даже формальные сопоставления сопряжены с массой ненужных, вредных эмоций.

Нравится нам то или нет, идеологический противник старается взять на вооружение опыт КПСС в строительстве мирового коммунистического движения, нашей работы с собственной и зарубежной интеллигенцией сразу после Октября, в период Отечественной войны. Противник использует и то, что наша внутренняя и внешняя пропаганда нередко неадекватна, допускает разное обоснование одних и тех же событий или, еще хуже, замалчивает их. Думается, что в условиях, когда едва ли не каждый взрослый человек в Союзе технически в состоянии слушать весь мир, а вскоре и получит западную картинку на экран своего телевизора, подобное положение не может быть не связано с крупными накладками идеологического свойства. (…)

Капиталистическое общество также не смогло отгородиться от воздействия наших идей. Возрастание роли социал-демократизма и профсоюзов в мире капитала, как и другие факты, свидетельствуют о серьезных деформациях системы, потенциал которой в моменты испытания часто оказывается на пределе. С помощью подмены понятий — не в последнюю очередь в вопросе о человеческих правах и демократии вообще — наш противник хотел бы обеспечить себе передышку в отступлении.

С учетом всего этого и, естественно, в силу наших разнообразных внутренних и внешних интересов представляется необходимым иметь многоплановую и долговременную программу работы на данном направлении, которая вобрала бы в себя весь опыт соцсодружества и опыт нашего противника. Последний заслуживает самого пристального внимания, хотя бы потому, что на идеологическом обеспечении устоев системы в ФРГ и др. западных странах заняты специалисты самой высокой квалификации и в это дело ежегодно вкладываются миллиардные средства.

В частности, требует изучения законодательная и административная практика ФРГ. Западногерманское государство располагает гибкими и надежными средствами предотвращения и пресечения неугодной деятельности, причем упор делается на преследовании инакомыслящих не по мотивам распространения неугодных режиму сведений, а за «антиконституционную активность», нарушение общественного порядка и т. п. Небезынтересна и местная система судопроизводства, которая дает возможность до вынесения приговора по сути изолировать любое лицо на месяцы и годы, фактически преследовать его задолго до окончательного рассмотрения дела судом последней инстанции.

Эта система успешно функционирует, поскольку она сочетается с тщательно продуманной гласностью и дополняется другими квази-демократическими атрибутами, которые позволяют поддерживать давление в котле на приемлемом уровне. По-прежнему значительную часть работы по подавлению оппозиции выполняют под гласным и негласным надзором властей пресса, церковь, школа, буржуазные общественные организации. Для последних борьба с левыми вообще и коммунистами в особенности была и остается главным смыслом существования. (…)

Факты показывают, что нам едва ли приносят пользу попытки обойти в информационной работе трудности и недостатки, которые имеются в социалистических странах. Объяснить их причины с наших позиций, показать, что делается для устранения недостатков. — вот что нужно. Если этого не сделаем мы, то противник сделает сие за нас.

К тому же во многих случаях нет никаких видимых оснований занимать оборонительную позицию. (…) Когда же наша информация принимает форму ответа на критику, она многое теряет в смысле убедительности, весомости.

Другими словами, стратегия и тактика позиционной борьбы, а именно с таковой приходится иметь дело в вопросе о правах человека, нуждается в дополнительной отработке. Наш противник, сбросив колониальный балласт. примкнув к нашей политике мирного сосуществования и разрядки, подлатав социальные надстройки, хотел бы создать видимость самоочищения и обновления системы. (…) И что представляется особенно важным и потенциально опасным, противник быстро реагирует на перемены, на возникающие новые проблемы, дает им свое толкование, нередко сам вызывает эти перемены в расчете малыми уступками упредить угрозы для базиса и прослыть за носителя прогресса, почти за синоним передового.