Москва 2066. Сектор

Под оглушающие звуки трансляторов («Мальчик семи-восьми лет… Полковник Бур… Под страхом…») метрах в пятидесяти от Никиты ворочалась темная каша людей. Люди набрасывались, падали, отлетали, взмывали вверх, громоздились друг на друга, беспорядочно прочерчивая темноту лучами фонариков. Некоторые фонарики уже абсолютно неподвижно лежали на земле, продолжая светить куда попало. И в этих нагромождениях беспорядочных вспышек света и темноты видна была какая-то страшная машина, ломавшая человеческие фигуры. Она была ниже обычного человеческого роста, но значительно шире и напоминала огромного раскоряченного паука.

Когда Чагин подбежал ближе, он увидел, что эта страшная машина была человеком, только каким-то неправильным, поломанным (в голове у Никиты почему-то вспыхнули Квазимодо и кентавры с фриза Парфенона), а за нею, за этой страшной машиной вжимался в стену дома его сын Леша – в курточке на голое тело и без штанов.

Чагин бросился к сыну. Двое бойцов из группы обожженного рванулись за ним. В этот момент клубок из тел рассыпался, и одновременно смолкли динамики. Сразу стали слышны крики и стоны из груды на асфальте и звериное рычание, исходившее от раскоряченной фигуры. Несколько человек убегали вверх по улице. Другие лежали под ногами. В стороне валялось несколько велосипедов. На некоторых из них горели электрические фонарики.

«Папа!» – крикнул Леша из-за спины страшного человека, и Чагин бросился к сыну. Вместе с ним к Леше бросились и бойцы из группы Рыковой, но не только. Откуда-то справа, из темноты появились две быстрые крепкие фигуры и метнулись к страшному человеку. Чагин в какое-то молниеносное мгновение понял, что человек этот защищает его сына и что он, скорее всего, тяжело ранен. Он не успел удивиться и даже не успел ничего подумать – удар сзади свалил Никиту с ног. И, падая, Чагин видел, как рухнула под ноги израненному человеку одна из нападавших крепких фигур, и как другая вскинула арбалет и раздался тупой всхлипывающий звук металлического прута, пробивающего тело. Раскоряченный человек, спасавший Лешу, откинулся назад, и Чагин услышал глухой удар затылка о камни улицы.

Никита оперся на локоть и сделал попытку встать. «Леша, беги!» – крикнул он. Но Леша не побежал, а бросился к отцу. Стрелявший из арбалета протянул руку, чтобы схватить мальчика, но один из бойцов группы направил на него свой футляр, нажал что-то, футляр открылся с электрическим треском, посыпались искры, – и арбалетчик осел на колени.

Чагин перевернулся на четвереньки. Тупая боль разламывала спину между лопаток, руки двигались, как ватные. Тот, кто ударил Чагина сзади, бил прикладом и, вероятно, искал седьмой позвонок, но, к счастью, удар пришелся значительно ниже («хорошо быть высоким!»), и Чагин даже не потерял сознание.

Леша обнял отца за шею, прижал к своей голой холодной груди и залил его горячими слезами.

– Папа, вставай! Вставай, папа! – повторял он.

Бойцы, один из которых ударил Чагина (это было понятно по тому оценивающему взгляду, который он бросил на попытки Никиты подняться), вышли вперед, отбросили ногой тело арбалетчика и склонились над тем, что еще секунду назад было страшной раскоряченной фигурой, бившейся в одиночку с толпой.

– Джек-пот, братуха. Это Адамов! – сказал тот, который был повыше.

В этот момент к месту побоища подкатил зеленый минивэн, из него выскочила Наташа, а за ней Обожженный и еще двое бойцов. Чагин встал и поднял сына на руки. Его еще сильно качало.

– Что они с тобой делали? – спрашивал он сына. – Где твоя одежда?

– Они сказали, что я мутант и надо посмотреть, как я устроен, – всхлипнул Леша. – А где мама?

Наташа тоже посмотрела на тело человека, которого они называли Адамовым, толкнула его ногой, затем приблизилась к Чагину.

– Садитесь в машину, – жестко сказала она.

– Нет, – сказал Чагин, прижимая сына к груди.

– Садитесь, – повторила Наташа.

Чагин продолжал пятиться.

Тогда Наташа сделала знак рукой, и бойцы с футлярами с двух сторон двинулись к Чагину и Леше.

И тут зазвенели телефоны.

Звуки сотен разнообразнейших рингтонов ударили одновременно и заполнили все вокруг. Звенело в минивэне, раздавалась трель в кармане у Наташи, «Владимирский централ» вырывался наружу из комбинезона Обожженного, старые забытые мелодии звучали в куче стонущих под ногами тел, звонки всех видов и родов лились из окон вокруг, из подъездов и со стороны ближайших переулков.

Обожженный выхватил из комбинезона свой амулет-мобильник. Приборчик светился и пел: «…этапом до Твери, зла немерянно…» Обожженный вскинул мобильник к уху и вдруг детским, срывающимся голосом крикнул: «Ало-о-о!»

«А-а-л-о-о-о!» – Тысячеголосое эхо прокатилось по улице, в домах, во дворах и в соседних переулках. «Он работает! – кричал Обожженный, вскинув мобильник высоко над головой. – Работает!»

Еще через секунду такие же крики понеслись отовсюду, быстро нарастая и превращаясь в сплошной слитный гул, словно десятки тысяч воинов по единой команде ринулись врукопашную.

Чагин с Лешей на руках, ничего не понимая, продолжал пятиться. Кто-то дернул его сзади за куртку, но он не обратил на это никакого внимания. «Занавесочка! – взорвалось в его голове. – Отдернули занавесочку!»

Сзади его потянули за рукав. Но Чагин выдернул руку и стал вытирать глаза. Только сейчас он заметил, что глаза его залиты слезами. Тогда его сильно толкнули в спину. Это было очень больно, он в ярости обернулся – перед ним стоял Теоретик.

– Паника в блогосфере! – крикнул Лева. – А вы мне не верили. Дети-Омега, паника в блогосфере! Дети-Омега!

Вокруг царило безумие. Сотни людей вывалилось на улицы. Крики «Алло!», хохот и истерические рыдания слышались отовсюду. Некоторые катались по земле. Две женщины выскочили из подъезда, сорвали с себя одежду и побежали по переулку, держа мобильники высоко над головой, как факел с олимпийским огнем. Бойцы и Наташа, казалось, начисто забыли о Чагине и его сыне.

– Скорее! – торопил Теоретик, который, и это было хорошо заметно, едва удерживался, чтобы не броситься плясать вместе со всеми. – Скорее, сюда!

За углом стояла длинная рессорная повозка с двумя лошадьми в упряжке.

– Уходим! – кричал Теоретик. – Вы умеете править лошадьми? Возница куда-то сбежал. Ах, вон он, скотина, целуется с чужими мобильниками! Так что, умеете?

– Умею, – сказал Чагин, усаживая сына в повозку.

– Нет, папа! Нужно вернуться! – закричал Леша. – Мы не можем бросить того человека! Он спас меня!

– Хорошо, – сказал Чагин после нескольких секунд колебания. – Хорошо. Я сейчас.

– Нет, – сказал Теоретик. – Он мертв. Бросьте его. Надо выбираться.