Москва на линии фронта
Шрифт:
— Думаю, если бы вас хватились после боя, то вряд ли бы мы сейчас с вами беседовали…
— Да, там бои были жестокие… Оршу сдали, потом отобрали, потом опять сдали — много народу погибло. Я, кстати, за это время был уже дважды ранен, но сравнительно легко. Сначала шальная пуля задела — тогда я просто ушел из госпиталя и правильно сделал, потому что немцы этот госпиталь захватили и всех расстреляли. А во второй раз я в госпиталь вообще не пошел…
— И все-таки, как же так получилось, что вас сняли с передовой и отправили на учебу?
— Говорю честно: я очень высоко оцениваю советское командование
— Вы говорили, что были арестованы как антисоветчик…
— Я так не говорил: ни антисоветчиком, ни антикоммунистом я не был — я был убежденным антисталинистом. Не скажу, что таковых было очень много, но они были… В 1939 году я поступил в знаменитый ИФЛИ, Московский институт философии, литературы и истории — у нас на курсе существовала и была разоблачена антисталинистская террористическая группа, все ее участники были осуждены. Это известный случай…
— В чем же разница между антисталинистами и антисоветчиками?
— Лично я очень рано заметил, что тот социальный строй, который у нас создается, не соответствует идеалам коммунизма. Государство не отмирает, деньги не отменяют, неравенство сохраняется… Кто в этом виноват? Научно понимать советскую систему я стал много позднее, для этого нужно было специальное образование, а тогда естественно было видеть вину в том самом человеке, который эту систему возглавлял. Виновником мы считали Сталина.
— То есть вы были тем, кого сейчас именуют радикалами?
— Нет, я принадлежал к тем, кого тогда называли настоящими коммунистами — идеалистическим, романтическим. Таким я, несмотря ни на что, остаюсь до сих пор. Кстати, школьное образование нашего времени было поистине фантастическое, высочайшего уровня! Я уже тогда очень хорошо знал работы Кампанеллы, Томаса Мора, социалистов-утопистов, русских мыслителей. Кстати, могу сказать, что наши Чернышевский, Герцен и другие были умнее, чем Маркс, они во многих отношениях превосходили марксизм… В 16 лет я стал рассматривать себя как революционера, но в рамках коммунистического общества. Сейчас это кажется странным, но в те времена это было вполне нормальное явление.
— Какие же были ваши планы?
— Мы думали стрелять в Сталина во время демонстрации, когда наша колонна пойдет недалеко от мавзолея. Только у нас никакого оружия не было… Если бы я не сбежал, меня бы расстреляли — и правильно бы сделали! А что, мне орден нужно было давать за то, что я собирался покушаться на Сталина? Впрочем, давайте эту тему на сегодня закроем и перейдем к тем вопросам, которые мы оговорили заранее.
— В своих работах вы, в частности, утверждаете, что история Великой Отечественной войны во многом сфальсифицирована…
— Можно также сказать, что она еще не изучена, не описана на настоящем научном уровне. Американцы
вообще считают, что это они победили, они нас спасли, и пишут тома о своих мифических победах, отводя нам там пару строчек. Подавляющее большинство людей на Западе имеют чудовищно ложное представление о войне!— А в России?
— Знаете, сколько у нас пишется разного рода книжек, произносится речей, сколько фильмов делается, в которых создается ложный образ войны? К сожалению, даже наши ветераны, когда от них требуется рассказать о войне, нередко так или иначе создают такой образ, что настоящая война испаряется… Чтобы разобраться по-настоящему, нужна научная социологическая теория очень высокого уровня, которой фактически нет.
— А что получается без такой теории?
— Простое перечисление событий: было то-то и то-то, в такой-то последовательности; перечисляются героические подвиги, отдельные эпизоды… Чаще всего этим занимаются люди, не пережившие, не прочувствовавшие войну, или апологетически ко всему относящиеся, или критически ко всему относящиеся. Вот и получается уродливая картина происшедшего…
— Ну что ж, начнем с самого начала, с сакраментального вопроса: почему Гитлер напал именно на СССР?
— Эта война была частью Мировой войны, которую западный мир начал против Советского Союза сразу после 1917 года и которая потом шла непрерывно. В результате Октябрьской революции образовалась мощная страна, ограничившая сферу западной колонизации; она стала образцом для остальных народов мира… Конечно, это было бельмо на глазу для Запада.
— А может, эта их война с нами начиналась еще в 1914 году?
— Нет, не надо смешивать. Есть энтузиасты, которые уводят все к XIX веку, даже к Ледовому побоищу. Это ерунда! Блестящую характеристику Первой мировой дал Ленин, и я ее пересматривать не собираюсь. Это была империалистическая война за передел мира, Российская империя была в ней ослаблена, оказалась на грани распада, и представился случай, который был блистательно использован большевиками. Так возникла совершенно новая эволюционная (коммунистическая) линия, стало складываться, по моей терминологии, коммунистическое «сверхобщество».
Другие авторы дают этому обществу диаметрально противоположные определения…
— Что бы кто бы сейчас ни писал, но известно, что уже в довоенные годы СССР обнаружил колоссальные потенции. Для западных теоретиков, политиков и иных было ясно, что если допустить это явление, то им придет конец. Тем более тогда ведь и на Западе очень распространенной была идеология конца — «закат Запада»… Поэтому Запад боролся против этой враждебной ему эволюционной линии.
— Я спросил о Германии, а вы говорите о Западе в целом…
— Да, потому что Вторая мировая война изначально была двойственной. С одной стороны, война за передел мира внутри самого Запада, с другой — война всего западного мира против СССР. Главную для себя опасность западные стратеги видели в Советском Союзе, потому способствовали укреплению Германии, потакали ей, рассчитывая с самого начала направить ее на СССР. Помните Мюнхенское соглашение и прочее…
— Есть точка зрения, что Гитлер ввязался в военную авантюру только потому, что имел искаженное представление о военном и экономическом потенциалах СССР…