Москва Поднебесная
Шрифт:
Тем временем спецназовцы с задержанными на руках, окружённые страховочной группой агентов спецслужб, сплошь обряженных в чёрные дорогие костюмы, углубились в лес. Оставшиеся специалисты, тихо посовещавшись, недолго думая, расселись по машинам и укатили в сторону Москвы. Тем временем группа с задержанными продвигалась в чащу. Конвоиры преступной троицы остановились только когда подошли к воротам бетонного забора в глубине леса, на которых красовалась затёртая дождями и выжженная солнцем, с гнутым верхним левым краем, табличка:
Дачный посёлок «Бобрихово»
Открылись ворота, и группу встретил прищурившийся бородатый дед. В кирзовых сапогах, латаных штанах и рубахе навыпуск, он выглядел совершенно как любая спившаяся деревенщина.
Дачный посёлок состоял всего из трёх обветшалых дач, построенных, должно быть, ещё во времена татаро-монгольского нашествия, и маленькой сторожки, видом своим напоминающей вот-вот готовый рухнуть, изъеденный термитами, прогнивший деревенский сортир. Но это было лишь внешней маскировочной бутафорией. Как, впрочем, и сам дед – охранник. Никакого дачного посёлка «Бобрихово» в действительности не существовало. Никакой исстрадавшийся по лесному уединению горожанин не сумел бы арендовать здесь дачку на месяц-другой ни за какие деньги. Это был запасной контрольно-пропускной пункт в бункер-полигон «Плаком». А дед… Дед вообще был личностью легендарной. Комдив Заболотский, лично курирующий проект «Бункер-Плаком» с семьдесят четвёртого года.
Тут становится понятным удивление постового Бляхина, впервые наблюдавшего массовый приезд сильных мира сего к его непримечательному милицейскому обиталищу.
Все визиты в бункер-полигон всегда, по написанному ещё в советские годы уставу, совершались строго из Кремля по сверхсекретной и сверхскоростной подземной железнодорожной ветке. Но тут был случай чрезвычайный. Не везти же столь опасных преступников в самое сердце родины, чтобы оттуда доставить в полигон? Вот и сгодился запасной вход. Пользовались им крайне редко. За всю историю существования бункера всего два раза. Первый в 1966 году, когда в горах Алтая была обнаружена разбившаяся летающая тарелка. Её останки, а также и останки двухметрового инопланетянина, транспортировали для дальнейших исследований в бункер. И второй раз в 97-м, когда пьяный президент Хмельцин, отменив все официальные встречи на неделю, остановил кортеж по дороге и, не желая терять время в поездке до Кремля, настоял на открытии входа в бункер из леса. Отказать ему тогда не могли.
Процессия вместе с холодильником и замотанными в рекламный баннер Василием и ангелом двинулась к деревянному домику, одному из трёх, а именно к тому, что стоял посередине.
– Сволочи… – постанывал чудесный холодовоспроизводящий прибор. Но его никто не слушал. Пленников втащили в дом. Разместили на металлической панели посредине помещения, и она почти беззвучно покатилась вниз. В глубину земли. В бункер-полигон «Плаком».
Элита
Насильственно проглоченная водка за несколько минут сотворила из симпатичного лица певицы малоприятное свинячье рыльце. Эллада, довольная проделанной работой, сидела в кресле и курила, пуская из дырочек своего пяточка, словно диковинный дракон, аккуратные парные колечки. При этом Вознесенская прихлёбывала из горла водку и слегка похрюкивала, наслаждаясь напитком.
– Мне-то налей! – потребовала Лавандышева. С приобретением новой внешности в сознании её что-то изменилось. Появилась какая-то шальная лёгкость и уверенность в себе. Странным образом улетучилась ненависть к подруге, заставившей выпить. Теперь ситуация казалась ей скорее смешной, нежели страшной, как несколько минут назад. Вознесенская подняла с пола фужер, дунула в него для дезинфекции и накатила подруге полный.
– Держи!
Катерина приняла горячительное, обдавшее носовые пазухи приятным щекочущим ароматом, и с удовольствием выпила. Водка на неё подействовала так же, как действует на автомобиль залитое новое качественное масло. Певица встала с пола, прошлась по комнате, осматриваясь, будто очутилась в гостях впервые, и поинтересовалась:
– Чего делать будем?
– За водкой надо
идти! – уверенно заявила Вознесенская.– А потом?
– Пить, – удивилась телезвезда, – что ещё с ней делать?
– Знаешь, что, подруга, – Катерина лукаво подмигнула, – у меня есть грандиозный план!
– Ну?
– Мы будем пополнять наши ряды!
– Зачем это?
– Чтобы все стали, как мы с тобой. – Лавандышева достала из сумочки косметичку и, раскрыв её, придирчиво уставилась на отражение. – Пойми, все же вокруг нормальные, они над нами ржать будут. А мы звёзды с тобой! Элита! Как нам дальше в обществе быть? Деньги чем зарабатывать? А вот если все такими станут, – она игриво хрюкнула, разглядывая себя в зеркальце с разных углов, – то мы для них так и останемся кумирами!
– Да! Точно! – возликовала Вознесенская, вскочив с кресла, и на радостях полностью осушила бутыль. – А ты не такая дура, как я думала.
– Чево? – насупилась Лавандышева, оторвавшись от самосозерцания.
– Ладно, проехали. Тогда пошли, чего медлить? Накупим водки и всех, кого встретим, будем поить!
– Не-э, нельзя, – остановила певица подругу, – всех, кто превратился, милиция отлавливает и свозит в спецклинику. Там из них тушёнку делают, или ещё чего…
– Да ты что? – испугалась Эллада.
– Сама в газете читала. Если мы с тобой в таком виде покажемся, нас сразу загребут!..
– А мы всех перехитрим! – С этими словами Эллада спешно повязала на голову ажурный платочек, прикрыв им половину лица, и кокетливо состроила заплывшие от многодневного пьянства глазки.
– Да ведь так по улице никто не ходит, сразу раскусят.
– Ходят, – твёрдо заявила телеведущая, – медсёстры так ходят!
– Ну, а мы-то с тобой, что, медсёстры? – спазматически захрюкала Лавандышева.
– Чего ржёшь? Дура!
Вознесенская направилась к шкафу и, покопавшись в нём, извлекла недвузначный наряд. На вешалку нанизана была белоснежная форма медицинской работницы, предназначенная вовсе не для работы в лечебном заведении, но для постельных утех. Лавандышева, всегда подозревавшая подругу в страсти к изощрённым секс-играм, склизко улыбнулась и порозовела.
– Правда, у меня он один, – оповестила Эллада, невольно вспоминая свою практику по освоению интимного ремесла, давшего такой большой карьерный взлёт, – но тебя можно нарядить в это… – Вслед за костюмом медсестры из шкафа появился кожаный комбинезон со множеством металлических заклёпок и шнурков.
– Это что?
– Женщина-кошка! – гордо заявила Лавандышева. – Елознер очень меня в нём любил.
– Этот старый хрен? Ну, ты даёшь, – похвалила подруга, – и его, значит, окучивала?
– Ага, – кивнула телезвезда, – аналитик-сифилитик. Он в своих загранкомандировках такую экзотику порой подхватывал, что не знала прям, как лечить. Денег угрохала вагон! У него ещё кличка была – Коллекционер. Слышала?
– Слышала. Только я думала, потому что он коллекционирует матрёшек. У него их, говорят, дома несколько тысяч, – отозвалась Катерина, придирчиво рассматривая кожаный костюм.
– Ага, матрёшек… Мандавошек!
Обе перевоплощённые хрюшки визгливо прыснули.
– Мне великоват будет, – заявила подруга телезвезды, протягивая порнокостюм обратно хозяйке.
На это Вознесенская отреагировала злобным сопением и взглядом, от которого у Лавандышевой похолодели кончики пальцев.
– Хотя нет, – мгновенно поправилась певица, быстро переоценив размер, – в самый раз! Мы же с тобой как сестрички, – улыбнулась она примирительно.
– Одевайся.
Через двадцать с небольшим минут из подъезда элитного дома на улице Тверской вышли две замаскированные светские львицы, видом ничем не отличаясь от работниц интимных эскорт-услуг. Вознесенская – в образе медсестры, с сексапильной марлевой повязкой на лице, в почти прозрачном белом халатике, таком коротком, что розоватые половинки ягодиц, слегка подёрнутые целлюлитом, задорно выглядывали из-под него и доступны были для обозрения каждому.