Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова

Мария Александровна удовлетворила просьбу Лермонтова, повидимому, не сразу и, получив от него упрек в недостатке понимания, пишет ему 3 октября: «Поверьте, я не утратила способности вас понимать, но что же вам сказать? Она хорошо себя чувствует, выглядит довольно веселой, вообще же, ее жизнь так однообразна, что многого о ней не скажешь: сегодня, как вчера. Я полагаю, что вы не огорчитесь, узнав, что она ведет такой образ жизни – ведь это охраняет ее от всякого искушения; что же касается меня, я пожелала бы ей немного рассеяться; как это можно, чтобы молодая особа слонялась из комнаты в комнату, к чему приведет такая жизнь? Только к тому, чтоб стать ничтожным созданием. Ну что? Разгадала ли я вас, этого ли удовольствия вы от меня ждали?» [265]

265

Там же, стр. 569.

Письмо Лермонтова к Лопухиной, написанное после того, как он поступил в школу прапорщиков, полно волнения и тревоги.

Поступление в военную школу на два года отрывало его от Москвы и от Вареньки. Он умоляет Марию Александровну писать ему. Теперь это не простая любезность, а «благодеяние» и «подвиг человеколюбия»: «…между мною и милою Москвой, – пишет Лермонтов, – стоят непреодолимые преграды, и, кажется, судьба с каждым днем увеличивает их. …Теперь я более, чем когда-либо, буду нуждаться в ваших письмах; они доставят величайшее наслаждение в моем будущем заключении и послужат единственною связью между тем, что было, и тем, что будет; мое прошлое и будущее и теперь уже идут в разные стороны, и между ними барьер из двух печальных, тяжелых лет… Возьмите на себя этот скучный подвиг человеколюбия – И вы спасете мне жизнь» [266] .

266

Там же, стр. 520.

Из последующих писем ясно, что переписка шла очень оживленно в течение первого года. Но уже на второй год письма с обеих сторон становятся реже, хотя и не теряют прежней искренности и тепла. Так, летом 1833 года Лермонтов не писал два месяца, пока был в лагере, а перед тем долго не получал писем от Марии Александровны, и она на него за что-то сердилась. Во всяком случае прежние письма-дневники прекратились.

Лермонтов чувствует себя изменившимся и не знает, что будет с ним еще через год. «Узнаете ли вы меня, и захотите ли узнать? А я какую роль буду играть? Приятно ли будет это свидание для вас, или оно смутит нас обоих?» [267] – спрашивает он Марию Александровну в письме от 4 августа 1833 года, и не столько ее, сколько Вареньку.

267

М. Ю. Лермонтов, Соч., т. V, стр. 524.

Тон писем становится более нервным. Московские друзья Лермонтова чем-то недовольны им. Он то упрекает их в молчании и молит написать, в чем-то раскаивается, старается заслужить прощение, то сам подолгу не пишет.

Юноша Лермонтов рос и менялся в новых условиях. Эту перемену замечали в кем окружающие, и каждый объяснял по-своему. Шан-Гирей говорит, что за годы пребывания в школе прапорщиков в Лермонтове исчезли следы домашнего воспитания и постоянного пребывания в женском обществе.

Лермонтов становился другим, и это отдаляло его от Вареньки. Долгая разлука делала соединявшую их нить все тоньше и тоньше. Нужна была новая встреча, чтобы дать новую пищу чувству. Переписка, да к тому же односторонняя, не могла заменить живого общения. Писал только Лермонтов, через третье лицо, и ничего в ответ не получал от Вареньки.

Ксгда в начале 1834 года Шан-Гирей привез ему поклон от нее, Лермонтов был огорчен и разочарован.

Прощаясь с Шан-Гиреем, ехавшим в Петербург, Варенька с влажными глазами, но с улыбкой сказала: «Поклонись ему от меня; скажи, что я покойна, довольна, даже счастлива».

Лермонтов выслушал это, как показалось Шан-Гирею, хладнокровно и не стал расспрашивать. Шан-Гирей обиделся на Лермонтова за это кажущееся безразличие к Вареньке. На его упрек Лермонтов отвечал: «Ты еще ребенок, ничего не понимаешь!» Шан-Гирею было в это время только 16 лет [268] .

268

А. П. Шан-Гирей. M. Ю. Лермонтов. В кн. Екатерина Сушкова. Записки, Д., 1928, стр. 369.

То, что произошло весной 1835 года, становится понятным из простого сопоставления фактов.

22 ноября Лермонтов кончил школу. Молодой, только что выпущенный офицер, который два года был лишен общества, закружился в вихре развлечений. На одном из первых балов. Лермонтов встретился с Сушковой и в течение декабря инсценировал роман с ней. Об этом романе заговорили в Петербурге. В первых числах января о нем стало известно в Москве. Алексей Лопухин, брат Вареньки, побывавший в это время в Петербурге, привез целый ворох новостей в любящую побасенки Москву. Все эти новости разнесли по городу и разукрасили московские сплетницы.

Лермонтова тянуло в родную московскую обстановку, в освежающую и очищающую атмосферу чистой молодой любви, «…возле вас, – писал он Марии Александровне, – я нашел бы себя самого, стал бы опять, каким некогда был, доверчивым, полным любви и преданности…»

Он робко просил между строк поклониться Вареньке: «Поклонитесь всем, кому сочтете нужным…» [269] , – писал он, заканчивая просьбу многоточием.

Ответом на полученные из Петербурга вести об ухаживании Лермонтова за Сушковой была помолвка Вареньки. Это было сделано очень быстро и решительно. В следующем письме Лермонтова к А. М. Верещагиной (без даты), где он сам подробно рассказывает свою историю с Сушковой, поэт уже пишет об этом.

269

М. Ю. Лермонтов, Соч., т. V, стр. 526.

Знакомая из Москвы рассказала ему, что «М-lle Barbe выходит замуж за г. Бахметева. Не знаю, должен ли я верить ей, но, во всяком случае, я желаю M-lle Barbe жить в супружеском согласии до празднования ее серебряной свадьбы и даже долее, если до тех пор она не пресытится» [270] , – писал Лермонтов среди прочих новостей о родных и знакомых.

В мае Варенька вышла замуж за человека, который был на двадцать лет старше ее. Ей, как Татьяне, «все были жребии равны». Родные поспешили устроить этот брак до новой встречи ее с Лермонтовым, который упорно хлопотал об отпуске.

270

Там же, стр, 529.

Лермонтова не считали подходящим мужем для Вареньки. В Москве его называли «сорви-головой», не были уверены даже, что он кончит школу и будет произведен в офицеры. Ко всему этому, после истории с Сушковой, присоединилась репутация Дон-Жуана. С самого начала родные надеялись, что двухлетняя разлука вылечит обоих, и теперь воспользовались слухами о его петербургских похождениях, чтобы повлиять на Вареньку. Не дождавшись приезда Лермонтова в отпуск, она вышла за человека, который мог быть ей отцом.

По словам ближайшего свидетеля этого романа Шан-Гирея, Варенька была несчастна. Она продолжала любить Лермонтова всю жизнь, как и он не переставал любить ее до конца.

Продолжение романа Лермонтова с Лопухиной можно проследить по рукописям «Демона».

Перед нами большая тетрадь. Прекрасная, плотная бумага сшита белыми толстыми нитками, как обычно сшивал Лермонтов свои тетради. Обложка пожелтевшая, порванная и потом кем-то подклеенная.

Рукопись переписана чужим ровным писарским почерком. Но обложка сделана самим поэтом. Сверху крупно надпись: «Демон». Внизу слева мелко: «1838 года сентября 8 дня». Заглавие старательно выведено и заключено в овальную виньетку. Такие виньетки часто встречаются в его юношеских тетрадях.

Сверху мелко надписано П. А. Висковатым: «Из рукописей Варвары Александровны Лопухиной (Бахметевой), сохранившихся у брата Алексея Александровича Лопухина». Почерк Лермонтова мы встречаем в двух местах рукописи: на одной из страниц поэмы и в самом конце, Строки, написанные Лермонтовым в тетради, подаренной им любимой женщине, среди бездушно выписанных писарем страниц, приобретают особый смысл и значение. Онц воспринимаются с волнением – точно чужое письмо, случайно попавшее вам в руки, невольно подслушанный разговор, нечаянно открытая чужая тайна.