Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова

Раич преподавал в классе Лермонтова литературу и, кроме того, руководил кружком. Кружок собирался по субботам, в зале под куполом, где помещалась пансионская библиотека. Здесь, среди книг, жил Раич. В кружке обсуждались сочинения и переводы воспитанников. Лучшие читались потом на торжественных собраниях пансионского общества любителей российской словесности. Это общество существовало в пансионе с 1799 года и имело свой устав: «Законы собрания воспитанников пансиона». Первым его председателем был Жуковский, в то время воспитанник пансиона [355] . Общество временно прекратило свое существование и было восстановлено Раичем.

355

Н. В. Сушков. Московский университетский благородный пансион. М., 1857.

Раич – своеобразная фигура культурного деятеля первой половины XIX века. Большая эрудиция соединялась в нем с юношеской восторженностью и детским незлобием. Бескорыстный, самоотверженный труженик, влюбленный в литературу, – поэт, переводчик, журналист и педагог – Раич всегда окружал себя молодежью. Он был воспитателем Ф. И. Тютчева, домашним учителем Е. П. Сушковон (Ростопчиной). Членами литературного общества Раича в начале 20-х годов в Москве были такие люди, как В. Ф. Одоевский, Веневитинов, Тютчев. Все они глубоко уважали и горячо любили Раича. В кружке Раича был также лицейский Друг Пушкина, впоследствии декабрист Кюхельбекер.

Вместе с Ознобишиным Раич издавал в 1827 году альманах «Северная лира», редактировал в 1828 году несколько номеров «Русского зрителя» и был издателем «Галатеи», которая выходила в 1829-1830 годах и потом снова в 1839-1840 годах.

Раич – бывший член «Союза благоденствия», передовой литератор своего времени. Он имел гражданское мужество публиковать в своем журнале «Галатея» стихи сосланного Полежаева. Имя опального поэта на страницах журнала поместить было нельзя, и стихи печатались анонимно с подписью: «-ъ – ъ» или «-ъ – ъ» [356] .

356

Н. Л. Бродский. М. Ю. Лермонтов, 1945, стр. 81 и 86.

В одной из исторических повестей на страницах «Галатеи» мы читаем: «Не за сокровища, не за кровь пролитую мы должны сражаться, нет! Для нас есть нечто святое, неприкосновенное – это свобода; за искупление которой поклянемся жертвовать жизнью» [357] .

В том же номере Раич публикует «Ирландские неистовства и судопроизводство, или последнее заседание Клонмельсксго судилища». К заглавию издатель делает примечание: «Представляем читателям сей любопытный рассказ одного англичанина, в котором яркими красками изображено несчастное состояние нынешней Ирландии» [358] .

357

«Галатея» № 2 за 1829 г., стр. 78.

358

Там же, стр. 142.

Автор очерков рассказывает о борьбе ирландских крестьян с помещичьим гнетом. Крестьяне присуждают к смерти члена знатной фамилии Хадвика за жестокость. Автор всецело на стороне крестьян. «Сей приговор не был следствием мщения одного какого-нибудь человека, но его произнес целый деревенский Ареопаг в полном собрании всех Типперарских жителей, некто Патрик Грас вызвался привести оный в исполнение» [359] . Патрик Грас, почти мальчик, «всегда обнаруживал готовность переходить на сторону тех, кои имели причины жаловаться на своих помещиков» [360] .

359

Там же, стр. 144.

360

4 Там же, стр. 145.

Так история и современность идут рядом на страницах журнала «Галатеи», объединяясь тематикой борьбы за независимость, борьбы с угнетателями.

Следует упомянуть одно стихотворение Раича, опубликованное в январской книжке «Атенея» за 1829 год под заглавием «Посетитель берегов Черного моря». Стихотворение представляет собой разговор с журавлями человека, оторванного от родины.

«Вы, друзья, притекли Из родной мне земли; Здесь я в чуже и без крова. О скажите же мне О родной стороне – Об отчизне два, три слова».

По своему построению и ритму стихотворение повторяет хорошо известное, много лет ходившее по рукам сатирическое стихотворение Рылеева «Ах, где те острова…»

У Рылеева:

Ах, где те острова, Где растет трынь-трава. Братцы! Где читают Pucelle [361] . И летят под постель Святцы [362] .

У Раича:

«Где те хладны поля? Где в снегах та земля? За какой она рекою?» – Та земля далеко, Между Волгой рекой И Москвой и Десною. –

361

Сочинение Вольтера.

362

К. Рылеев. Полное собрание стихотворения, 1934, стр. 309.

Раич берет у Рылеева форму и вкладывает другое содержание, которое напоминает о далеких изгнанниках-декабристах.

Интересно отметить, что под стихотворением Раича, опубликованном в 1829 году, стоит дата: 1824 год, хотя обычно он свои стихи в журналах не датирует. 1824 год – приблизительная дата рылеевского стихотворения.

Лермонтов упоминает Раича в своей пансионской тетради, Раич о нем – в своих воспоминаниях: «В последние годы существования Благородного пансиона, в который вступил я в качестве преподавателя практической Российской словесности, – пишет Раич, – под моим руководством вступили на литературное поприще некоторые из юношей, как-то: Г. Лермонтов, Стромилов, Колачевский, Якубович, В. М. Строев» [363] .

363

«Русский библиофил», 1913, кн. VIII, стр. 32.

Судьба поколения 30-х годов

Гнет реакции в правление Николая I все усиливался. К концу царствования все было задавлено, задушено. Со времени ссылки Герцена и Огарева до петрашевцев не было ни одного политического процесса.

Реакция особенно усилилась после революции 1848 года. Непрерывно сыпались доносы. Московский университет предполагалось закрыть, но дело ограничилось тем, что была повышена плата и число студентов сокращено с 1 400 до 300 человек.

Поколение 30-х годов, томясь в мучительном бездействии, вырождалось в «лишних людей».

Огарев в начале 40-х годов писал:

И на кладбище стали мы похожи: Мы много чувств, и образов, и дум В душе глубоко погребли… [364]

Почти в то же время Лермонтов писал:

Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее – иль пусто, иль темно [365] …

Лермонтов протестовал и возмущался. Не стараясь оправдать свое поколение, он жестоко клеймил его:

364

Н. П. Огарев. Стихотворения и поэмы, т. I, стр. 74.

365

М. Ю. Лермонтов. Дума. Соч., т. II, 1838, стр. 39-40.

К добру и злу постыдно равнодушны, В начале поприща мы вянем без борьбы; Перед опасностью позорно-малодушны, И перед властию – презренные рабы.

Своему поколению, мечтавшему в юности о подвигах и величии, Лермонтов с болью предсказывает бесславный конец и осуждение потомков:

Толпой угрюмою и скоро позабытой, Над миром мы пройдем без шума и следа, Не бросивши векам ни мысли плодовитой. Ни гением начатого труда. И прах наш, с строгостью судьи и гражданина, Потомок оскорбит презрительным стихом, Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом.