Москва, я не люблю тебя
Шрифт:
— Серпов переулок, дом 5, товарищ полковник, я рапорт сам, товарищ полковник! — затрясся старшина.
Отъезжая от ментовки, бросаю взгляд в зеркало. В этот момент лейтенант бьет старшину в нос и немедленно получает в ответ. Между джентльменами, похоже, разгораются дебаты.
— И с этими людьми мы собираемся создавать полицию, — говорю я вслух, укоризненно качая головой. — Честь советского офицера, спецсуды… откуда во мне все это?
— Ziggy really sang, screwed up eyes and screwed down hairdo like some cat from Japan, — отвечает мне Боуи.
СЛАБОСТЬ
Козюлина.
Когда Катя в подъезде своего дома открыла кейс, первой мыслью было вытащить из него столько пачек, сколько влезет в трусы и лифчик, а остальное выкинуть и бежать сломя голову. Денег в кейсе было столько, что за них… даже не убить могут, а сделать что-то еще более страшное. Потом Катя подумала, что лучше остальное не выкидывать, а отнести в церковь. И свечки за всех поставить. За маму, за сестру, за девчонок, даже за сутера своего, Кирилла. За всех, кроме ментов. Но до ближайшей церкви ходу было минут двадцать, а до квартиры всего семь этажей, прикинула Катя. Да еще загранпаспорт, вот он, под лестницей, в щели.
Катя пригнулась, просунула руку, нащупала под полиэтиленом дерматиновую обложку, вытащила документ и уверенным шагом пошла к лифту. Даже хромота внезапно прошла.
В квартире уже были Дашка и Аленка, вернувшиеся с ночной смены, и Тонька, которая спала, кажется, уже сутки, после того, как позавчера вернулась от дагестанцев, куда ее отправил Кира за сокрытие непомерных чаевых: десять тысяч рублей ей сунул командированный сибиряк в гостинице «Украина».
— Это чего у тебя за барахло? — спросила Дашка, выпучив глаза, отчего сходство с аквариумным японским карпом стало еще очевидней.
— Это? — Козюлина мельком глянула на кейс. — Да азер мой, Арас, оставил. Документы какие-то. В гостинице забыл, бухой, вот я и прихватила. Верну вечером. А то скажет, своровала. А так, может, еще и бабок даст.
— Ага, даст, — Дашка повела плечами, — жди. Жрать будешь? Я суп сварила.
— Нет, Дашуль, пойду, полежу, — отмахнулась Катя. — Чего-то укатал он меня, как трактор. Лучше чаю выпью и спать.
Оказавшись в своем закутке, отделенном от остальной комнаты книжным шкафом, Дашка присела на кровать, укутала кейс одеялом, как ребенка, и раскрыла заграничный паспорт.
Собираться нужно было быстро, пока ни менты, ни Кира не нагрянули. Но отчего-то Катьку охватила безумная слабость. Она легла рядом с кейсом и бездумно уставилась на страницу с фотографией. Комната разом пропала, все подернулось туманом, как бывает, когда она с клиентом. Перед глазами лишь собственное фото, а в ушах шум волн, который она слышала только по телевизору. Страх погони постепенно отпускал, менты, Женька и прочие гады стали вдруг какими-то картонными и неопасными, а в животе разлилась приятная теплота, как после оргазма, который Катька пару раз случайно словила, один раз после выпускного, а другой — с таможенником этим, или с таксистом, или… Отчаянно клонило в сон… в котором уже шептало море, а негр, разносящий мороженое, звонил в колокольчик. Блин, почему в колокольчик? Непонятно…
БОРЩОМ
Вова. Серпов переулок. Два часа дня
Один звонок, третий, четвертый. Наконец дверь открывает девчонка лет двадцати пяти, с опухшим лицом, в коротком халате, едва прикрывающем зад. Отмечаю выделяющиеся синие
нитки капилляров на правом бедре, и, чуть выше, дырку на халате. Достаю ксиву.— А, понятно, — цедит девка. — Светк, а Светк! Регистрации наши принеси.
— Козюлина Екатерина в данный момент здесь находится?
— В смысле? — Она непонимающе вылупилась на ксиву. — А вы разве не регистрации проверять пришли?
— Регистрации ваши ментам покажете, — убираю ксиву в карман. — ФСБ России. Где она?
— Там, — девка испуганно отстраняется, — спит.
Прохожу в коридор, пытаюсь задержать дыхание, чтобы не впитать запахи пригоревшей еды, дешевого парфюма, свалявшейся одежды, пота и еще чего-то, совсем отвратительного. Не могу точно понять, что это за запах, от которого хочется блевать. Кажется… впрочем, не хочу об этом думать. Открываю дверь в дальнюю комнату, захожу за шкаф и обнаруживаю ее на кровати.
— Просыпайся, Козюлина. — Девчонка не отвечает. — Просыпайся, говорю.
Трясу ее за плечо, она резко подскакивает, садится на кровати, трет глаза и начинает испуганно вертеть головой. Сколько ей лет? Девятнадцать? Двадцать? В таком макияже не определишь.
— Где кейс? — Она отползает к краю кровати. — Кать, ты взяла чужую вещь, и я за ней пришел.
— Какой кейс? — Она пытается взвизгнуть. — Ты о чем, командир?
— Посмотри на меня. Как думаешь, я похож на командира? — сажусь на край кровати, закуриваю. — Пожалуйста, отдай кейс, не тяни резину.
— Не похожи. — Она вся как-то вдруг обмякает, будто ее держали на натянутой леске и разом отпустили. — Совсем не похожи…
— Я хочу мой кейс. — Она отдергивает одеяло, вытаскивает кейс и протягивает мне. Принимаю, щелкаю замками, пересчитываю пачки. — Спасибо.
— Вы меня теперь убьете, да? — будто и не она говорит, а кто-то озвучивает. — Убьете, да?
— Нет! — Встаю, снимаю пиджак, накрываю им кейс, беру под мышку. — Тебе лучше уехать из города — сразу после того, как я уйду. Уехать.
Катя берет подушку, ныряет в нее лицом и начинает мелко-мелко дрожать всем телом.
— Деньги нужны? — Она поднимает на меня зареванное лицо и отрицательно вертит головой. — Как знаешь.
Выходя из комнаты, успеваю заметить загранпаспорт, на том месте, где раньше лежала подушка.
Стремительно покидаю квартиру. У порога понимаю наконец, что вызвало рвотный позыв. Один давний знакомый рассказывал, что стал геем в силу неудачного первого сексуального контакта с женщиной. Особенностью контакта было то, что ее пизда пахла… борщом… Он тогда не смог и потом стал тем, кем стал. Так вот. В этой гребаной квартирке пахло тем самым борщом.
БРАТУШКИ
хорошие сука бошки
в этот раз лучше чем в прошлый
огонь зажигалки тускло вспыхнул в салоне гелика
всё очень ровно
езда по встречной без кипеша и истерики
тёмные кепки тусклые фиксы
мальчишки не любят бриться
бригада из Подмосковья — колхозники
один к одному
как солёные грузди в банке у мамки на полке
синие наколки — сувениры с севера
кричит кричевский
базар увесистый честный
слово весит тонн десять