Москва. Путь к империи

Но кому же были выгодны гибель Андрея и бунт в Суздальском княжестве? Всем, с кем воевал сын Долгорукого: новгородским республиканцам, мечтавшим расширить владения вплоть до впадения Оки в Волгу, князьям Южной и Юго-Западной Руси, надеявшимся вернуть славу и величие Поднепровским землям и Киеву, половцам, которым любое потрясение у северных соседей было на руку… Впрочем, половцы вряд ли взвалили бы на себя тяжелую ношу организации заговора: они всегда снимали сливки с русской распри, и этого им вполне хватало для счастливой жизни.

Если же положить на весы интересы киевлян и новгородцев, то, думается, новгородские интересы будут куда более весомыми. Усиление князя суздальского при одновременном ослаблении русских княжеств Поднепровья не сулило северянам ничего хорошего. Зато расширение своих владений вплоть до среднего и нижнего течения Оки предоставляло им значительные выгоды. И Яким Кучка (не исключено, что он действительно был родственником новгородских Кучек) вполне мог рассчитывать в случае благоприятного завершения заговора на поддержку новгородцев. Нужно помнить еще и о том, что только Новгород, став республикой в первой половине XII века, мог надежно защитить Якима и, главное, его семью, дело семьи — дело купецкое. И уж совсем размечтавшись, можно предположить, что Кучковичи, если бы новгородцам удалось окончательно сокрушить Суздальское княжество и раздвинуть свои границы далеко на юг, получили бы от благодарных сограждан очень солидное вознаграждение в виде земель, расположенных в долине Москвы-реки. Только ради осуществления великой мечты, какой была долина Москвы-реки и ее окрестности, мог решиться Кучка на такой мощный заговор против Рюриковичей.

Бунт в Боголюбове распространялся по закону эпидемии. Заговорщики отправили послов во Владимир, надеясь привлечь горожан на свою сторону. Владимирцы благоразумно отказались от такой «чести». Но жители Боголюбова поддержали убийц, забыв о благодеяниях Андрея Юрьевича, князя в общем-то незлобного.

Сложны и непонятны законы бунта, вовлекающие в его круговорот совсем мирных людей. Боголюбовцы не отличались воинственностью, но теперь, озверев, они разграбили дворец, похитили из него все ценное. Бунт. Все злы и ненасытны. Кто против злых, от злых же и гибнет. Бунт — время действий, а не размышлений и раскаяний. Раскаяние придет позже. И размышления тоже. Бунт — не вечен.

Тело князя выволокли на двор, бросили в огороде. Слуга его, Кузьмища Киянин (из Киева родом, киевлянин), подошел к телу и горько заплакал, как плачут старики над могилами младенцев. В дверях дворца зло ухмылялся Анбал Ясин. Кузьмища сказал укоризненно:

— Дай ковер прикрыть труп.

Анбал покачал головой:

— Не дам. Пусть тело сожрут псы. И ты его не трогай. Станешь нашим врагом.

Киянин разозлился:

— Изверг! Князь взял тебя в лохмотьях и в рубище, а теперь ты в бархате ходишь. Дай ковер!

Анбала потрясли слова смелого человека. Кудлатая голова бывшего ключника скрылась во дворце, ветер смахнул слезы Киянина на неприкрытое тело Андрея. Ключник принес ковер и корзно — княжеский плащ. Кузьмища вновь заплакал навзрыд, приговаривая:

— Столько побед ты одержал над врагами, а раскрыть заговор у себя дома не смог.

Старик завернул тело в ковер и корзно и, никого не боясь, принес его в церковь. Слуги Божьи испугались злобства толпы, не впустили Кузьмищу, лишь приоткрыли притвор, где тело пролежало двое суток.

Конечно же, то было не семейное дело, то был заговор. И цель его — не смерть Андрея Боголюбского, а бунт.

На третий день Арсений, игумен церкви Святых Козьмы и Демьяна, повелел внести тело князя в божницу, уложить в каменный гроб. Бунт распространился на окрестные селения и на Владимир. Страсти людские бушевали шесть дней.

На седьмой день из Богородичной церкви Успенского собора, построенного при Андрее, вышел протопоп Пикулица и отправился в путь с иконой Святой Богородицы. Ходил он по городу с иконой, не кричал, как на вече да на сходках, громкие слова, не пугал людей адом, не требовал от них покаяния, не уговаривал их, не просил ни о чем. А просто ходил и смотрел людям в глаза, и люди успокаивались, и затихал в их сердцах ураган, и затих.

В этот же день жители Владимира перевезли из Боголюбова в свой город тело Андрея. У Серебряных ворот встретили горожане князя и не удержались от слез. Долго плакали люди, и похоронили Андрея Боголюбского «с честью и пением, в чудной, хвалы достойной церкви Богородицы, которую он сам построил».

Так умер сын основателя Москвы, для Москвы вроде бы ничего не сделавший, если верить источникам, и, видимо, о Москве редко вспоминавший. Всю жизнь Андрей Боголюбский отдал на благо Суздальской земли. Долина реки Москвы, конечно же, входила в его владения. Но ему ни к чему были окрестности Боровицкого холма. Впрочем, как и другим князьям русским, о чем убедительно говорит динамика военных столкновений примерно за сто лет — начиная со второй половины XII века до 1238 года, до нашествия на Русь хана Батыя…

«Боголюбский, — писал Н. М. Карамзин, — мужественный, трезвый и прозванный за его ум вторым Соломоном, был, конечно, одним из мудрейших князей российских в рассуждении политики, или той науки, которая утверждает могущество государственное. Он явно стремился к спасительному единовластию и мог бы скорее достигнуть своей цели, если бы жил в Киеве, унял донских хищников и водворил спокойствие в местах, облагодетельствованных природою, издавна обогащаемых торговлею и способнейших к гражданскому образованию. Господствуя на берегах Днепра, Андрей тем удобнее подчинил бы себе знаменитые соседственные уделы: Чернигов, Волынию, Галич; но ослепленный пристрастием к северо-восточному краю, он хотел лучше основать там новое сильное государство, нежели восстанавливать могущество древнего Юга» [19] .

19

Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 296.

«Никогда еще на Руси, — констатирует Т. Сухарев, автор статьи о князе Андрее Юрьевиче Боголюбском в словаре Брокгауза и Ефрона, — ни одна княжеская смерть не сопровождалась такими явлениями, как смерть Андрея. Объясняется это его неумением выбирать людей, его резкими, подчас необузданными и произвольными действиями, несогласными зачастую с обычаями и традициями места и времени. Со смертью Андрея исчезла и сила его власти; дети не получили отеческого наследия, причем и сам род пресекся. То, что им намечено было нового, получило развитие спустя целое столетие…» [20]

20

Брокгауз и Ефрон. Указ. соч. С. 322–323.

«С Андрея начинает обозначаться яркими чертами самобытность суздальско-ростовской земли и вместе с тем стремление к первенству в русском мире, — утверждает Н. И. Костомаров. — В эту-то эпоху вступил в первый раз на историческое поприще народ великорусский. Андрей был первый великорусский князь; он своею деятельностью положил начало и показал образец своим потомкам; последним, при благоприятных обстоятельствах, предстояло совершить то, что намечено было их прародителем» [21] .

21

Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. T. I. Вып. 1, 2, 3. Калуга: Золотая аллея, 1995. С. 62.

Три разных автора — три разных мнения. И чем больше авторов, тем мнений будет больше. И все-таки в оценках итогов жизни Андрея существует некая точка пересечения. Никто не отвергает тот факт, что Боголюбский стремился к объединению страны под единодержавной властью. Но именно это стремление и особенно конкретные действия для достижения цели стали причиной краха не только самого Боголюбского, но дела его жизни. На беду свою он слишком рано понял, что русским княжествам нужно объединяться в едином централизованном государстве. И поспешил со сменой государственного строя на Руси и с перенесением насильственным путем политического центра страны во Владимир.