Москва

.........................................................................................

Взгляды, взгляды, взгляды, каждый перед собой, и старается другим в глаза не смотреть. Все вместе и каждый бесконечно далек, забравшийся в кокон собственного одиночества. Метро, как место собственного одиночества. Хоть и кажется на первый взгляд, что это переполненный до краев человеческий муравейник…

.........................................................................................

По долгому размышлению понял, наконец, Диогенов, что для мыслящего человека есть в России всего лишь три пути. Всего лишь три дороги, которые должен выбрать он, если желает остаться честным. То ли перед собой, то ли перед Богом, если он верит в Бога.

Путь первый – это покончить с собой, и тогда уже не надо будет решать никаких философских задач, и отвечать ни на какие проклятые вопросы.

Путь второй – это стать блаженным, или, с точки зрения окружающих, идиотом. То ли таким, как Василий Блаженный, ходящий в сорокоградусные морозы босой, и пугающий своими вопросами молодого Ивана Четвертого. То ли таким, как сам Диогенов, собирающий на улицах потерянные прохожими пуговицы.

И третий путь – ответив, наконец, на два сакраментальных русских вопроса «Кто виноват?» и «Что делать?», взять в руки бомбу, и швырнуть ее в царственного узурпатора. Или создать собственную партию, и бороться за светлое будущее. То ли своего народа, то ли чужих народов, это уже не имеет значения. Главное, чтобы бороться, и чтобы за светлое будущее. И в итоге, разумеется, погибнуть в этой борьбе, но это уже не имеет никакого значения…

.........................................................................................

Боже, какие чистые, какие светлые, какие молодые лица вокруг. Лица русских мальчиков, а также девочек, у которых всего лишь три пути в этой жизни.

Как три развилки посреди бесконечного русского поля рядом с большим мшистым камнем, принесенным сюда неизвестно кем. То ли ледником, то ли судьбой, то ли самим чертом…

.........................................................................................

Ботинки, туфли, кроссовки, лабутены, валенки, сапоги мужские и женские, а иногда и калоши, а иногда, хоть и редко, босые ноги. Бывает и такое в Москве, иногда, но все же бывает.

В Москве всякое можно увидеть, в том числе и босые ноги блаженного. Не то Василия на Красной площади, не то Максима с Варварки, не то подобных им блаженных из Ярославля, Ростова Великого, или Торжка. И, что самое странное, эти босые ноги могли бы принадлежать любому из тех, кто едет сейчас в метро. Просто выпало сейчас ходить босому кому-то другому, а в следующей жизни выпадет тебе, или вот этому мальчику в старых кроссовках, или вот этой девочке в дорогих лабутенах…

Китай – Городская отрава, Сиянье снега в январе, Людей текущая орава, Мороз в подарок детворе.Варварка варварами полна,Гудит, и движется вразброд, Подобен набежавшим волнам Приезжий и столичный сброд.Гостиный Двор все так же вечен, И так же тверд его гранит,Стоит, безмолвен и беспечен, Заветы древности хранит.Максим Блаженный тих и скромен, И спит у вечности в плену,А Кремль надменен и огромен,И воет ночью на Луну.Метро гудит своей машиной, Пыхтит, накачивая пар,И выпускает в мир блошиный Людской насыщенный отвар.Торговля движется рядами.Товар расставлен вдоль стены: Лотки с заморскими плодами, – Презент полуденной страны.А рядом звезды из-за моря, Кораллы, бусы и часы:Блестит гороховое горе,Приют обманчивой красы.Столы с газетами пестреют,Красотки глянцево глядят,От холода привычно млеют,И отдаются всем подряд.На Красной Площади смятенье, Здесь мавзолей и маята,С утра обычное волненье,И деловая суета.А в небе, над Москва – рекою, Взирая сверху на людей,Касается земли рукою Какой-то древний чародей…

.........................................................................................

М

И

С

Т

И

К

А

Глава седьмая

В то время, как Диогенов возвращался домой на метро, супруга его, Элеонора Максимовна, готовилась к важному докладу у себя в институте. Институт, где работала Элеонора Максимовна, как мы уже говорили, имел некоторое отношение к русской литературе. Он имел к ней отношение потому, что там защищали диссертации о творчестве и жизненном пути различных русских писателей. Главным образом выдающихся русских писателей. Одного из них, а именно Достоевского, Элеонора Максимовна выбрала для себя еще на заре своей туманно молодости, да так и прошла с томиком классика под мышкой всю свою жизнь. Если сказать, что Элеонора Максимовна была влюблена в Достоевского, то этим вообще ничего не удастся сказать. Элеонора Максимовна боготворила Достоевского, и временами, когда священное чувство это перехлестывало через край, даже жалела, что она не Настасья Филипповна, и в нее не влюблен несчастный идиот князь Мышкин. Достоевского она в такие моменты путала с князем Мышкиным, и необыкновенно жалела его, как вообще жалеет мужчину русская женщина, которая очень часто ставит жалость выше любви. Элеонора Максимовна вообще жалела о многом, и о том, что она живет в Москве, а не в Петербурге, городе Достоевского. И о том, что ее сын никогда не прочитал ни одного произведения великого классика, и из духа противоречия стал не гуманитарием, а презренным ученым. И о том, что у нее муж идиот, собирающий на улицах пуговицы, она тоже жалела, хоть и давно уже смирилась с этим. Когда же ей справедливо говорили, что князь Мышкин тоже был идиотом, и что есть очень много сходства между ним и Григорием Валерьяновичем, она сердилась, и начинала топать ногами. Но, будучи отходчивой, как и всякая русская женщина, обстоятельства которой выше ее желаний, она быстро успокаивалась, и начинала жалеть Григория Валерьяновича. Князя Мышкина, однако, она жалела гораздо больше. Нечего и говорить, что роман «Идиот» она считала главным в творчестве Достоевского, и даже главным во всей русской литературе. Иногда, в пылу дискуссий и споров, она даже настаивала, что этот роман главный вообще во всей мировой литературе, но здесь, разумеется, был явный перебор, хотя доля истины в подобном утверждении тоже была. Одним из основных тезисов в сегодняшнем докладе, который Элеонора Максимовна должна была делать в своем институте, был как раз тот, что в мировой литературе вообще нет писателя выше, чем Федор Михайлович Достоевский. Она заранее предвидела взрыв эмоций и возражений, которые последуют вслед за этим докладом, и готовилась дерзко и одновременно тонко на них отвечать. В институте, где она служила, вообще работали очень дерзкие и очень тонкие люди. Впрочем, это были почти единственные их достоинства, поскольку сами они ничего не писали, и ничего, кроме дерзости и тонкости у них за душой не было. Ну, или почти ничего.

Конец ознакомительного фрагмента.