Мост через бездну. Книга 4
Шрифт:
Но его мешочек никогда не пустовал. На другой же день Гаврик выигрывал еще больше ушек, чем продал накануне.
Таким образом, то, что для других было развлечением, для мальчика стало чем-то вроде выгодной профессии. Ничего не поделаешь, приходилось выкручиваться!» (Катаев В. П. Белеет парус одинокий. Хуторок в степи. М.: Советский писатель, 1987)
И переживания мальчика Пети, который проигрывает свою коллекцию пуговиц:
«33 ушки. О, как много их было!.. Дутые студенческие десятки с накладными орлами. Золотые офицерские пятки с орлами чеканными. Коричневые — коммерческого училища, с жезлом Меркурия, перевитым змеями, и с плутовской крылатой шапочкой. Светлые мореходные со скрещенными якорями. Почтово-телеграфные с позеленевшими молниями и рожками. Артиллерийские с пушками. Судейские со столбиками законов. Медные ливрейные величиной с полтинник, украшенные геральдическими львами. Толстые тройки чиновничьих вицмундиров. Тончайшие писарские «лимонки» с острыми, режущими краями, дающие при игре комариный
Сказочные сокровища, вся геральдика Российской империи, на один счастливый миг были сосредоточены в Петиных руках.
Ладони мальчика еще продолжали ощущать многообразные формы ушек и их солидный свинцовый вес. Между тем он был уже совершенно разорен, опустошен, пущен по ветру. Вот тебе и волшебный неразменный пятак!
Мальчик думал об ушках, и только об ушках. Они стояли все время перед его глазами видением приснившегося богатства. Он рассеянно смотрел за обедом в тарелку супа, в масляных капсюлях которого отражались по крайней мере триста крошечных абажуров столовой лампы, он видел триста сверкающих ушек с золотыми орлами.
Он с отвращением рассматривал пуговицы отцовского сюртука, обшитые сукном и не представляющие ни малейшей ценности.
Вообще он только сегодня заметил, что, в сущности, живет в нищей семье, где во всем доме нет ни одной приличной пуговицы»
Пуговица сегодня — это не только индустрия, это история, которая порой стоит совсем не малых денег.
Необходимым элементом одежды пуговица стала тогда, когда появилась одежда облегающая, когда появился особый крой и европейцы научились шить одежду по фигуре. Да и сама потребность в изменении фасона одежды диктовалась не чем иным, как сменой мировоззрения. Чем быстрее развивались новые технологии, тем разнообразнее и доступнее становились пуговицы. К XVIII веку пуговицы были доступны всем слоям населения, изготавливались из недорогих материалов. По-прежнему сохранились все функции пуговицы: от утилитарной до информационной. Сегодня мы, глядя на этот маленький предмет, можем легко сделать вывод: какая пуговица была распространена, как, куда и чем она пришивалась, — вот на таком уровне находилась и культура.
То же самое происходит и с архитектурой. Мы считываем семантику архитектуры. И надо сказать, что семантическое, то есть смысловое, значение архитектурного произведения не менее важно, чем художественный облик или назначение функциональное. Архитектура — это соединение того, как человек мыслит, с искусством «кройки и шитья». И главное в этом процессе — материал. Архитектура — это и есть материал. Стоунхендж — это материал с грудой камней, храм — это материал.
Современный мир с его возможностями расширил для человека все мыслимые и немыслимые границы. Сегодня легко оказаться в любом месте земного шара, стоит только пожелать.
Возьмите архитектуру Крита: отправившись в Кносс и Фест, вы видите нечто, что нельзя увидеть ни в Микенах, ни в Тиринфе. Вы не видите ни камни, ни причудливый циклопизм, а видите Лабиринт, построенный Дедалом, чтобы скрывать получеловека-полубыка. Вам и сегодня не разрешат здесь ходить в одиночку. А что такое Лабиринт? Что такое философия Лабиринта? Что значит философия этой архитектуры?
Для греков вся архитектура, сколько бы ее ни было, сводилась к одной глобальной идее. Вся греческая архитектура — перипта. Периптер прекрасен — это поразительная архитектура, которая примиряет небеса с землей и, независимо от того, где вы находитесь — вблизи или внутри, странным образом создает Нечто — некий инструмент, который обязательно вас гармонизирует. Это удивительно. Вы словно в храме Божьем побывали. Происходит прецедент гармонии перипты, что имеет определенную высоту и сечение. Сила перипетра заключается в том, что он имеет тайну: его короткая сторона равна, если принимать длинную сторону за единицу, 0,65. Не 0,5 к единице, а единица к 0,65. И, если с короткой стороны периптера находится 7 колонн, то по длинной стороне их должно быть 15, при этом угловая колонна засчитывается как с короткой, так и с длинной стороны. Главное — это 0,65. Маленькое отклонение от симметрии входит в правило золотого сечения. Правило, имеющее небольшие внутренние нарушения. Маленькая асимметрия. Такая маленькая неточность. А неточностей здесь очень много, потому что так же, как и скульптура, все античное искусство предусматривает одну тончайшую к чувствительности деталь. Все кажется симметричным, но на самом деле — асимметрично. Жизнь всегда асимметрична, и в ней всегда присутствует неучтенный элемент. Что-то, что нельзя учесть ни при каких обстоятельствах. Какое-то искривление, какая-то неточность, какой-то маленький дефект. И в этом неучтенном элементе, в этой асимметрии прячется божественный дух художественности.
И когда к 40-м годам V века до н. э. греки обрели эту идею и облекли ее в художественную форму, она тут же коснулась театра, скульптуры и архитектуры. Из всех архитектурных идей мира греки создали самое главное — ордерную архитектуру. Было создано три ордера, то есть три модели, но мы считаем, что их всего лишь две плюс еще две, являющиеся комментариями к предыдущим.
Первая модель — «дорийская» или «дорическая»,
вторая — «ионическая» и третья — «коринфская». Дорический и ионический ордеры возникли в конце VII — середине VI века до н. э. Коринфская колонна — это уже комментарий, потому что коринфский ордер был создан во второй половине V века до н. э., собственно говоря, это эллинистическая модель. Четвертая модель, созданная уже в Древнем Риме, — тосканская, представляет собой комментарий к дорическому ордеру.Что является основой античного ордера? Основой любого античного ордера является то, о чем мы с вами уже неоднократно говорили, — периптер.
Как возник ордер? Мы знаем, как возникли Олимпийские игры. А ордер? Он появился неожиданно. Никто, никогда и нигде не видел, как он становился. Хочется провести аналогию с переходом от обезьяны к человеку. Какое-то звено потеряно. И питекантропа нашли, и кроманьонца отыскали. Все звенья цепи на месте, а самого важного, что ведет к человеку, нет! Пропало. Так же и тут. Что-то было, но пропало.
У нас не остается выбора: будем верить грекам, которые утверждали, что ордер создали пчелы из воска, а Аполлон, как высшая художественная инстанция, утвердил его. А греки воплотили идею в жизнь.
Для формы храма значение имеет периптер, и он сохраняет любой ордер.
Что входит в состав дорического ордера? Прежде всего, ордер точно так же, как и тело человека — от бедра до плеча и от плеча до макушки, делится на несомые и несущие конструкции. Раз, два, три. Две несущие и одна несомая. Несущая конструкция имеет фундамент или стилобат, состоящий из трех ступенек. Ступенек может быть и больше, но они должны быть кратные трем: шесть, девять и т. д. Ступеньки, в свою очередь, тоже делятся: две ступеньки — это стереобат, а верхняя — стилобат.
У дорического ордера колонна стоит прямо на стилобате. Верх колонны имеет подушечку. Она называется «эхин», высотой в две ладони. На эхине лежит плита, которая называется «абака». Таким образом, колонна тоже делится на три части: эхин, абака и ствол. И на эту конструкцию опиралась вся несомая верхушка с крышей — фронтон. В треугольнике фронтона и на крыше по его углам помещалась скульптура, скульптурная группа или орнаментальное украшение — акротерий. В дорическом ордере фризовая часть состояла из триглифов и метоп.
Каждый ордер воспринимался греками с точки зрения человеческого тела. Главный дорический храм Древней Греции Парфенон сохраняет пропорцию несущей части мужского тела 1:5 (высоты колоннады и длины храма). Говоря о несущей части тела, мы имеем в виду соотношение длины стопы человека к его высоте от стоп до основания шеи. Дорический ордер — монументально торжественный, мужественный, сдержанный в плане декора.
У ионического ордера есть свои отличительные детали. Он хрупкий, ствол колонны опирается на изящную профилированную базу, а верхняя часть имеет два завитка — волюты и непрерывный фриз. Витрувий сравнивал ионический ордер с утонченной женской красотой, тогда как в дорическом усматривал красоту мужскую.
С происхождением коринфской колонны связана красивая легенда, рассказанная Витрувием. В городе Коринфе жила очень красивая молодая пара. Они были влюблены, обручены, семьи молодых людей готовились к свадьбе. Но внезапно невеста заболела и незадолго до свадьбы умерла. Вместо свадебного кортежа по городу прошла траурная процессия. После похорон кормилица девушки собрала все ее украшения в плетеную корзину, закрыла плотной крышкой и отнесла на могилу своей любимицы. Весной на печальном холме, в том месте, где стояла корзинка, проросли ростки аканфа. Они вросли в плетенку, но через крышку пробиться не смогли и нашли выход к солнцу через плетеные отверстия, обрамляя нежными листьями и завитками корзину. Известный скульптор Каллимах, проходя по некрополю, увидел это чудо, и, восхищенный столь нежной красотой, запечатлел этот рисунок на бумаге, а затем перенес на капитель колонны. Коринфский ордер стали называть «девичьим».
Идея концепции ордера всюду одна и та же, а детали различные. Но красота состоит не в этом. Вся художественная красота помещается в развале интерколумния, расстояния между соседними колоннами в колоннаде или портике. Несмотря на то, что все колонны кажутся ровными, на самом деле они разные — у них бывают утолщения, а самое главное — внутреннее расстояние между ними не является одинаковым, то есть не равно самому себе.
Это становится понятным только тогда, когда вы видите все это в подлиннике. Никакая картинка не передает всю полноту впечатлений. В Коринфе есть дорический храм Аполлона. Вы на него смотрите и понимаете, что вдох есть, а выдоха-то нет.