Мост через огненную реку
Шрифт:
– Нет, он сказал только мне. Но все же, леди Александра, кто вы, и кто – Элизабет?
– Я – дочь герцога Монтазьена, – со смешком ответила она. – А Бетти – королева.
– Не понял… – удивился Энтони.
– Корону можно надеть на кого угодно, хоть на свинью, – снова засмеялась Сана. – А кровь не купишь. Мы с вами равны по крови – Бетти этого не понять, у нее и чувств-то таких нет.
– Так могу я надеяться на вашу помощь?
– Можете! – Сана Монтазьен поднялась с места, оправила платье. – В конце концов, вы все равно должны узнать это, милорд. Так почему бы
Через два дня, вечером, Сана появилась в его покоях. Налила вина, добавила что-то из небольшого пузырька, который принесла с собой.
– Что это? – спросил Энтони.
– Снотворное. Вам надо выспаться, иначе вы не выдержите нашей завтрашней прогулки.
Энтони кинул быстрый взгляд на стакан и непроизвольно коснулся цепи…
– Да не бойтесь вы за свои побрякушки! – нетерпеливо сказала Сана. – Этой ночью сюда никто не войдет. Или, если хотите, я могу забрать их с собой. Когда проснетесь, получите свое драгоценное солнце нетронутым и неоскверненным. Пейте, герцог, если хотите, чтобы я выполнила вашу просьбу.
Пришлось подчиниться. Энтони выпил, лег в постель и сразу же провалился в темную пустоту.
Мгновение спустя он открыл глаза. В комнате стояли сумерки. Над ним склонился лакей и бережно тряс за плечо.
– Милорд, проснитесь! Леди Александра просила передать, что вы должны быть готовы к восьми часам вечера. Вода согрета, цирюльник ждет, ужин будет через час…
– Ужин? Сколько же я спал?
– Сейчас шесть часов вечера, милорд…
Энтони повел плечами, потянулся – чувствовал он себя немного скованно, ну да это после ванны пройдет, а так был на редкость свежим и отдохнувшим. Ай да средство! Надо бы иной раз просить его у Саны…
…Когда часы пробили восемь, вошла Александра Монтазьен – минута в минуту. Усмехнулась, небрежно кинула на стол его орденскую цепь – все знаки были на месте.
– Можете больше не опасаться, милорд. Я говорила с отцом, он обещал, что вашим игрушкам ничто не грозит, даже если вы будете таскать с собой мощи Святого Ульриха… В конце концов, это умные люди понимают, что всякие там символы – ничто, а в вас особого ума еще никто не заподозрил…
Энтони передернул плечами, но смолчал. Они вышли из дворца и пошли по темным улицам к городской стене: два факельщика впереди, несколько смутных теней – сзади.
– Не обращайте внимания, герцог. Это наши сторожа… – Сана взяла его под руку. – Итак, вы хотите знать, куда вы попали. Но сначала ответьте на один вопрос. Вы ведь безбожник, милорд, не так ли? Зачем вам солнце?
– Не хочу, чтобы трогали мои ордена, – нахмурился Бейсингем. – Мне этот орден не любовница подарила. В отличие от маршальского жезла, кстати – вот если он пропадет, нисколько не расстроюсь…
– А я уж думала – не обратился ли лорд Бейсингем к Создателю…
– Вы имеете что-то против?
– Это было бы некстати…
– У нас нейтралитет: он сам по себе, я сам по себе. Сана отпустила его руку, чтобы перебраться через особо неудобную лужу, потом взяла снова, помолчала и вдруг спросила:
– Есть ли у вас мечты, герцог?
– Ну и вопрос, леди… Мечты… Когда я целый день в седле, то с утра
мечтаю о дворцовом бале, днем – о какой-нибудь красотке, а к вечеру – об ужине и постели. А в Тро-гартейне или в лагерях мечтать некогда, и так есть, чем заняться…– И ничего такого, что вы хотели бы иметь?
– Пока на трон не взошла наша ослепительная Элизабет, я имел все, что хотел. А то, чего я хочу сейчас, вы мне все равно не дадите…
– Например…
– Например, удовольствие отдать сию очаровательную даму отряду пограничных стражников…
Александра остановилась и расхохоталась. Она смеялась долго, и в пляшущем свете факелов казалось то прекрасной, то отталкивающей, но все равно ведьмой.
– Я же говорила… я говорила… что с вами нельзя силой… а Бетти заупрямилась, мол, она лучше вас знает…
– Что с нее взять, – махнул рукой Энтони. – Кто она – и кто мы?
– Таким, милорд, вы мне нравитесь куда больше…
– Это благодаря вашему снотворному, леди Александра. Я наконец-то смог выспаться. Если бы вы знали, какие кошмары снятся на королевских пуховиках!
– Его нельзя применять часто, но раз в неделю, обещаю, я буду давать вам возможность отдохнуть. Это называется: дали дуракам волю. Не представляю, как вообще можно спать в этом дворце – там из каждой щели лезет магия…
– Что?! – остановился Энтони.
– Вы и в магию не верите?
– Верю, конечно… Наука о невидимых соответствиях слов и мира… так?
– Именно так. Но о магии мы еще поговорим. А пока что о том, куда вы попали. Вы счастливый человек, Бейсингем, у вас есть все, чего вы только можете захотеть. Вы свободны, над вами никого нет – ни семьи, ни общества, ни церкви…
На этот счет у Энтони было иное мнение, но высказывать его он не стал. Однако Александра что-то почувствовала – по тому, как напряглась рука, на которую она опиралась.
– Я знаю, о чем вы подумали. Но то, что происходит с вами сейчас – лишь кратковременный эпизод, не более того. И взнуздать вас оказалось потруднее, чем объездить целый табун лошадей – именно потому, что вы свободны. А теперь представьте себе какого-нибудь несчастного, который с детства скован правилами: того нельзя, другого нельзя, десять заповедей, сто восемнадцать правил этикета, – а если ему хочется чего-то неположенного? Хочется, а самому нарушить запрет страшно? И вот он живет, носом в землю, предается несбыточным мечтам, от безысходности отыгрывается на семье, соседях, на бессловесных тварях… И тут в его жизни появляемся мы…
Сана замолчала, взглянула вверх, свет факела отразился на похорошевшем лице.
– …Мы, церковь воплощенной мечты. Там, где нет ни запретов, ни заповедей, где возможно все. Бог – это вечные запреты, а Хозяин – это свобода…
– Вы что – верите в него? – Энтони потрясенно уставился на спутницу.
– Разве мы говорим обо мне, милорд? Мы говорим о несчастных, тупых, ограниченных людишках, которым осточертели церковные запреты. И мы даем им Хозяина и говорим, что церковники врут, исход борьбы Света и Тьмы далеко не предрешен, и есть другая церковь, которая даст им свободу делать все, что они хотят.