Мост через переносицу
Шрифт:
Надо заметить, что он не только не запустил дел, но и сумел заставить предприятие вращаться предприятие по новому витку на более высоком уровне. Себя Владимир Ульмасович тоже запустил на новый виток и начал вращать всех подчиненных.
Он был женат. Были дети: дочь Катя, вышедшая замуж за иностранца и эмигрировавшая в Польшу, и сын Георгий, готовившийся продолжить дело отца. Ещё были аквариумные рыбки, жутко дорогие. Жена Владимира Ульмасовича, Валерия, мечтала смыть их в унитазе, потому что они – по ей одной известной причине – служили постоянным напоминанием о регулярной неверности мужа. Но не смывала
9
В три часа Вальдимат ушёл с работы.
До больницы было минут двадцать пешком. На автобусе – примерно столько же, только сидя. Вальдимат решил идти.
По дороге он то и дело мысленно возвращался к шраму на лице Жабоедова. Получалась какая-то мистика. Он же видел этот шрам вчера. Точно видел. Правда, выглядел тот, так будто Жабоедов заработал его месяца два назад. Может, это телепатия? Или психоз?
Вальдимат тряхнул головой, прогоняя ранние сомнения. Сейчас покажется врачу – тогда и решит, что делать и о чем думать.
Позвонила Лиза, узнала, пошёл ли он к больницу.
– Как раз иду, – сообщил Вальдимат.
– Ладно, вечером расскажешь.
– Пока.
По дороге он несколько раз боролся с искушением снять с правого глаза пластырь и посмотреть на прохожих. Но что-то останавливало. Вдруг опять какие-нибудь видения приключатся? Нет уж, к врачу так к врачу. А уж после посмотрим.
В больнице было немноголюдно. Несколько женщин и пара скучавших от своей ненужности пенсионеров. Вальдимат взял талон и направился к кабинету окулиста.
Перед ним в очереди стояли две старухи с хмурым выражением утомленных возрастом лиц. Обе были старые и скучные. Трясущиеся руки, давно умершие волосы, стертая ластиком времени кожа – обычное зрелище. Удивительно, что даже в таком предмогильном возрасте они интересуются своим здоровьем. Как будто оно им ещё пригодится на том свете. Вальдимат считал, что если доживёт до пожилой старости, то сразу же забудет о здоровье и всех запретах и ограничениях, которые оно ежеминутно накладывает на человека.
Старухи громко жаловались на одолевшие их недуги, то и дело перебивая друг друга. На Вальдимата они смотрели с укором, как на чужака, избалованного запасом неизрасходованного здоровья. Он порядком устал от этих разглядываний прежде чем наконец-то попал в кабинет.
Доктором была женщина, что сразу смутило Вальдимата. Жаловаться женщине, если она не твоя мать, казалось ему делом недостойным. Женщина ведь так устроена, что уже заранее готова искать изъяны в мужском организме. А если ей ещё и самому про них начать рассказывать, она наверняка станет искренне тебя презирать. Но Вальдимат поборол свои предрассудки и сел на стул.
Доктор смотрела на него усталыми от чужих болезней глазами. При появлении нового больного в кабинете она автоматически бросала взгляд на висящие над дверью часы. Но время двигалось безобразно – почти стояло на месте. Единственной отдушиной для неё на работе была музыка. Мелодии, если они выстроены умело и гармонично, напоминали ей загубленное возрастом детство и навевали некоторые другие приятные воспоминания: первый поцелуй, первый стакан вина,
первый мужчина. Даже монотонный голос диктора порой отвлекал от скудности больничных событий. Но радио вот уже неделю как молчало – сломано. Приходилось встречаться с жалующимися на здоровье людьми в позорной тишине, и от этого становилось тоскливо вдвойне.Доктор что-то записывала, а Вальдимат покорно ждал её внимания.
– На что жалуетесь?
Вальдимат начал осторожно жаловаться:
– Знаете, как будто радуги перед глазами, всё расплывается. Но когда смотрю одним левым – всёвроде нормально.
– А если только правым смотрите?
– Тоже нормально. Но похуже…
Конечно, он не стал говорить о тех метаморфозах, которые происходят с окружающими, когда он глядит на них, прикрывая левый глаз. Такая откровенность была преждевременной. Хотя, её правый глаз Вальдимата тоже немного искажал. Когда она просила его чередовать глаза, в правом глазном яблоке Вальдимата она предстала более толстой и обрюзгшей, как после бани.
Доктор посветила фонариком, заставила прочитать буквы на стене, даже постучала молоточком по правой коленке Вальдимата.
– Доктор, что со мной?
Доктор села за стол и опять начала что-то писать.
Вальдимат разочарованно ждал.
– Никаких патологий не вижу, – сообщила она, закончив писать.
– Так что же делать? – не понял Вальдимат.
– Нужно пройти более глубокое обследование. Проверить глазное дно, давление. Возможно, это связано с сосудами.
Она протянула ему направление в больницу в другом конце города.
– На следующей неделе во вторник. У них там по записи, – пояснила. – А потом ко мне с результатами.
Вальдимат взял бумажку с какими-то каракулями и вышел. Облегчения он не почувствовал. Самое главное, непонятно, что делать с правым глазом. Смотреть на мир обоими глазами было невозможно. Подумав, Вальдимат решил не снимать пластырь. Дома и на работе скажет: врач прописал беречь от дневного света. Как-нибудь до следующей недели протянет.
10
У подъезда своего дома Вальдимат встретился с Фёдором. Тот сидел на лавке и угрюмо курил.
– Привет, – кивнул Вальдимат.
Фёдор стряхнул пепел с сигареты.
– Сядь, – буркунл он. – Поговорим.
– Я тороплюсь… – начал было Вальдимат.
– Я тоже. Только к чему это – не знаю. А ты знаешь?
Вальдимат остановился. Подумав немного, присел на край лавки.
– Ты небось думаешь, я сволочь? – вдруг спросил Фёдор.
Вальдимат стиснул зубы, чтобы не сказать правды.
– Почему?
– Ну-у… – Фёдор затянулся и замолчал, давая Вальдимату время самому ответить на этот детский вопрос.
В сущности, Вальдимат знал о Фёдоре только три вещи: он сидел за драку в парикмахерской, его жену зовут Амалия, и Фёдор частенько бьёт её во время ссор. Достаточно ли этого, чтобы считать человека сволочью? Вальдимат погрузился в размышления.
– Выпиваю, жену бью, – подсказал Фёдор, заметив, что мозг Вальдимата закупорился.
– Ваши дела. Плохо, конечно.
– Плохо, – согласился Фёдор. – Вот вчера опять, слышал? Конечно, слышал. Я ведь хотел просто лечь кино посмотреть, а она…