Мост длиной в любовь

— Может, он должен был соединять две скалы, — предположила я.

— Да, но где вы видите вторую скалу?

— Нигде, — посмотрев вперед сквозь пелену дождя, ответила я. — Загадочная конструкция. Может, это вовсе не мост?

— У меня больше нет предположений, — пожал плечами Карл. — А чего вы так разволновались, Лилланд? Штуковина, конечно, странная, но мало ли странных вещей мы видели на этом острове.

Лилланд немного помолчал — он словно не решался в чем-то признаться, — а потом произнес:

— Когда я очутился рядом с этим мостом, то отчетливо слышал пение.

— Что слышали? — уставился на него Карл.

— Пение, — повторил Лилланд. — Негромкое пение. Мне показалось, что где-то рядом поет женщина. Я ее окликнул, но она не отозвалась. Я обошел хижину, но никого не увидел. Пение не прекращалось, и мне, честно говоря, стало не по себе. Я надеялся, что вы тоже услышите это пение, но, когда мы подошли к мосту, оно уже стихло.

— Наверное, вам почудилось, Лилланд, — попытался улыбнуться Карл, хотя было заметно, что все происходящее ему совершенно не нравится. — Или ветер гудел в расщелинах скалы, а вам показалось, что кто-то поет.

— Нет, — покачал головой Лилланд. — Я отчетливо слышал какие-то слова на непонятном языке. Кажется, кажется… нет, не помню. Я никогда не слышал такого чудного языка.

— Забудьте об этом, — посоветовал Карл. — Мы все слишком встревожены тем, что происходит, вот и мерещится всякая чушь. Пора возвращаться в замок, путь все-таки неблизкий.

Мы тронулись в обратный путь. Лилланд всю дорогу молчал. Мне показалось, происшествие его расстроило и взволновало.

Еще бы! Мы с Клемансом, понимавшие его лучше, чем кто-либо другой, многозначительно переглянулись. Остров подбрасывал нам все больше загадок, но не давал ни одной подсказки.

Дорогой я думала о Грэме Фэрроузе, по которому за день умудрилась соскучиться. Вряд ли он испытывал похожие чувства…

Содрогаясь от порывов яростного ветра, я мечтала о том, чтобы его сильные руки прижали меня к себе, обняли и согрели. Глупые мечты глупой девчонки, которой, между прочим, исполнилось двадцать пять лет. Впрочем, сколько бы я ни отчитывала себя за свои наивные фантазии, легче мне от этого не становилось.

В конце нашего пути мои ноги вымокли до такой степени, что это несколько утихомирило мой пыл и я уже мечтала лишь о том, как бы поскорее добраться до замка и выпить чего-нибудь горячего.

Мое состояние бросилось в глаза Карлу, и он даже сделал мне комплимент, сказав, что я держусь с «поразительным мужеством». В ответ я улыбнулась посиневшими от холода губами и зашагала дальше.

— Боженьки мои! — испуганно вскрикнула Лив, посмотрев на меня своими широко распахнутыми глазами.

Если эту девушку поразило что-то, кроме изменений в собственной внешности, значит, дела мои были и вправду плохи.

Чувствовала себя я, надо сказать, достаточно странно: перед глазами мелькали разноцветные круги, а в горле саднило и першило так, словно я наелась острого перца.

— Милая, зачем же вы с ними пошли?! — всплеснула руками Мажетта и стащила с меня плащ. — Вам нужно немедленно согреться. Лив, возьмите на кухне таз и налейте в него горячей воды. Надо позвать доктора.

— Нет, не надо доктора, — горячо запротестовала я.

Мажетту удивил мой протест, но она истолковала его по-своему.

— Ди, дорогая, вы уже большая девочка и не должны бояться докторов.

— Я нормально себя чувствую, — залепетала я. — Не зачем отвлекать мистера Фэрроуза от дел из-за какой-то ерунды.

Мажетта не стала меня слушать и послала Клеманса за доктором, а сама тем временем отвела меня в зал и укутала толстым одеялом. Закутанная в него, как в кокон, я сидела и только глупо хлопала глазами, глядя на людей, крутившихся вокруг меня.

Лив принесла таз с горячей водой, в который мне было приказано опустить ноги. Мажетта сделала для меня стакан глинтвейна, за что я была ей очень признательна. Клеманс привел ко мне доктора Фэрроуза, и я почувствовала себя ужасно неловко, представив, как глупо выгляжу.

Однако на его лице не промелькнуло ни тени насмешки, когда он увидел засунутый в таз кокон, из которого торчали одни глаза.

— Со мной все в порядке, — пробормотала я, опустив одеяло, которое Мажетта натянула мне до самых ушей.

— Позвольте мне самому решать, насколько вы здоровы, — сухо заметил Грэм и протянул мне термометр. — Для начала измерьте температуру, а дальше будем думать, что с вами делать.

Я послушно взяла протянутый градусник, но все-таки осмелилась заметить, что после глинтвейна мне стало значительно лучше.

— Не надо бояться доктора, — влезла в разговор Мажетта. — Он знает, что для тебя лучше.

Я обреченно вздохнула. Если бы Мажетта знала, что мое беспокойство связано вовсе не с боязнью лечиться.

Температуру, поднявшуюся у меня, потребовалось срочно сбивать. Мне показалось, Грэм Фэрроуз слишком уж обеспокоился моим состоянием.

— Подумаешь, обычная простуда, — вяло заметила я из своего кокона. — Зачем ее лечить? Она и сама пройдет.

— Мисс Притчард, — сурово посмотрел на меня Грэм и поднес к моему рту ложку с какой-то микстурой. — Делайте то, что я вам говорю. Пейте.

Закрыв глаза, я проглотила содержимое ложки. Оно было отвратительно горьким, и я закашлялась. Грэм протянул мне кружку с водой.

— Запивайте.

Мою температуру запросто собьет ваш холодный тон, хотела сказать я ему, но ограничилась тем, что сделала глоток воды.

— Мисс Спаулер, заварите для нашей любительницы прогулок под дождем два пакета этой травы и проследите, чтобы она не забыла прополоскать горло. Надеюсь, все обойдется. Через час вам придется еще раз измерить температуру, мисс Притчард, — снова повернулся он ко мне.

Я согласно кивнула.

— Вам лучше лечь и поспать, — уже мягче заметил он.