Мост дружбы

— Нет, уважаемый Николай Николаевич и члены комиссии. Я осуждаю себя, но не раскаиваюсь в том, что не стал тормозить поезд, когда прекратилась подача тока и он по инерции достиг Америки.

— Объясните вашу мысль.

— Видите ли, я раскрою суть осенившей меня идеи, если это не послужит в ваших глазах оправданием моего проступка. Сочтите это совпадением. Думаю, что возможность запустить космолет в Арктическом мосте, как в катапульте, без специальной атомной станции мощностью в миллион киловатт, рассматриваемая сейчас в Совете Министров СССР, рано или поздно должна была быть увидена мыслящими инженерами.

— Извините, Степан Григорьевич. Мы уклоняемся несколько в сторону… — начал было Волков, но увидел, что Анна Ивановна Седых, тоже являвшаяся членом комиссии, просит слова. Он кивнул ей.

Аня заговорила четко, пожалуй, даже резко:

— Простите меня, товарищи, но то, о чем сказал сейчас Степан Григорьевич, более масштабно, чем установление причин обесточивания еще не принятого сооружения во время прохождения в нем первых поездов. Я настаиваю на ознакомлении членов комиссии с теми соображениями, с которыми Степан Григорьевич Корнев может познакомить нас.

Волков улыбнулся:

— Ну что ж, я думаю, члены комиссии не будут возражать против того, чтобы сделать перерыв в расследовании причин аварии, к счастью, не связанной ни с какими жертвами. А вас, Степан Григорьевич, мы просим ознакомить присутствующих с теми мыслями, которые были вызваны, как я понял, движением вашего поезда по инерции после прекращения подачи тока в туннеле.

Степан Григорьевич прокашлялся и встал.

— По существу, дело очень простое, мне даже неловко об этом говорить. Обдумывая детали своего прибытия в Туннель-сити, где мне был оказан незаслуженный прием, я вспомнил, что в нормальных условиях я мог бы тормозить поезд электрическим путем, когда на основе обратимости электрических машин двигатель стал бы генератором, посылающим ток в сеть туннеля. И этот ток мог бы разогнать вновь поезд Андрея, остановившийся в момент аварии.

— И что же? — нетерпеливо спросила Аня Седых.

— Я подумал о вас, Анна Ивановна. У вас построен космолет для предполагаемой катапульты, труба трансконтинентальной катапульты готова, а станции в миллион киловатт нет. А ее и не нужно вовсе.

— То есть как это не нужно? — загудел Иван Семенович Седых. — Ты брось нам морочить головы, не для того тебя слушаем.

— Миллион киловатт может в порядке рекуперации энергии подать в сеть поезд во время торможения, если он обладает достаточным весом.

— Цифры! Цифры! — потребовала Аня.

Степан Григорьевич достал записную книжку и стал читать свои записи:

— Если космолет, я называю его не лунолетом, а космолетом, видя в нем более универсальное средство, чем рейсовый корабль предполагаемой постоянной лунной станции.

— Но мы готовили лунный рейс! — вставила Анна Ивановна.

— Можете считать, Анна Ивановна, — заметил Волков, — что ваш «лунный рейс» состоялся сегодня и мы смогли быстро прибыть сюда и слушать Степана Григорьевича. Надо ли говорить, как важно снять с повестки дня строительство не только атомной станции в Заполярье на миллион киловатт, но и создания там заводов — потребителей такой энергии.

— Строить такую станцию нет нужды, — продолжал Степан Корнев, — ибо, если готовый к старту космолет вместе с ледяным панцирем, как намечалось главным конструктором Анной Ивановной Седых, будет весить примерно десять тонн, то в другой трубе Арктического моста можно разогнать состав в сто раз более тяжелый: 20 вагонов по 50 тонн. 1000 тонн!

— Так, так! — нетерпеливо торопила Аня.

— Я подсчитал, что разогнать такой состав можно на длине в девять десятых Арктического моста, то есть на 3 600 километрах, с тем, чтобы он затормозился электрическим путем с рекуперацией запасенной энергии, которая разгонит космолет до космической скорости в 12 километров в секунду, или 43 тысячи километров в час. Скорость же, до которой, как электрический маховик, разгонится тяжеловесный состав, составит одну десятую такой скорости, то есть 1,2 километра в секунду, или 4300 километров в час. При средней скорости поезда-маховика в 0,6 километра в секунду его разгон будет длиться 6 тысяч секунд, с потреблением мощности в 120 тысяч киловатт, какой мы и располагаем в уже сооруженных атомных станциях по обе стороны Арктического моста. Разгон же космолета будет происходить в течение 666 секунд с ускорением, равным 1,83 земного с выделяемой в течение этих одиннадцати минут мощностью затормаживаемого состава-маховика в один миллион киловатт.

Аня шумно вскочила из-за стола и, опрокинув стул, на котором сидела, при всех бросилась на шею Степану Григорьевичу, покрывая его побледневшее лицо поцелуями.

— Баба и всегда есть баба! — проворчал Иван Семенович Седых, дергая себя за седой ус. — Хоть генералом ее сделай.

— Прошу прощения, Анна Ивановна, — вмешался Волков. — Высказанная здесь идея Степана Григорьевича, несомненно, представляет интерес и будет, надеюсь, изучена и проверена в вашем институте и работниками Арктического моста.

Андрей стоял за спиной у Ани, силясь что-то сказать Степану.

Кандербль, которому было переведено все сообщенное Степаном, наклонясь к Волкову, заметил:

— В туннеле придется заменить проводку, но я готов от имени концерна плавающего туннеля взять это дело на американскую сторону. С соответствующей оплатой, разумеется.

— Мы обсудим с вами, мистер Кандербль, этот вопрос, — ответил по-английски Волков. — Но сейчас нам необходимо вернуться к расследованию причин аварии.

— Да что значит эта «авария», Николай Николаевич, по сравнению с открывшимися перспективами! — горячо воскликнул Андрей.

— Тем не менее, — строго напомнил Волков, — прошу не забывать о назначении нашей комиссии.

Заседание продолжилось. Были скрупулезно установлены все факты, все мелочи, сопровождавшие подводную гонку и ее последствия. Степан настаивал на своей безусловной вине, не имеющей оправдания.

Волков хмурился, Аня Седых с трудом сдерживала свою радость. Перед нею открылись новые горизонты.

Она не выдержала досконального разбирательства и, извинившись перед Николаем Николаевичем, отошла в сторону, неожиданно столкнувшись с Андреем Корневым.

Он очень смутился и указал на цистерноподобный снаряд, стоявший у противоположной платформы.

— Как же ты вовремя оказалась на Армстрое, Аня!.. — произнес он, хотя глаза его говорили совсем иное, важное им обоим.

— Этого не могло быть иначе, Андрюша, — мягко ответила Аня, тепло улыбаясь. — Ведь предстояли ходовые испытания лунолета…

— Космолета, — поправил Андрей.

— Пусть теперь космолета, — радостно согласилась Аня.

— Но ведь это же твой ракетный вагон!

— Пожалуй, — опустила глаза Аня. — Скорее его правнук.

— Как же я был слеп и глуп, не поняв ни твоего ракетного вагона, ни тебя, Аня! — с искренним раскаянием воскликнул Андрей.

— Правда, Андрюша? — подняла глаза Аня.

— А не слишком много времени прошло? — с тревогой спросил Андрей.

— Есть субстанции, которые не измеряются временем, — отозвалась Аня и коснулась рукой руки Андрея, но тотчас отвернула ее, заметив подошедшего Герберта Кандербля.

— Простите, леди, — сказал Кандербль, — мне тяжело принимать участие в том расследовании. — Он кивнул в сторону стола. — А к вам… к вам обоим у меня есть одна сердечная просьба.