Мост над бездной

Светлые глаза, светлые волосы, бледная или обгоревшая на солнце кожа и грубоватые черты лица резко выделяли халогаев среди видессиан, равно как и высокий рост и мрачная подозрительность, с какой они вглядывались в толпу. Для них любой человек на улице был потенциальным убийцей. Во времена гражданской войны они вполне могли оказаться правы. Халогаи присматривались и к своим видесским коллегам, а те приглядывали за ними.

— Ма-ле-ин! Ма-ле-ин! Ма-ле-ин! — Эти ритмичные выкрики явно завели наемные клакеры, чтобы произвести впечатление на толпу. — Да здравствует автократор! Выкопаем кости Стилиана!

Некоторые из простых горожан поблизости от Малеина тоже закричали, но гораздо больше оказалось тех, кто этого делать не стал, хотя некоторые из молчавших аплодировали императору. Малеин, облаченный в позолоченную кольчугу и позолоченный шлем с припаянной к нему золотой короной, восседал на белом коне. Его алая накидка, колыхавшаяся за спиной, и ярко-красные сапоги были очень заметны издалека.

Возле него и чуть позади ехал тот самый, отмеченный шрамами генерал. Выглядел он суровым и уверенным. Кто он такой, Ршава не знал. Когда Ршава в последний раз был в столице, нынешний генерал наверняка был еще простым офицером. Ршаве очень хотелось узнать, что тот испытывает, выступая в бой против Стилиана, уже очень давно прослывшего незаурядным полководцем. Но спросить его, конечно, не получится без риска оказаться под арестом за измену.

За автократором и генералом ехали всадники в синих плащах. Лошадиные копыта звонко цокали по булыжникам. По сигналу офицера всадники дружно выкрикнули:

— Малеин!

А если войну выиграет Стилиан, будут ли они с тем же энтузиазмом кричать его имя? Большинство из них, наверное, будет. Далее шли пешие копейщики. Они тоже рявкнули имя автократора. Станут ли они с таким же рвением выкрикивать имя любого автократора? Ршава решил, что станут.

Наконец все они прошествовали мимо, направляясь к Серебряным воротам, к армии Стилиана, на гражданскую войну. И что они оставили после себя? Воспоминание о громких выкриках и запах конского навоза, — впрочем, последний присутствовал в столице в любое время года.

Если они перебьют солдат Стилиана, Видесс пострадает. Если солдаты бунтовщика перебьют их, Видесс все равно пострадает. Гражданская война — дело грязное. Какая бы из сторон ни одержала верх, империя проиграет.

Разве хаморские каганы, где-нибудь по другую сторону Заистрийских гор, не захохочут, узнав, что автократор и мятежный генерал снова вцепились друг другу в глотки? Не будь гражданской войны, кочевники вообще не проникли бы в Видесс. Ршава не сомневался, что всем им война только на руку.

Варвары тоже воевали друг против друга. В прошлые, более счастливые дни Видесс при помощи подкупа, дареного оружия и торговли заставлял кочевников постоянно грызться между собой, поэтому они были слишком заняты, чтобы доставлять империи неприятности. Теперь хаморы играют в ту же игру против Видесса.

— Ну, если хотите, можете назвать это парадом, но я видал и получше, — произнес кто-то рядом со Ршавой.

Похоже, он выразил общее мнение. Вряд ли Малеину пришлись по душе речи его подданных, доведись ему их услышать. Впрочем, раньше или позже, он их услышит. Если в толпе не было его агентов, мотающих на ус слова простонародья, то автократор допустил промах. Но Ршава не верил, что его родственник допускал много подобных промахов.

Толпа медленно расходилась. Лоточники направились к столичным площадям, где всегда можно найти множество людей, желающих что-нибудь купить. Карманники, наверное, поступили так же.

— Святой отец? — обратился к Ршаве какой-то замухрышка.

— Да?

— Святой отец, вы случайно не целитель? У меня жуткая язва на голени, вот я и подумал…

— Я не целитель. Извини.

— А вы не могли бы попробовать? — взмолился коротышка.

— Я тебе ничем помочь не могу. Если тебе нужна помощь, отыщи священника, который действительно умеет исцелять.

— Да бросьте! Вы же можете исцелять!

Коротышка уже нашел, кого ему хотелось. Наверное, поиски другого священника он счел для себя чрезмерным усилием — и это в городе, где трудно пройти квартал по Срединной улице и не встретить хотя бы одного. Терпение Ршавы начало истощаться.

— Я же сказал: я не целитель. Прошу тебя, уйди и оставь меня в покое.

— Но моя нога… — захныкал коротышка.

На взгляд Ршавы, он выглядел вполне здоровым, однако продолжал ныть и жаловаться. Намека он не понял и уходить не собирался. В конце концов у Ршавы лопнуло терпение.

— Ладно, — процедил он, гневно выдохнув. — Ладно. Иди за мной в переулок, и я дам тебе то, что ты заслуживаешь.

— Долго же вы собирались, — заметил болезный, не обратив внимания на тон прелата. Он пошел следом за Ршавой, прихрамывая совсем немного, если вообще прихрамывая… — Вот. Наклонитесь, и сами увидите, какая у меня язва.

Ршава наклонился. Переулок был узким и темным. Кирпичи домов здесь покрывал мох и нечто более склизкое. Срединная улица была мощеной, здесь же приходилось ступать по раскисшей грязи. Жужжали мухи, и городская вонь казалась тут сильнее, чем на главном бульваре.

— Видите? — спросил коротышка, и это слово оказалось последним в его жизни.

Негромко и удивленно ахнув, он упал уже мертвый. Ршава даже не потрудился снять с его пояса кошелек. Пусть тот станет приятным сюрпризом для какого-нибудь городского стервятника, который наткнется на тело.

Возвращаясь в гостиницу, Ршава поймал себя на том, что насвистывает. Получается, что его способность проклинать — чудесный талант. И если Ршава не станет время от времени пользоваться им, чтобы избавить себя и мир от раздражающего зануды, то какой от него толк?

* * *

Вскоре Созомен был должным образом назначен вселенским патриархом. Ршава пришел в Собор, чтобы посмотреть на его официальное введение в должность. Казалось, Созомен почти не изменился, с тех пор как Ршава уехал в Скопенцану. Он и тогда был стар, морщинист, с длинной белоснежной бородой. Сейчас он выглядел точно так же.

Расшитую золотыми нитями ризу патриарха еще больше утяжеляли нашитые на нее драгоценные и полудрагоценные камни. И без того сутулые плечи Созомена с трудом выдерживали ее вес. Он обвел взглядом собравшихся в Соборе прихожан, и когда заговорил с кафедры, голос его, несмотря на годы, оказался ясным и громким:

— Друзья мои, я никогда не ждал и не желал чести, которую его величество решил возложить на меня. Я охотнее размышлял бы о владыке благом и премудром, чем стремился править непокорными людьми. Но раз уж меня попросили, я буду нести эту ношу, насколько смогу.

Он посмотрел на толпу. Ршава помнил его взгляд — почти такой же проницательный, как у лика Фоса на куполе у него над головой. Похоже, взгляд остался прежним.

— Мы живем в тяжелые времена, — продолжал Созомен. — Некоторые могли бы сказать, что они тяжелые, потому что темный бог постарался сделать их такими. Как я слышал, даже некоторые священнослужители утверждали подобное. Они получат возможность доказать эти утверждения, если смогут.