Мост над черной бездной

После описываемых Седовым событий прошли сутки. Они оба – сыщик и священник – сидели на лавочке возле недавно восстановленного собора. Около храма, в небольшом скверике, некогда наполовину выгоревшем, а сейчас пышно цветущем, словно рай земной, шелестели листьями деревья. От детского сада, расположенного за цветной оградой, доносились визг и смех малышни.

– Ты не прав, – ответил ему отец Сергий. – Соревнование – только следствие, а причина иная.

– Какая же?

– Скука, – пояснил священник. – Скука на почве духовной пустоты. Знаешь, убийство – всегда убийство, нет для него оправдания, но чаще всего на убийство людей толкают алчность или страсти. Это не оправдание, но объяснение. А дети Перцева убивали от скуки. На мой взгляд, в этом есть что-то особенно отвратительное. Тебя не преследует ощущение, будто ты вымазался в чем-то осклизлом и вонючем?…

Паша кивнул, ощущения отца Сергия соответствовали его собственным.

– Странно и печально, что дети такого человека выросли убийцами, – продолжил тот, – однако и сам Перцев виноват: заботился об их телах, карьеpax, а про души забыл. На доброй почве выросло сплошное зло. Видно, Никита Львович счел, что души сами наполнятся, если наполнены желудки… Он замолчал, голоса детей стали фоном к его словам.

– И эти Немецкие мосты… – сказал Паша. – В них есть что-то особенное.

– Мост – это хороший символ, – согласился отец Сергий. – А в этой истории все мосты порушены, не соединяют они людей. Поэтому и мосты между поколениями рухнули. Я помню такую строчку: «Я – мост над черной бездной». Кто автор, не знаешь?

Седов пожал плечами. Он вспомнил сон, который привиделся ему: он на мосту, над головой у него небо, а внизу, под сводами моста, – пропасть, такая глубокая, что ее нутро казалось средоточием мрака…

Он все смотрел в эту мнящуюся бездну, когда услышал новый вопрос, на этот раз похожий на удар под дых:

– Что с Яной решил?

Паша, не поворачиваясь к священнику, ответил:

– Она все решила, а не я.

– И что решила?

– Уехала.

– Почему?

– Оставила мне записку, – Седов полез за сигаретами, закурил, заерзал на скамейке, – пишет, что не может так. Ей нужно, чтобы я был с ней по-настоящему, а не из чувства вины. Обещала сообщить, когда он родится…

Отец Сергий обжег друга испепеляющим взглядом:

– Козлище…

Эпилог

Этот человек вошел в квартиру Седова в момент совсем не подходящий. Павел Петрович был пьян до последней степени. Он позволил себе напиться глобально, отпустил тормоза, потому что пришли известия, которых он ждал и боялся.

– Ого! – сказал Пашкин гость, видя, как колеблется в дверном проеме фигура хозяина. – Вы, я вижу, отдыхаете. А мне про вас Валера Гайдуковский рассказывал. Я и решил, что надо с вами поговорить.

– Это о чем? – спросил Паша, приложив невероятное усилие воли, чтобы сосредоточиться на этом человеке, и не разбирая при этом ни его внешности, ни смысла слов.

– О Немецких мостах.

В мозгу Седова возникло что-то далекое, слонообразное, мрачное и интересное одновременно. Он пропустил человека в прихожую, закрыл за ним дверь.

Они прошли в комнату, где царил самый холостяцкий беспорядок, который можно себе представить. Человек присел на край дивана, мало смущаясь всем, что видел. Он хотел рассказать о своих планах.

– Так вот, я прочитал эти статьи о Малогрязнушкинской железной дороге. Знаю и то, что Никита Перцев погиб, то есть теперь восстанавливать эти дороги некому. Так вот, я хочу это сделать!

– Вы сдурели, – сообщил ему новость бывший сыщик.

– Ну… – человек рассмеялся, – может, я и ненормальный, но ведь…

И тут он разразился речью о невероятных перспективах, которые откроются для Гродина, если эта чертова дорога будет восстановлена. Седов слушал его с детским интересом, свойственным лишь пьяным в стельку неудачникам, но вскоре его рыжие ресницы начали слипаться.

Гость, чье имя Паша так и не узнал, уложил его на диван и укрыл пледом, оставив сыщика в состоянии счастливого глубокого сна. Уходя, этот добрый человек выключил в квартире свет и захлопнул за собой дверь.

Пашка спал, а рядом лежал его мобильный, темнея погасшим экраном, на котором три часа назад Седов прочитал: «Сегодня родился твой сын, 3100, 51 см. Как назовем?»