Мост в чужую мечту
Шрифт:
– Со мной? – с ужасом спросила Рина.
Суповна и Кавалерия переглянулись. Кавалерия улыбнулась.
– У тебя явная мания величия! Тебе кажется, кроме тебя, другого источника у мирового зла нет… Ты не приносила в последнее время в ШНыр ничего необычного?
– Только выносила, – вздохнула Рина, вспомнив гепарда.
– Вот и я о том же… Все же, если что-то заметишь, дай мне знать.
Рина кивнула. Потом вскинула голову.
– Ну! – поощрила Кавалерия.
– Я вспомнила о закладке на двушке, которую мы не смогли
– Нам это неизвестно. Может, опасался, что берсерки перехватят. А может, для этой закладки не наступило время. Мы ничего не знаем о последних часах Митяя.
– А вы могли бы ее принести? Возможно, сирины снова заработали бы, появись в ШНыре сильная закладка, – с надеждой предложила Рина.
– Сомневаюсь, что мне это по силам. Разве что в зоне поступка, да и то не факт, – задумчиво ответила Кавалерия.
– В зоне поступка? – непонимающе переспросила Рина.
– Поступок – это когда до крайности, до боли, до невозможности наступишь на себя. Так наступишь, что, кажется, и дышать нельзя. Иногда в жизни человека бывает один поступок, иногда несколько. Но и один – немало.
Рина попыталась это представить.
– А если я сейчас… ну, в окно прыгну? Поступок?
– Это истерия. Она не в зоне поступка. Когда ты окажешься в зоне поступка, то сразу ощутишь. Сейчас говорить об этом бесполезно!
Почувствовав, что разговор окончен, Рина двинулась к двери.
– Погоди! Как там Сашка поживает? – остановила ее Кавалерия.
Рина внутренне напряглась. Она смутно улавливала, что вопрос Кавалерии не связан с простым любопытством. Не мешала же она, в конце концов, бой-девице Штопочке заправляться пивом до помутнения в глазах или Насте курить ночью в коридоре, наблюдая, как дым утекает сквозь треснутое стекло.
– Вечером поживал хорошо. На здоровье не жалуется. Делает успехи в освоении шныровских дисциплин, – дежурным голосом отчеканила Рина.
– Физкультурных или умственных?
– Физкультурные ему даются лучше! – голос у Рины потеплел.
Она вспомнила, как вчера днем Сашка, увязая в снегу, заманивал Гавра в сарай, а эта хитрая морда коварно скалилась, зная, что сосиски, которую Сашка якобы достает из кармана, у того нет. Наконец Рина сумела отыскать затоптанный в сугроб куриный сустав. Она закинула его в сарай и, когда Гавр от жадности кинулся туда, захлопнула дверь. Привычный ритуал «Прости, Гаврик, но нам пора!» был соблюден.
Уловив в голосе Рины потепление, Кавалерия облегченно улыбнулась.
– Береги его, потому что… ну просто береги!
– Это он пусть меня бережет! Я хрупкая девушка! – отозвалась Рина, не ощущавшая потребности беречь здоровяка.
Суповна пошла проводить Рину. Повариха топала рядом, и в глубине ее огромной груди что-то клокотало, точно в закипающей кастрюле. Рина жалась к краю лестницы, стараясь не наступать на холодные ступени полной ступней. Внезапно Суповна повернулась к ней всем корпусом.
– В вилке у него, ишь, мармишель застряла! – заорала она с такой яростью, что Рина зажмурилась. – Для второго отдельную тарелку
требует… итить твою митить!.. в разные брюхи идеть! Вот буду все в одну ложить. Жрать захотят – слопают!«О чем это она? Чего она от меня хочет?» – подумала Рина с ужасом.
Но, оказалось, никаких претензий лично к ней у Суповны нет. Просто у нее наболело, и она общается.
– А Валерка скоро себя угробит!.. Я ей грю: вылежись! А она нет, все ей нырять надо! Ну сдохнешь и дохни себе! Кому легче будет? – прокричала Суповна чуть тише и, отвернувшись, затопала дальше.
Рина набралась храбрости.
– А спросить можно? Вы когда мою нерпь шныровали, кривились. Почему? Чья она раньше была? – спросила она у спины Суповны.
Старуха заплевалась:
– Да чтоб она сгинула! Обалдел Кузепыч!.. Я ему в глаза утром скажу: ты что, рожа наглая, делаешь? Что дитю дал? Нет у тебя нерпи другой – так свою дай, а эту себе оставь!
– А эта чья?
– Чья-чья! Да это ж первая нерпь Мокши Гая! Он в последний нырок без нее отправился, так уж случилось. А как закладку взял, там уж его защита и не пропустила. Так и остался без нее!
Рина уставилась на нерпь, потом стала срывать ее, помогая себе зубами. Суповна железными пальцами ухватила ее на ухо.
– А ну отставить! Я ее шныровала-шныровала! Нерпь– то чем виновата? Нормальная она, все работает. Не дури!
Глава 17
ДВЕ ЗАКЛАДКИ В ОДНОМ КАМНЕ
Скажу и не ошибусь: дружить нынешние молодые люди не умеют. Дружба не успевает созреть, как все обрывается близостью, за которой нет ни дружбы, ни тем более любви.
Макар вернулся за полчаса до наступления пятницы. Двигался он осторожно, как беременная женщина. Двумя руками придерживал майку, которая сильно топорщилась на животе. Подойдя к окну, Макар отпустил майку. На подоконник хлынул крупно нарезанный черный хлеб.
– Главное в жизни что? Хавчик! Хавайте, короче! – великодушно разрешил он.
– Ты где был? – с подозрением спросил Даня.
– А тебе, длинный, что за дело? Дают – бери!
Макар рассовал всем хлеб, после чего извлек из кармана солонку явно столовского происхождения.
– Налетай! – предложил он, задирая голову и соля разжеванный хлеб у себя во рту. – Без соли не фонтан!.. Если Суповна возбухнет, дежурные по кухне обещали подтвердить, что солонку длинный упер!.. Понял, длинный, ты упер!
Даня судорожно задышал, откинулся назад. На глаза у него навернулись слезы.
– Я так больше не могу! Я его удушу, как Геркулес льва! – взвизгнул он и, расставив руки, бросился на Макара.
Сашка едва успел втиснуться между ними и плечом оттереть «Геркулеса» от «льва». Макар успокоился, съел десять кусков хлеба, забрался под одеяло и объявил сам себе ночь. Едва Макар уснул, Влад Ганич приблизился к его кровати и, аккуратно присев, чтобы не нарушились сладки на выглаженных брюках, стал разглядывать ботинки Макара.