Мотылек атакующий

Отворилась дверь, и чей-то голос крикнул:

– Задержанная Мотылькова, к дежурному следователю!

Она опустилась на стул перед столом, за которым немолодой человек изучал какие-то бумаги. Следователь при этом курил и время от времени, не отрываясь от своего занятия и не поднимая головы, сбрасывал пепел в пепельницу, стоящую на дальнем углу стола. Причем делал это весьма умело, даже не нащупывая край пепельницы. Просто протягивал руку, стряхивал пепел не глядя и делал новую затяжку.

– Назовите полностью ваши фамилию, имя, отчество, адрес, по которому вы зарегистрированы, и место работы.

Маша ничего не ответила, а следователь не повторил вопроса и не посмотрел на нее.

– Вы знаете, что вам инкриминируют? – спросил мужчина, по-прежнему пробегая глазами по тексту лежащих перед ним листов.

– Это допрос?

– Я должен снять с вас показания.

– Тогда только в присутствии моего адвоката.

Следователь наконец-то поднял голову, и Маша, увидев, что нос у него сломан, спросила:

– Боксом занимались?

Мужчина затушил окурок.

– Против вас выдвигаются серьезные обвинения. Есть свидетели, которые видели, как вы спровоцировали ДТП, а потом с оружием напали на человека с целью завладения его имуществом и жестоко избили его.

– Я избила не человека, а подонка, который по случайности оказался сотрудником прокуратуры.

– Значит, вы признаете, что нападение было заранее спланировано, раз знаете, кем работал пострадавший?

– Повторяю: на все вопросы отвечать буду в присутствии адвоката. Вы можете его вызвать. У меня при задержании был отобран мобильный телефон, в записной книжке которого есть запись «Иванов». Это и есть мой адвокат.

Следователь достал из пачки еще одну сигарету, щелкнул зажигалкой, но прикуривать не стал. Вынул сигарету изо рта и положил поверх бумаг, которые только что просматривал.

– Сейчас ночь. Стоит ли его беспокоить? К тому же вас в любом случае не выпустят. Вы напали на прокурора, стреляли в него, а потом, когда ему удалось выбить оружие из вашей руки, жестоко избили. В результате гражданин Порываев сейчас находится в больнице в тяжелом состоянии: у него сломаны нос и ребро, выбиты два передних зуба, тяжелое сотрясение головного мозга. В ближайшее время к вам будет избрана мера пресечения – арест с содержанием под стражей, и вас отправят в следственный изолятор. Поймите, вам грозит внушительный срок, и в ваших же интересах сотрудничать со следствием. Тем более, что нам и доказывать ничего не придется: есть свидетели, записи камер видеонаблюдения, есть незарегистрированный пистолет, из которого вы хотели застрелить прокурора.

– Если есть видеозапись, то, вероятно, на ней видно, чье оружие, а также кто стрелял и в кого.

– Но есть свидетели.

Маша усмехнулась и покачала головой.

– Свидетель лжет в пользу Порываева, а в таком случае видеозапись скоро таинственным образом исчезнет или окажется испорченной. Советую вам просмотреть ее сейчас и сделать на всякий случай копию для себя, чтобы потом не писать объяснительные записки начальству.

Следователь снова взял сигарету и все-таки прикурил.

– Вы отобрали у потерпевшего крупную сумму денег. А при задержании при вас не нашли ничего. Куда вы дели шестьдесят восемь тысяч рублей?

– Я еще раз советую вам просмотреть видеозапись, тогда, вероятно, подобные вопросы не будут у вас возникать.

– Но потерпевший показал…

– Он говорил это в бреду, у него же сотрясение мозга. Или Порываев точно знает, что запись видеонаблюдения просматриваться не будет.

Следователь вздохнул. Затем выдвинул ящик стола и достал из него мобильный телефон. Положил на стол перед Машей.

– Вот ваш аппарат. В конце концов, вы имеете право позвонить своему адвокату. Только напоминаю: сейчас третий час ночи.

Иванов отозвался сразу же.

– Я уже курсе. Даже знаю, в каком вы отделе. Могу подъехать прямо сейчас. Но ночные допросы запрещены, можете отказаться от разговора со следователем на данном основании. А утром я постараюсь приехать пораньше, только сделаю один визит по вашему делу. Даже если моя встреча затянется, к полудню буду точно.

– Конечно, – согласилась Маша.

– А теперь передайте трубочку следователю.

Маша протянула мобильник своему визави. Тот осторожно принял его и назвался:

– Следователь Холмогоров. – После короткой паузы продолжил: – Да, все по-прежнему. Никаких перемен. Пытаюсь вот в нарушение порядка побеседовать. Но она говорит, что только в присутствии адвоката… Запись я заберу, конечно. Но если вдруг ее хватятся раньше времени… Понял, все сделаю. А если погонят со службы, пойду, как и ты, в адвокаты.

Закончив разговор, следователь убрал телефон обратно в ящик стола.

– Сейчас вас отведут в камеру предзака. Там, конечно, тоже не номер люкс, но все-таки.

Холмогоров снова выдвинул ящик стола. Маше показалось, что он опять хочет достать телефон. Но следователь вынул литровую бутылку кваса и протянул ей:

– Возьмите. Пить обязательно захочется.

Затем подошел к двери и выглянул в коридор.

– И еще…

Мужчина улыбнулся.

– Я в Интернете смотрел прямую трансляцию вашего боя с Ли Хэнги. Поздравляю. Удивительно, такую схватку выдержали и тут же помчались бить Порываева. Как ваша нога, кстати?

– Я притворялась, – призналась Маша.

Следователь снова открыл дверь и крикнул:

– Уведите задержанную.

В камере было темно. Под низким потолком находилось узкое окно с решеткой, за которой виднелся внутренний двор отдела, освещенный единственным тусклым фонарем. Свет фонаря освещал лишь часть потолка. На полу камеры был помост, на котором кто-то лежал.

Прежде чем запустить Машу, сопровождающий заставил ее снять кроссовки и оставить возле двери, где уже стояли три пары: босоножки, туфли-лодочки и растоптанные женские ботинки. Конвоир открыл дверь, полоса света осветила ненадолго помещение, лежащие на помосте зашевелились. Но потом дверь снова закрыли, и Маша осталась в темноте. Внутри было душно.

– Ну, что следователь сказал? – раздался хриплый голос.

Маша узнала бомжиху.

– Я отказалась с ним беседовать без адвоката. К тому же ночью допросы запрещены.

– Да плевать они хотели на все запреты. Меня, когда первый раз брали, так измолотили, что чуть кровью не захлебнулась. Все внутри отбили.

– А за что взяли? – поинтересовалась Маша.

– Да ни за что практически. Я при гостинице интуристовской трудилась. Путаной, говоря по-русски. Стащила у одного иностранца золотую цепочку и бумажник, в котором четыреста баксов было, а на выходе меня прихватили. Правда, я баксы и цепочку подружке успела передать. Вот меня и колотили, чтобы сказала, где деньги. Иностранец оказался нашим оперативным сотрудником, он в баре каких-то валютчиков пас и решил воспользоваться моментом. Это же в восемьдесят девятом было, мне только-только семнадцать исполнилось. Я прямо красоткой была: ноги от ушей, талия осиная и грудь третий номер. Сейчас таких уже не делают. Клавка Шиффер по сравнению со мной тогдашней – просто отстой, кобыла деревенская… Мне восемь лет впаяли, шесть оттянула. Подружка, падла, ни одной передачки не прислала. А четыреста баксов тогда хорошие деньги были. Она замуж за иностранца вышла, свалила за бугор, теперь вернулась – у нее в Москве сеть салонов. Ее по телику часто показывают, всех учит, как правильно жить. А вторая ходка у меня за разбой. Я мамочкой на трассе стояла. Клиент один девушке платить не захотел, я ему по кумполу и врезала. А когда отключился, деньги забрала – не все, а только те, что должен был. Клиент оклемался и ментов наслал. Депутатом тот жмот оказался, так что менты, которые мою бригаду крышевали, побоку пошли.