Мотылёк в логове чудовища
Шрифт:
Утром он как обычно поставил кашу на стол. Обычная каша, которая лишь утоляла голод и ничего больше. Но он привык. Да, и, пожалуй, не знал другой жизни. Поставил снова тарелки за стол. Девушка ещё спала. Он видел, как она свернулась клубочком на его кровати. И даже мимо проходил, стараясь не дышать. Казалось, что он своим грубым дыханием может нарушить её сон.
За окном шёл дождь. Начался вчера, да так и лил стеной. И ветер шумел, шуршал ветками деревьев, обрывая с них последнюю листву. А значит сегодня он к охотникам не выберется. А там, глядишь, и снег пойдёт. Пико любил снег. Он скрывал всю грязь и уродство,
Девушка зашевелилась, потом встала с кровати. Он следил за ней краем глаза, не мог оторваться. А она словно не понимая, где находится, осмотрелась, потрясла головой, будто прогоняя нехороший сон. А потом тяжело вздохнула. И ему стало от этого больно. Он не хотел, чтобы она, такая красивая, печалилась.
– Иди есть, – позвал он её. И снова, чтобы не напугать, встал и отошёл от стола, к печи, повернувшись к ней спиной. Пусть ест. Он не будет смотреть на неё.
Он слышал, как она поела, как отложила тарелку. Невольно ловил каждый звук. Повернулся и похромал к ней. Девушка отшатнулась.
– Не бойся меня, мотылёк, – слова выговаривались с трудом, словно заржавели. Да он и не говорил так много давно. Разве что с охотниками. А Пико протянул к ней руку, словно надеясь, что мотылёк, как обычно, сядет к нему на ладонь.
Девушка смотрела на него со страхом, но хоть не отшатнулась и не назвала чудовищем. И то уже хорошо.
– Я – Пико, – продолжил он разговор и положив руку себе на грудь. Он видел когда-то давно на картинке в большой книге, которую успел подсмотреть случайно, как один красавец мужчина так клал руку на грудь, стоя перед девушкой. И вспомнилось некстати. Правда, потом его побили за то, что трогал хозяйскую вещь без разрешения.
Он думал, что девушка не ответит, но она, немного помолчав, всё-таки заговорила:
– Меня зовут Юлла.
Юлла. Красивое имя. Как раз подходит звонкой красивой бабочке. А ещё она заговорила с ним. И не насмехалась. И Пико растерялся. Никто никогда не говорил с ним по-человечески. Так что он даже и не знал, что ответить. Просто стоял и молчал. И смотрел на неё. Потом моргнул, отвернулся и похромал к столу.
Юлла тут же отпрянула от него и спряталась за печкой. Уселась на его топчан. А Пико снова выполнял нехитрые действия. Ополоснуть тарелки в тазу, да положить на печь. А ещё воды бы принести и дров. В его берлоге сильно похолодало.
Пико развернулся и побрёл к выходу. Воды в бочку верно набралось много, не надо будет ходить на родник. И дрова пока есть. Он сложил всё, что мог под крышу, в небольшой пристрой.
Вышел за дверь, шаркая ногами. На дворе было холодно. Так что с непривычки судорогой свело больную ногу. Он едва не упал. Постоял, держась за притолоку. Нога отказывает всё чаще и чаще. Он подождал пока дрожь в ноге утихла, набрал дров и вернулся в дом. При его появлении, Юлла, стоявшая посреди комнаты, снова юркнула за печку.
Он шагнул к печи и присел на колени, чтобы разжечь огонь. Поднял голову. Юлла смотрела на него, как вчера вечером. И тут же спрятала глаза, поймав его взгляд. Пико отвернулся. Сырые дрова не хотели разгораться. Он с трудом раздул угли
и прикрыл дверцу печи.Такие нехитрые дела, а день уже клонится к концу. Темнело. Огарок последней свечи догорал, оставляя после себя темноту. Надо будет свечи тоже выменять у охотников. Хотя зачем чудовищу свечи? Чтобы смотреть на своё уродство? Он и эту то зажигал лишь тогда, когда совсем не хватало света и не видно было, куда ложиться спать. И вот только сейчас, когда мотылёк появился в его логове, почти не тушил свечу. Слишком уж хотелось видеть её. Да только глазам, отвыкшим от света было больно. А может они болели от красоты. Такой, которой ему ещё не доводилось видеть.
Но как только свеча, догорев, погасла и кухню освещали лишь отблески огня в печи, он снова услышал всхлипы. Юлла снова плакала. Он похромал к ней.
– Почему ты плачешь? – Может быть она боится его? – Я не причиню тебе зла. – Выговорил он с трудом – отвык много говорить.
– Я боюсь темноты, – тихо ответила девушка.
Темноты? Он никогда ничего не боялся. И темнота была его другом, таким же привычным как одиночество или вот его уродство. Но она боялась. Правильно. Свет боится темноты, если не может прогнать её прочь.
– Сейчас, – сказал он громко. Хотелось быстрей разогнать темноту, лишь бы его гостья не боялась. Лишь бы мотылёк подольше радовался свету. В неверном отсвете горящей печи он нашёл щепку посуше, поджёг её и воткнул в железный подсвечник. Свет был слабый, щепка трещала и рассыпалась искрами. Пришлось поставить её на печь. Но она хотя бы немного освещала его убогую берлогу.
И в этой темноте, лицо Юллы словно светилось своим собственным светом. Она испуганно смотрела на него и жалась к печи. Наверное, ей холодно.
Пико вдруг почувствовал острую жалость, как боль от ножа, она пронзила его сердце и защемило где-то внутри. И ему захотелось, чтобы эта девушка улыбнулась. И чтобы никогда не исчезала из его дома. Смотреть на неё было радостью. А он редко радовался. Слишком мало у него было поводов для этого. Она радовала его. А он – хотел радовать её. Пусть она не страшится больше темноты и не боится его. А ещё – не мёрзнет. Он стянул с себя тяжёлую жилетку из сшитых шкур и протянул ей:
– На, возьми. Здесь холодно.
Юлла быстро схватила её и на секунду дотронулась своими тонкими пальчиками до его руки. И Пико застыл, словно его пронзило молнией. Даже покачнулся. Настолько странными были ощущения. Ему показалось, что даже сердце у него на мгновенье замерло. Но девушка уже отшатнулась от него и уселась в углу у печи, закутавшись в его жилетку. И казалась в ней такой маленькой и беззащитной. Светлый мотылёк. Пико улыбнулся, если бы умел.
Когда совсем стемнело, а лучина почти догорела, Юлла встала, выбралась из угла.
– Я пойду спать, – тихо прошептала она и юркнула мимо него в комнату. Пико слышал, как она ворочается на кровати, устраиваясь поудобнее. И в первый раз в своей жизни ему захотелось, чтобы кому-то было в его доме уютно и удобно.
Он сам устроился на топчане у печи и в первый раз, пожалуй, засыпал, даже довольный. Слушая, как дождь шуршит за окном. И Пико казалось, что его привычная жизнь изменится, уже изменилась. Но он не знал пока, как именно. И всё же был доволен чем-то, сам не понимая чем. На душе, пожалуй, первый раз, за много лет было светло и спокойно.