Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия

Ну и мы решили двигаться по «каютам», тем более нам рано вставать, да и Терешкова уже пару раз исподтишка зевнула. Как и в столовой, где мы обедали, за эти посиделки нам не пришлось заплатить ни копейки; счёт, по словам Терешковой, будет передан в бухгалтерию отряда космонавтов.

Когда отправились на боковую, выяснилось, что у дежурного уже дожидается нас бобина с записью концерта ВИА «Радиотехник» в Звёздном городке. «Live in Star-Sity», хе-хе… А уже в 6 утра – словно и не ложился – разбудили, быстро накормили, и на том же «пазике», чтобы не мотылялись электричками и метро, вместе с нашим багажом отвезли прямо в «Домодедово».

Следующим утром в институте на меня сразу же накинулся наш замдекана Борисов:

– Покровский, у тебя совесть есть? Кто обещал доклад по информатике для нашего кружка сдать мне на День космонавтики? У нас же заседание послезавтра, тебе выступать!

Блин, и точно, совсем из головы вылетело… Я в этом кружке давненько не появлялся, а Борисову как пообещал, так и забыл в череде будничных дел. Ещё про учёбу приходилось не забывать, вот действительно, хоть на заочный переводись. Я уж не говорю про общественную нагрузку как кандидата в партию. Чего только на меня не пытались понавешать, еле отбрехался, мол, мне и спортивной нагрузки хватает, на ринге защищаю честь и города, и области и отдельно взятого института в частности.

– Я доклад почти закончил, Юрий Борисович, завтра представлю на ваш суд, – заверил я его.

– Точно? – спросил он с подозрением.

– Точно, словно комсомольца и без пяти минут члена партии!

Так что на лекциях я больше писал доклад, нежели слушал преподавателей. А добивал уже дома, пожертвовав тренировкой. Закончил чуть не за полночь, когда Полина уже с час как дрыхнуть поднялась в спальню на второй этаж. На этом я, правда, не успокоился, под копирку текст набрал на машинке. Получилось почти пять машинописных листов.

Доклад стал как бы продолжением прошлого, на этот раз я не только снова делился своим видением компьютеров будущего, но и обрисовал внедрение умных технологий во все сферы человеческой жизнедеятельности, включая «умный дом» и голосового помощника типа Алисы или Маруси.

Так что окончательно разобрался с докладом ближе к двум часам, и в институт заявился полусонным, с тяжёлой головой. Отдал доклад Борисову. Тот нашёл меня после второй пары.

– Ознакомился я с твоим докладом… Что сказать. Смело, хоть и не без доли фантастики. Тебе бы научно-фантастические романы писать, как братьям Стругацким.

Опять Стругацкие… Хотя эти двое сейчас на слуху с их новой повестью, Борисов тоже читает альманах, сам признавался. Созванивались с Аркадием Натановичем после выхода второго номера, они с братом были довольны, да ещё и гонорар вовремя получили переводом. Мало того, к ним уже обратилось издательство «Молодая гвардия» с предложением публикации повести в очередном сборнике серии «Библиотека современной фантастики».

Кстати, повесть Крапивина «Мальчик со шпагой» тоже произвела своего рода фурор. Корреспондент молодёжной газеты «На смену!» писал, что не только свердловские мальчишки, а подростки по всей стране под влиянием этого произведения стали массово записываться в секции фехтования. Ну что ж, прекрасно, пусть лучше фехтуют, чем по улицам без дела слоняться, связываясь с плохими компаниями.

А в редакцию «ПиФа», кстати, ещё после выхода первого номера альманаха, рукописи посыпались словно из рога изобилия. Писали как совсем неизвестные авторы, так и уже публиковавшиеся. Например, Север Гансовский и вовсе прислал пьесу под названием «Млечный путь». Мешавкин, прочитав её, всё ещё сомневается, то ли ставить пьесу в один из следующих номеров, то ли в стол положить до лучших времён.

В общем, с докладом своим я произвёл на членов нашего кружка некоторый фурор. Борисов пообещал снова мой трактат отправить в центральный журнал, на этот раз в «Науку и жизнь», имевшую куда большую аудиторию, нежели «Известия Академии наук СССР. Техническая кибернетика». А что, хорошо бы получить всесоюзную известность ещё и в этой ипостаси. Боксёр, композитор, поэт, учёный… На все руки, в общем, мастер. Да мне после смерти в Свердловске памятник должны будут поставить. Или в Екатеринбурге, если всё же Союз развалится и города получат прежние, дореволюционные названия. Не дай бог… А с другой стороны, в большинстве случаев я возвращения прежних названий оправдывал. Не хрен было большевикам называть населённые пункты в честь всяких сомнительных личностей. Тот же Свердлов был далеко не душка. Если покопаться в его биографии, вскроется немало гнусных фактов, впрочем, как и за любым другим известным революционером. Оно и понятно, революция делалась не в белых перчатках, но палку всё равно перегибали. И не помри Яков Моисеевич от испанки, возможно, после смерти Ленина схлестнулся бы с Джугашвили за власть. И ещё неизвестно, кто кого одолел бы. К слову, существует и другая версия его кончины. Якобы в Орле, куда он поехал выступать, антисемитски и антисоветски настроенная толпа не стала его слушать, стянула с трибуны и сильно избила. От побоев Свердлов и скончался. Ну да нам без разницы, отчего, тот этап истории уже пройден и повлиять на него мы никак не сможем. Лично я не смогу. Если только меня в следующий раз в какого-нибудь прадеда не закинет.

Не успел отделаться от кружка, как от первого секретаря комсомольской организации института Алексея Титкова, который в прошлом году окончил инженерно-экономический факультет и сразу же занял пост главного комсомольца УПИ, поступило предложение выступить на торжественном вечере в честь очередной годовщины со дня рождения Владимира Ильича Ленина. А именно 102-й.

– Ты, Покровский, гордость нашего института, – говорил мне Алексей, дружески приобняв меня за плечо. – Не только гордость, но для многих и кумир, пример для подражания. И кому, как не тебе, выступать с пламенной речью на торжественном вечере.

– Может, без меня как-нибудь? – сделал я попытку отмазаться.

– Женя, ну что ты как маленький… Ни разу с трибуны не выступал? Это ненамного страшнее, чем выступать со сцены, а со сценой у тебя уже есть опыт. Вон стенгазета всё ещё висит с фотографией, где ты выступаешь перед космонавтами. Кстати, спасибо комсомольской организации Звёздного городка за эту фотографию, не только сделали, но и прислать нам догадались вместе с благодарственным письмом от отряда космонавтов. А хочешь, я сам тебе речь напишу? Не очень большую, так что сможешь выучить, разве что иногда в бумажку заглянешь. Согласен?

– Нет.

– То есть вообще не согласен или на мою бумажку с речью? – нахмурился Титков.

– На бумажку. Сам себе речь напишу.

– А, ну смотри, тогда другое дело. Покажешь перед выступлением, что написал-то? А то может понадобится что-то подкорректировать…

– Как скажешь, – легко согласился я.

А сам подумал: «Ну, Лёша, будет ждать тебя сюрприз». Почему сюрприз? Потому что в моей голове сначала созрела идея выступить с яркой, но не совсем приятной для того же Титкова речью, а когда он попросил дать ему текст на согласование, я моментально решил, что дам, но только первую, вводную часть, стандартно расхваливающую гений Ильича и верных помощников партии – комсомольцев. И пусть попробуют меня стащить с трибуны… Тем более моя речь не будет содержать в себе никаких антисоветских лозунгов. Всего лишь пройдёмся по формализму.

22 апреля в актовом зале института собрался весь цвет УПИ. На заднике сцены висит здоровенный портрет Ленина, с прищуром поглядывающего на собравшихся в зале и на затылки тех, кто засел в президиуме. Здесь по правую руку от Заостровских через одного расположился назначенный в прошлом году нашим деканом Борис Алексеевич Панченко. В следующем году оставит пост – его сменит Лоншаков – и станет заведующим кафедрой радиопередающих устройств. Умный мужик, за годы работы напишет более 200 научных работ. Также в президиуме помимо деканов сидели секретари партийной и комсомольской организаций института.

Меня как гордость института усадили в первом ряду, по центру. Мне предстояло выступать четвёртым, после ректора, секретаря партийной организации УПИ и Титкова. И собственно говоря, последним, так как затем президиум с трибуной убирались, и сцена переходила во власть студентов, приготовивших концертные номера тематической направленности.

На трибуну первым ведущие вечера – ими были Вадик и студентка 5-го курса, чью фамилию я не помнил – пригласили Заостровского. Фёдор Петрович вышел на сцену без очков, для солидности откашлялся, потискал в пальцах бумажку с речью, заглянул в неё, близоруко сощурившись. Дальше последовала довольно банальная речь минут на пять, из той же оперы, что я показал вчера Титкову.