Мой ангел злой, моя любовь…
Шрифт:
Оттого и не стала долго слушать Анну, которая остановила ее на лестнице, почти уже спустившись в переднюю.
— Полин, прошу, будь осторожна с Петрушей, — она прикусила губу, но все же продолжила, только шепотом, понимая, что говорит нехорошие и неприличные вещи ныне. — Помнишь, Лизе, дочь управителя? Ее отослали два года назад куда-то из имения, когда Петруша с ней так же был любезен, как с тобой. Я бы не желала, чтобы тебя тоже куда-то отослали от меня, ma chere.
— Не думай о том, Аннет, — улыбнулась Полин. — Я уже имела на сей счет разговор с maman, и она мне многое сказала. Да и к тому же, порой мне кажется, что я старше тебя годами лет на пяток, не меньше. Вижу и знаю многое, что даже не приходит в твою голову! Не думай о том, Аннет, не думай… Я понимаю, что делаю!
А потом легко
Гуляли до самого обеда, неспешно ступая по расчищенным дорожкам парка, любуясь тому снежному наряду, в который зима облачила деревья, кустарники и даже дом — не только крышу, но и стены, укрыв белым покрывалом вьюны на шпалерах. Тихая зимняя благодать, свежий морозный воздух и чистое небо над головой цвета его глаз…
— Вы нынче удивительно молчаливы, — заметил князь, нарушив долгое молчание, что установилось меж ними во время это прогулки. В отличие от Петра и Полин, которые то бегали вдоль дорожек, дурачась, как малые дети, то шагали медленно, о чем том споря. — Я ни в коей мере не желаю сказать, что вы обычно говорливы, упаси Бог! Просто за этот дивный promenade вы не сказали мне и двух слов. Смею надеяться, что вам не столь неприятна моя персона, как мне думается невольно оттого.
— О, нет-нет, — поспешила заверить его Анна, понимая, каким грубым, должно быть, князю видится ныне ее молчание, ее редкие односложные ответы на его попытки завязать разговор. Только однажды она встрепенулась, вернулась из своих мыслей. Когда князь упомянул о комете [139] , что все еще на ночном небе виднеется над Москвой, по крайней мере, осенью была определенно, когда он уезжал, а это уже около полугода с момента первого появления. «Вестимо, быть войне», сказал князь, и сердце Анны сжалось. Князь тут же поспешил развеять ее страхи — доблестная армия Его Императорского Величества даже от границ империи не пустит Наполеона в страну, стал говорить о пустяках, а после и о причине ее молчания ныне осведомился.
139
Комета 1811 года — в марте 1811 года можно было наблюдать впервые в ночном небе большую комету с пышным хвостом. Она пропала только в августе 1812 года, после сражения под Бородино. Считалась предвестником войны
— Я рад это слышать, — склонил голову князь, принимая ее слова на веру, и снова стукнул тростью по голенищу сапога, стряхивая налипший снег. — Действительно, рад.
Они снова замолчали, а потом князь вдруг остановился, вынуждая и Анну замедлить шаг, чуть развернул ее к себе лицом, чтобы заглянуть в эти глаза, скрытые от него тенью капора.
— Следующим утром я продолжу свой путь в Москву, — сказал Чаговский-Вольный, и Анна едва сдержалась, чтобы не показать, как ей по душе его слова, его предстоящий отъезд. — Анна Михайловна, ежели вам не столь тягостно мое общество, ежели моя персона не утомляет вас, не нагоняет скуку, то быть может, вы дадите мне свое позволение навестить вас этим летом. Я планирую в конце весны возвращаться в свое имение в Харьковской губернии, где проживаю до зимней поры. И думаю, что навестить эти земли проездом будет одно из самых моих горячих желаний.
— Вам так пришлись по душе эти виды? — Анна не могла не выпустить на волю Аннет, которая победно улыбнулась при словах князя. И этот пал на поле боя!
— О, эти виды — само великолепие
натуры! Но главное украшение их, самая дорогая драгоценность их — здесь, передо мной. Москва многое потеряла, когда вы покинули ее, блеск звезд и свет солнца померк без вас, Анна Михайловна. Так вы позволите мне этот визит?— Я не хозяйка этим землям, князь, — Анна отвела взгляд от его пристального взора, не в силах более глядеть ему в глаза, всей душой отвергая то, что он предлагал ей. — Вам следует спросить дозволения на то у Михаила Львовича, не у меня.
— Тогда я спрошу иначе, Анна Михайловна, — князь вдруг сжал ее пальчики чуть сильнее, чем требовалось, провел пальцем по тыльной стороне ее ладони. Она попыталась выдернуть руку из его цепких пальцев, но он не пустил. — Будет ли ваше желание на то? На мой визит этим летом в Милорадово?
Анна все же сумела освободить ладонь из его хватки, спрятала тут же обе руки за спину, словно опасаясь, что он тут же попробует взять ее опять за руку.
— Этот вопрос вне всяких приличий, князь, — холодно заметила она ему, и его бледно-голубые глаза опасно сверкнули в ответ на его холодность. — Не пристало у девицы спрашивать то. Даже для провинции это чересчур вольно. Прошу простить меня…
И резко развернувшись, зашагала к дому так широко, как только позволяла ширина юбок, совсем неподобающе барышне, желая как можно скорее скрыться с глаз князя, спрятаться в тишине и покое своих комнат от этого странного гостя. Она сослалась Михаилу Львовичу на внезапный приступ боли в горле, что разболелось после долгой прогулки по парку, заперлась у себя в покоях, села читать у окна первый же попавшийся в руку роман. Это оказалась «Кларисса» Ричардсона, роман о любви и пороке, уже неоднократно перечитанный Анной, оттого и тянулось медленно время до сумерек, когда вошел лакей и стал зажигать свечи, разгоняя темноту. Никого не желала видеть, даже заехавшего с визитом Павлишина с матерью не стала принимать, послала извиниться перед теми.
Вскоре за Анной послали к ужину спуститься, но она передала, что по-прежнему больна, что присутствовать на нем никак не может. Она не желала встречаться с князем, который вдруг перепугал ее нынче днем своей силой, а потом вспомнилось о том, что уж скоро совершеннолетие, а там папенька и разговор заведет о замужестве. Полин была права — князь, пусть даже пугающий ее до дрожи, был наиболее достойной партией для нее, чем ротмистр кавалергардского полка. Уж лучше не давать надежд никаких, чтобы не было желания на переговоры с ее отцом, уже лучше спрятаться от него в своих покоях, переждать, пока князь не покинет их кров. А летом… летом она непременно что-нибудь придумает!
Анна еще не спала, когда постучались в ее покои, и Глаша передала барышне, что ее желает видеть брат.
— Проси, конечно, — распорядилась она, удивляясь такому позднему визиту Петра — она точно расслышала, как тихонько прозвенели часы в ее будуаре одиннадцать раз. Не успела накинуть капот, как тот шагнул в спальню, пройдя сразу сюда, опустившись с размаху на стул у столика с зеркалом. Его мундир был расстегнут, галстук и завязки рубахи развязаны и свободно свисали на грудь, обтянутую шелком камзола [140] . Черты лица его обрюзгли несколько, веки набрякли. Анна сразу же поняла, что брат пьян и выпил немало, несмотря на верные шаги и прямую поступь, которыми он вошел в спальню. Ох, не приведи Господь, папенька увидит!
140
безрукавка наподобие современного жилета, но длиннее, надевалась под мундиры
— Что ты, Петруша? — ласково обратилась она к нему. — Что ты? Спать иди, милый. Чего сюда пришел, ко мне?
— Пожелать тебе доброй ночи, ma chere, — проговорил Петр, ставя локоть на столик, опираясь подбородком на ладонь. Взглянул на сестру, что опустилась у его ног на ковер на колени. — Чтобы сны тебе только добрые приходили. Не как ко мне, ma chere. Давеча приснилось нечто дурное… страшное… за сердце прямо схватило от того сна. Поле снилось в тумане, простое поле, коих в России тьма. «Запомни, — сказал мне голос прямо в ухо. — Запомни его!»