Мой большой... Босс

Физически больно!

Мне тяжело дышать, воздуха нет практически, руки бессмысленно сжимают резину волногасителя и бортик бассейна, я вся — сплошное напряжение и звон металла. Меня раскаляют добела… Могу не выдержать, разлететься на куски от перегрева!

Темирхан, похоже, прекрасно считывает мой испуг, недоумение и, черт, тщательно подавляемое желание в глазах, потому что усмехается еле заметно, прежде чем наклониться еще ниже.

К моим полураскрытым в немом протесте губам…

— Темик… А что происходит?

Манерный голос с едва сдерживаемыми нотами ярости разрезает плотную завесь, в которую превратился воздух между мной и Биг Боссом, и заставляет нас одновременно вздрогнуть, осознавая, что мы тут не одни.

Бассейн — общественное место… Но кого когда это тормозило?

Все-таки не зря она русалка.

Так из рук вывернулась, что даже среагировать не успел. Вроде, вот только-только рядом — прижатая в угол, смотрит огромными своими русалочьими глазами, морок наводит. Гипноз какой-то, сумасшествие.

Руки сами тянутся, практически, без команды мозга.

Никогда со мной такого не происходило. Чтоб вот так переплавлялась злоба дикая и желание убивать в похоть. И в другое желание — взять свое и не отпускать ни в коем случае.

От Майи пахнет свежестью, словно опять оказался в том прохладном ставке, что в лесу возле дома тетки Мани. Удивительно просто, голову заволакивает.

Она тонкая такая, и кожа бледная. И веснушки. У нее есть веснушки на плечах и предплечьях. Они ярко выделяются на фоне белой, практически прозрачной кожи.

От желания провести губами по неистово бьющейся на шее синеватой жилке сводит пальцы. Сам себе кажусь каким-то хтоническим чудищем, древним и безумным, обнаружившим нечто настолько ценное, что его необходимо срочно забрать, спрятать ото всех…

И я тянусь, все ближе и ближе. Губы сами собой несут какой-то бред, который даже и не вспомнится потом наверняка.

И уже похрен на мальчика, трусливо смотавшего с такой скоростью, что даже имя его не запомнилось.

И на свои эмоции по поводу его тупых подкатов к русалке — тоже похрен.

Это все было давно. В другой реальности.

А в этой — плеск воды, одуряющая свежесть лесного озера, огромные русалочьи глаза, испуганные и недоумевающие, прозрачная кожа с веснушками… И близость. Невероятная, невозможная. Такая, на тонкой грани, когда ее недостаточно. И нужно еще ближе. Необходимо. За грань.

И, судя по неожиданно загоревшемуся ответу в прозрачных глазах, ей тоже необходимо. Жизненно необходимо.

— Темик… А что происходит?

Бац!

И словно осколки стекла от высокого манерного голоса рассыпаются. Острые такие, до крови ранят.

Испуг и гнев в глазах русалки, мое движение удержать, плеск тонких ножек, сложенных русалочьим хвостиком, по воде. И через мгновение она — рыбкой из моих лап — на бортик бассейна, и мне остается только в бессилии наблюдать удаляющуюся стройную фигурку в зеленом купальнике. Облизывать тонкие очертания, открытую спину с ровной строчкой позвоночника, рыжие волосы — змеями по точеным плечам, вода, ручьями стекающая с них… Розовые пяточки, быстро мелькающие… Завлекающие… Изящные лодыжки… Кукла фарфоровая, вся — сплошное искушение. Разве так бывает? Разве это возможно?

— Темик… Я не понимаю… Ты меня не слышишь совсем? Я тебя спрашиваю, что происходит? Кто эта соска?

Вздрагиваю, еле умудряясь оторвать взгляд от спешно убегающей от меня русалки, смотрю на… Вику. Ну конечно же, Вику, мать ее!

Я о ней, признаться, совершенно забыл.

Вроде как, она должна была уйти домой…

Какого хера тут забыла?

И вообще… Темик… Какого хера?

Вся нерастраченная на шустрого парнишку злоба возвращается в троекратной геометрии.

Я молча подтягиваюсь на руках, выбираясь из бассейна.

Получается у меня это не так ловко, как у русалочки, ну так во мне и веса побольше. Примерно в три раза…

Сколько она весит? Сорок пять кило хоть есть?

А я сто десять примерно…

Задумчиво припоминаю, были ли у меня когда-либо настолько маленькие девушки, низ живота обдает жаром, потому что приходит четкое понимание.

Не было. Но будет.

Будет.

— Темик…

Холодная, словно лапка у жабы, ладонь ложится на грудь, и меня всего передергивает от омерзения.

Какого хера, опять же?

— Ты какого хера здесь еще? — перевожу на нее взгляд, — сказал, чтоб домой ехала.

— Темик… Но я… И вообще! Кто эта овца? — Вика не дура, знает, что лучшая защита — нападение, и ей кажется, что она тут в своем праве.

Ключевое слово какое?

Правильно, «кажется».

— Так. Сейчас развернулась и свалила домой, — коротко командую я таким тоном, от которого у подчиненных слабость в коленях наступает, — и забыла про меня. Никаких «Темиков» и прочего, поняла?

— Но…

— Не поняла, значит.

— Но как же…

Вика выбирает правильную стратегию. Начинает плакать. Красиво, распустив пухлые губы, так, что у любого нормального мужика встанет. И появится желание тут же опустить ее на колени и настучать по этим губам членом.

У меня бы раньше точно такое желание появилось.

Но это было до того, как одна маленькая русалочка упала в мои руки теплым летним утром.

— Если не уберешься сейчас сама, вызову охрану. И тогда тебе придется еще и пропуск сдать.

Говорю сухо и спокойно, а сам все смотрю в сторону выхода в раздевалку бассейна.

Если успею, то могу поймать русалочку на выходе. И сразу в лифт утащить, на свой этаж.

Она не будет против. По глазам сегодня понял, что не будет.

В этот момент во мне говорит исключительно член, мозг в планировании завоевания не участвует, одни инстинкты, вопящие: «Самка поплыла, надо брать, надо докручивать! Скорее, скорее, скорее!»

Каким образом я за какие-то мгновения превратился из вполне логично и нормально мыслящего человека в похотливое животное, вообще непонятно. Да и не до анализа мне сейчас.