Мой босс – мой враг?
Шрифт:
– Тим…
– Блин, Иришка, скажешь мне наконец, или так и будешь «тимкать»?
– Ты сам идею стартапа придумал? – выпаливает она и сжимается.
Сердце пропускает удар, тревога в груди сжимается в комок. Хороший вопрос. Интересно, откуда дует ветер?
– Конечно. Разве есть сомнения?
– Меня сегодня вызвали к главному редактору. После моей статьи появилась жалоба на плагиат.
– Чт-о-о-о? – от неожиданности прибавляю скорость.
Мой джип дёргается и резко наезжает на чёрную Тойоту перед ним. Водитель оглушительно гудит,
Визг тормозов не слышу, только боковым зрением вижу, что на меня несётся маршрутка, начавшая обгон. Зажатый между автомобилями, я ныряю в крошечный просвет между ними, под оглушительный вой клаксонов вылетаю на встречную полосу и чудом не врезаюсь в столб.
Мотор глохнет, я сижу, уронив голову на руль. Руки и ноги дрожат от пережитого стресса, а пятка стучит о коврик, и кроме этого, кто-то снаружи колотится в окно. Опускаю стекло.
– Все живы?
– Да, спасибо. Чуть в штаны не наложил от страха, – натужно улыбаюсь.
– Ну, бывай! И как ты вывернуть умудрился, не понимаю, – качает головой дядька с усами. – Мастер.
– Сам не знаю.
– Тим! – слабый стон доносится с соседнего кресла.
– Что? Как ты?
Смотрю и прихожу в ужас: Ирен откинулась на спинку и сидит с закрытыми глазами, ее ладонь прижата ко лбу, и с пальцев капают капли крови.
– Дьявол! – такой паники не испытывал никогда. – Иришка, родная, прости!
– Н-ничего…
– Очень больно?
– Т-терпимо, – с трудом произносит она, но почти не размыкает губ.
– Убери руки, я посмотрю. Можно?
Осторожно поворачиваю ее голову и освобождаю ранку. Она маленькая, но крови много. Вытаскиваю из бардачка влажные салфетки, смотрю на них и бросаю обратно: спиртовой раствор сделает только больнее.
– Как там? Шрам останется? – стонет Ирен.
В голосе звучит страх.
– Ранка крохотная, но в коже лица много капилляров, потому она кровит сильно. Подожди…
Выскакиваю из машины, в багажнике была аптечка, но тут же вспоминаю, что бросил ее в гараже, чтобы проверить срок годности лекарств, и не вернул обратно. А ветер уже почти сбивает с ног, джип покрывается слоем мокрого снега, который от каждого стука или рывка двери сползает толстыми лентами на асфальт.
Все к одному! Если не везёт, то по-крупному.
Оглядываюсь: недалеко горят огоньки круглосуточного магазина. Открываю дверь в салон.
– Ириша, потерпи немного. Я принесу перевязку.
Не глядя по сторонам, перебегаю дорогу и несусь к "Мини-маркету", расположенному на углу жилого дома. Даже сомнение не возникает. Подростковые страхи давно забыты, хотя сердце колотится где-то у горла. Вот-вот меня настигнет встреча с ненавистным прошлым.
Раньше хозяйкой магазина была тетя Зина, мать первого школьного хулигана Степана Миронова по кличке Каланча за длинное и нескладное тело.
Он был на два года старше меня, числился в девятом классе, а после уроков торчал с приятелями во дворе за школой, где проходил основной пеший путь
всех учеников района. Банда его малолеток охотилась за добычей. Сильных пропускала, а слабаков и трусов зажимала в кустах. Таким слабаком был и я, тощий и маленький ботаник, испуганно втягивающий голову в плечи при одном окрике:– Захери, подь сюда!
Прозвищем меня наградили не только за фамилию Захаров. Как-то на уроке географии я получил доклад: должен был рассказать о национальных особенностях Австрии, одной из которых является торт «Захер».
Услышав это название, класс покатился со смеху.
– Захер-хер-хер, – понеслось шепотом по рядам.
– У Захарова – Захер. Он сам Захеров.
Так намертво и приклеилось ко мне прозвище «Захери», заменило имя и фамилию, я стал объектом насмешек, а потом и преследования бандой Каланчи.
И как ни пытался спрятаться или сбежать, меня всегда настигали длинные ноги Степки. Сильные пальцы хватали за шиворот, встряхивали так, что зубы щелкали, а потом разворачивали лицом. Карлик, получивший кличку за маленький рост и короткие кривые ноги, правая рука главаря, приподнимал мой подбородок и ласково шепелявил ртом с выбитыми в драке зубами:
– Шмотрите, кто у нас тут такой шладенький, как веншкий тортик? Жахери, школько деньжат у мамаши жахнул? – приятели хохотали, радуясь каламбуру. – Колись! Или шамому проверить?
– Пусти, – хрипел я, пытаясь вырваться из цепкого захвата и от страха почти теряя сознание. – У меня нет денег.
– А ешли не отпущу, шо делать будешь, цыпа?
Сказать слово «цыпа» у него не получалось, и оно звучало как что-то среднее между щипа и шипа, а от этого становилось еще страшнее. Я чувствовал, как сводило судорогой мочевой пузырь, и концентрировался только на том, чтобы не опозориться еще больше.
– Пусти! – уже слезно умолял коротышку.
– Ладно, Жакери, не хочешь добровольно, не надо. Шам возьму.
Карлик, мой личный тиран, потому что мы были примерно одного роста, обшаривал карманы и вытряхивал на землю содержимое рюкзака. Если он находил деньги, мог просто придать ускорения пинком. А если денег в этот день не было, приятели превращали меня в боксерскую грушу и колотили по очереди. Причем метили в такие места, на которых не оставалось синяков, или их не было видно, но никогда не били в лицо.
Рассказывать дома о школьных издевательствах я боялся, и, чтобы не подвергаться ежедневным мучениям, стал воровать у родителей деньги, а когда не получалось, брал в шкатулке мамины украшения. После того как пропали дорогие серьги с бриллиантами, родители вызвали полицию.
Под совместным давлением взрослых я признался в воровстве и поведал о школьном преследовании. Скандал был громкий, но родители не стали ждать конца разбирательства и переехали в другой район Москвы.
Это случилось больше десяти лет назад, но все равно в магазинчик влетаю с нервами, натянутыми как струна. Не думал, что детские воспоминания настигнут в неудачный момент и заставят волноваться. Но в помещении пусто, только девчонка-продавщица сидит за прилавком и разглядывает монитор. Меня даже не замечает.