Мой бывший муж

– Реально кофе?

Полонский только кивнул, подозрительно покладисто отступив от выхода, меня пропуская.

– Таблетки от давления с собой? – пошутила, нажимая на кнопку.

– Смешно, – сухо ответил, но глаза улыбались.

Вадим стоя пил кофе, молчал и смотрел на меня. Я тоже молчала, возвращая ему взгляды. Я лично ждала, когда он уйдет. Он, кажется, делал все, чтобы задержаться подольше. Зачем? Вадим, похоже, забавлялся моим нетерпеливым желанием избавиться от него. У него снова завибрировал телефон, в вязкой тишине слышно было оглушительно. Кстати, пока он здесь… Да и отвлеку его внимание от себя.

– Минуту, – и вышла. Я оставила документы в его кабинете. Они для меня тоже частичка Вадима, поэтому место им в его пристанище. Я переписала дом в Пушкине. Я, признаться, подзабыла про это дело в суматохе открытия «Baba Masha», а Ирина Владимировна тактично не напоминала. Не прошло и полгода, как говорится, но лучше поздно, чем никогда. – Вот, – я отдала тонкую папку Вадиму. Он чуть сдвинул брови и, поставив чашечку эспрессо на стойку, открыл ее.

– Не понял, – сказал сам себе, пробежался глазами по документам. – Это что такое?

– Ты же прочитал.

– Кать, зачем? Типа гордая такая, нихрена не нужно от меня, да?

– Затем, – огрызнулась и вышла из кухни. От расспросов убегала.

– Ка-тя, – Вадим не отставал.

Окей, ладно.

– Я на Нику дом переписала. Что вам еще надо?! Ты представитель, если что.

На случай моего нового замужества, чтобы не переживали о фамильном доме!

– Это тебе мама моя сказала, что ли?

Да что ж такое! И день плохой и ночь дурная.

– Сами там разбирайтесь, ладно? Нас только не втягивайте. И вообще, – я резко обернулась: Вадим настиг меня у спинки дивана, – вали уже!

Вадим достал из папки дарственную, разорвал на четыре части и аккуратно в файлик бросил. Потом кинул папку на диван.

– Катерина Мальвиновна, – положил руки по обе стороны от меня, заставляя вжиматься в бархатную спинку, чтобы не касаться его, – послушай меня внимательно: Ника будет жить в доме своей матери. Я так решил, ясно?

– Ясно! – вздернула подбородок. – Не надо только массой давить, – и в плечи ладонями уперлась. Какого черта вообще?!

Вадим руки мои накрыл стремительно.

– Ты дрожишь, Кать… – и костяшками пальцев скулу обвел, к шее спускаясь.

– Руки, – я дернулась, но слабее, чем следовало, чтобы его остановить. Вадим чувствовал женскую слабость, едва заметные вибрации податливости улавливал безошибочно. Эх, Антон, что же ты чаечки свои надел!

– Это новое? – большим пальцем очертил острый сосок через тонкое бледно-пудровое кружево. – Я не видел.

– Ты много чего не видел. Уходи.

Вадим продолжал гладить мою грудь, гипнотизируя дымным с поволокой взглядом. Я не знала, что чувствует грозная кобра, когда факир музыкой ее усмиряет, но со мной тоже что-то происходило. Тело истома взяла, а тлевшее внутри возбуждение с новой силой разгорелось.

В голове слегка прояснилось, когда чертов телефон опять трещать начал. Я глаза открыла и ошеломленно ахнула: обнаженная по пояс, сама жмусь к гладкой и такой же голой груди, цепляюсь за плечи, а ноги бедра узкие обвили, чтобы в возбужденный пах врезаться.

– Не смей, мерзавец! – оттолкнуть попыталась, но разомлевшее тело было совсем не убедительным. Такого мощного мужчину слабостью не остановить.

Вадим коротко усмехнулся. Для него это полная капитуляция, признание в зависимости. А для меня? Я хотела мужчину. Чтобы прижал крепко, весом придавил, вошел резко. Стонов наслаждения хочу, звуков порочных, мускусного запаха секса. Хочу снова для чувственности проснуться… А рядом бывший муж, предатель и изменник. Мужчина, который знал меня в совершенстве: как хорошо сделать, где поцеловать, куда лизнуть. Его прикосновения, ритм, напор чутко отзывались во мне. Да, Вадим знал мое тело. Если бы еще и душу чувствовал, то все могло бы сложиться иначе.

Он оторвался от моей шеи, но ягодицы мять не перестал, в глаза заглянул, отыскивая там безоговорочное «да». Когда нашел – обрушился на меня ураганом с запахом снега, зимнего ветра и возбужденного мужчины.

Мы целовались судорожно и ненасытно, рвано воздух втягивали и снова губы искали. Вадим подхватил меня на руки и уложил на пушистую светлую шкуру. В голове мимолетно пронеслось недовольное фырчание Баяна, согнанного с насиженного места, и тут же померкло, когда мое боди вниз поползло. Я выгнулась от удовольствия, ощутив горячую руку на лобке. Меня еще даже не ласкали толком, а я уже искрилась в предчувствии оргазма.

– Катя, девочка моя, не торопись… – Вадим тихо рассмеялся и перестал пальцем между нижних губок водить, подразнивая клитор и медленно очерчивая вход. Навис надо мной и языком груди обвел, соски зубами прихватывая, вниз спускался поцелуями живот одаривая. Бедра широко развел и мелкими укусами осыпал внутреннюю сторону, тоже с лобком повторил, остро и болезненно сладко.

– Полонский, снимай штаны уже, – не выдержала и руками в темные волосы зарылась, чтобы хотя бы языком трахнул меня. Я или умру, или воскресну в течение следующих пяти минут. Ни больше, ни меньше!

– Какая требовательная Полонская, – оторвался от меня внизу и шепнул прямо в губы.

Я обвила ногами его, а руками пуговицы судорожно искала – мог бы и на молнии купить! Мне нужен мужчина целиком и полностью! Физически, естественно.

– Ты пахнешь коньяком и ванилью… – он буквально укусил меня в губы. – Я готов тебя и выпить, и съесть, – затем рывком поднялся и наконец разделся полностью.

Я тоже села на мягкой шкуре, сквозь ресницы вспоминая мощное тело. Я знала каждую родинку, шрамы под коленкой и аппендиксные проколы. Выемки и чувствительные места. Я знала, что губами лаская член, мошонку обязательно захватывать нужно. Вадиму нравилось острое ощущение своих драгоценных яичек в острых зубках. Длинный, толстый, ровный, с крупной рубиновой головкой и сеткой напряженных голубых вен – в очереди, в которой член мужикам раздавали, Вадиму явно достался прекрасный экземпляр. Мог бы еще совести захватить, но куда там!

– Иди сюда… – позвала мягким шепотом и пальцем поманила. Я истекала первобытной похотью, искала выход накопившемуся эротическому безумию, катастрофически нуждалась в разрядке.

Вадим опустился на шкуру, и я оседлала его: ладонью обхватила толстый ствол и рукой вверх-вниз провела. Бархатным концом себя между ног погладила, соками смазывая, и снова ладонью прошлась до основания.

Наши запахи смешались, а тела соединились с глухим стоном томительного наслаждения.

– Мальвина моя… – прошептал и в бедра мои пальцами впился, чтобы сильнее, жестче, резче. Я, возбужденная до предела, поскакала на нем, клитором разбухшим обтираясь о короткую поросль на лобке. Низ живота скрутило, член с пошлыми шлепками входил, когда бешено насаживалась и скользила ритмично.

Вадим поднялся, об каменный пресс меня расплющивая, волосы длинные резко потянул и губы агрессивно нашел. Ягодицы с силой сжал и дважды в себя впечатал, медленно растирая, ощущая, как дрожу, как сжимаю его, сокращаясь от разорвавшего в клочья оргазма.

– Катя, можно?

Я только головой покачала. Никаких «можно», кончать в меня больше нельзя. Он прорычал что-то неразборчиво, в шею впился и на спину меня опрокинул: член вытащил сразу, в живот вжался и горячей спермой залил меня, размазывая до сосков. Неужели думал, что это до сих пор его метки? Нет, не работает это так. Они в сердце и душе любовью расцветают, а остальное под душем смывается бесследно.