Мой чужой ребенок

Стас глубоко вздыхает и на его губах появляется мимолетная мечтательная улыбка, от которой у меня поджимаются пальчики на ногах.

— Я не мог оторвать от тебя глаз, Маря. Ты была такая красивая…

Он смотрит на меня, словно никого прекраснее в жизни не видел, и от силы этого взгляда, я чувствую трепет и мурашки, выступающие на коже.

— До сих пор помню, как увидел тебя и сразу же вспомнил про фарфоровых балерин, которых коллекционировала моя мать, — продолжает мужчина, неосознанно поглаживая свой идеальный подбородок, что делает обычно, когда сильно задумывается. — И то, с каким грозным взглядом ты смотрела меня, тоже помню, потому что он мгновенно отрезвил меня от моих фантазий.

Не могу сдержать улыбку, которую тут же прячу, прикусывая губу. Не хватало только растаять от пары комплиментов!

— Я не знаю, что ты сделала со мной, потому что с самого первого дня ты была всем, о чем я мог думать, Мариш. И как бы ты не вымораживала видом снежной королевы и не пыталась осаживать меня, я все равно не мог сопротивляться своим желаниям. Ты стала жизненной необходимостью. Я настолько сильно тебя полюбил, что эта любовь и в десятой доле не сравнится с былыми чувствами к Регине. Когда она бросила меня, я очень злился на нее. Возненавидел. Но когда я понял, что ты меня не любишь, я испытал такую агонию, что продолжать жить с обманщицей, словно я не знаю правду, стало для меня огромным искушением, которое я с трудом поборол. И даже расставшись с тобой, не видя тебя, я каждый день боролся с желанием забыть о произошедшем, вернуть тебя и плевать, полюбишь ты меня или нет! Лишь бы была рядом. По какой угодно причине. Потому что без тебя каждый день проходит впустую, Мариш, и время ни черта не лечит. Думаешь, за прошедшие два месяца мне стало хоть на грамм легче? Ни хрена! Я подыхаю без тебя. Да я даже снова начал работать с Региной, потому что она проблемный клиент и это займет мое время еще больше, мешая думать о тебе! Мне уже плевать на гордость. Я держусь на чистом упрямстве, говоря себе, что и этот день пройдет, а потом все в конце концов забудется. Любовь ведь не может длиться вечно, если ты не видишь человека, которого любишь?

Мне хочется плакать от его слов. Потому что все, что описывает Стас, отражает мои собственные чувства к нему. Я тоже не думаю о гордости, когда дело касается любви. Знание, что он не настолько хладнокровен, как я думала, приносит утешение и одна упрямая слезинка все же вырывается и ползет по щеке, но я вытираю ее, стесняясь своих эмоций.

— Я не знаю, как заслужить твое прощение, Маря, — шепчет Стас, глядя на меня влажными голубыми глазами, которые всю душу из меня вытягивают. — Я совершил огромную ошибку, не выслушав тебя и позволив своим страхам взять надо мной верх. Даже если это конец, если ты разочарована, если больше не хочешь быть со мной, я обещаю, что все исправлю! Мы официально оформим все документы и у нас будет совместная опека над детьми. Я могу забирать их по выходным, а в остальное время они будут с тобой. Ты можешь даже не встречаться со мной при этом, если не хочешь. Если больше никогда не захочешь даже лица моего видеть, я не буду показываться тебе на глаза, даю слово!

— Ты говоришь такую глупость! — с рыданием, бью его ладонью по плечу. — Ты полный кретин, Дубов!

Утыкаюсь лбом в его лоб и чувствую на талии нерешительное прикосновение мужских рук.

— Обними уже меня! — требую со злостью и до этого тупицы, наконец, доходит, что я нуждаюсь в крепких объятиях.

Стас поднимает меня с кресла и сжимает в своих руках, словно в тисках. Я чувствую, как быстро бьется его сердце под моей щекой и прижимаюсь к нему изо всех сил, постепенно выравнивая дыхание и успокаиваясь, а потом отстраняюсь и подняв голову, чтобы видеть его лицо, замечаю дорожки слез на обросших щетиной щеках, которые разбивают мне сердце.

— Я люблю тебя, хоть ты и тугодум, — заявляю решительно. — А если посмеешь еще хоть раз усомниться во мне, то получишь у меня по первое число. Понял?

— Понял, — улыбается он, целуя меня в лоб. — Я никогда больше не отпущу тебя, Маря.

— Обещаешь?

— Клянусь!

Он сцеловывает слезы с моего лица и качает меня в своих руках, пока я не успокаиваюсь, а потом еще долго-долго держит в объятиях, наслаждаясь долгожданной идиллией. К счастью, я не заражаюсь простудой, о которой мы на эмоциях благополучно забыли, но потом еще целую неделю этот невыносимый мужчина ходит в маске, запрещая мне приближаться к себе.

Эпилог

Марина

Когда к нам в первый раз приносят нашего отмытого чистенького сыночка, Стас, только посмотрев на его крошечное опухшее личико, начинает громко смеяться. Я смотрю на него с опаской, предположив, что у моего бедного мужа все же сдали нервы, потому что процесс родов он перенес едва ли не хуже, чем я, но Дубов быстро успокаивается, убеждая меня в своем вменяемом состоянии. Однако, он продолжает весело ухмыляться, поглаживая кончиком пальца нежную щечку ребенка, которого я прижимаю к своей груди. Федор, не будучи дураком, тут же присосался к ней, игнорируя внешний шум, виновником которого является его отец.

«Мой нетерпеливый обжорка!» — с нежностью думаю я, не обращая внимания на боль в груди.

— И что веселого ты в нем нашел? — спрашиваю у Стаса, немного обиженная его поведением.

Да, он у нас вышел не таким смазливым, как Аришка, но разве это повод смеяться? Хотя бы не сморщенный, как шарпей, а то видела я некоторых детишек здесь.

— Ничего, — продолжает ухмыляться Стас. — Просто Федя — копия моего отца и я представил, как бы он отреагировал на это. Мама рассказывала, что папа всегда сокрушался, что я пошел в нее, а на него совсем не похож. Увидь он внука, радости не было бы предела.

Я с любопытством разглядываю Федечку, но так как отца Дубова я не видела, сравнивать мне не с чем. Но если честно, сыночек действительно не похож ни на одного из нас. К тому же, у него темные волосы, хотя они могут и посветлеть со временем. Рано пока судить о внешности.

— Хм, теперь я хотя бы знаю, в кого ты такой самовлюбленный, — поддразниваю мужа, играя бровями. — То есть, если бы даже Аришка не была похожа на тебя, ты бы тоже сокрушался?

— Я предпочел бы, чтобы она была похожа на тебя, — ласково шепчет Стас, целуя меня в лоб. — Ты ведь такая красавица у меня.

— М-да, красавица с опухшим лицом, лопнувшими сосудами и краснющими глазами. Загляденье просто!

— Ты в любом виде загляденье, Маря. Не нарывайся на комплименты, любимая.

Мы оба ужасно устали, но так нелепо счастливы при этом, что улыбки не сходят с лиц. Стас садится рядом со мной на кровать и приобнимает за плечи, наблюдая, как ест его сын, а когда малыш засыпает, аккуратно перекладывает его, освобождая меня, чтобы я могла расслабиться. Сон накатывает сразу же, как я прикрываю глаза, а проснувшись вечером, я остаюсь уже наедине с сыночком, потому что Стас уехал к Аришке.

Ужасно волнуюсь, как она отнесется к появлению братика, ведь ей всего два года, и, она не до конца понимает, что к чему. К счастью, когда Стас привозит ее на следующий день, она ведет себя скорее с любопытством, чем ревниво. К несчастью, когда мы возвращаемся домой, дочка все чаще просит вернуть постоянно плачущего малыша обратно в больницу, и с обиженным видом жмется к отцу, когда я кормлю маленького грудью, с умилением поглаживая его пухлые ладошки.

А однажды, я становлюсь свидетелем того, как Аришка разговаривает с братом наедине. Я только на минутку отхожу за водичкой для него, а когда возвращаюсь, замечаю, что дочка подошла вплотную к кроватке и стоит, схватившись за перегородку и грозно глядя на беззубо улыбающегося Федю. Он вообще всем и всегда улыбается, за что Стас называет его Иванушкой-дурачком.

— Мама моя! — бойко заявляет брату, который очень рад ее видеть, Аришка, поучительно наставив на него указательный пальчик и взмахивая им при каждом предложении. — Папа тозе мой! Ты не нузен, Фея! Плохой Фея!

Хоть это и неправильно, но меня очень забавляет и умиляет это представление, однако, длится это ровно до тех пор, пока Аришка, вдруг, не тянется вперед и не щипает Федечку за нос, отчего он издает громкий обиженный рев.

— Аришка! Нельзя обижать малыша, ему же больно! — выговариваю ей, беря Федю на руки и пытаясь успокоить.