Мой Демон

Затем они поочередно вышли из кабинки и так же поочередно покинули туалетное помещение. Когда Никита подошел к барной стойке, сидевшая на высоком стуле Лиза тут же повернулась к нему и непринужденно поинтересовалась:

– Все о’кей?

– У меня всегда все о’кей.

– И это говорит человек, лишь вчера вышедший из ментуры!

– Заткнись, да? – сухо попросил Никита, на что девушка, нисколько не обидевшись, тут же предложила:

– Ладно, я помолчу, а ты допивай, и давай поедем.

– Куда еще?

– Хочу затащить тебя в одно классное место.

– В какое?

– К одному пушеру. Ну к Даниилу, я про него тебе как-то рассказывала. У него сегодня день варения.

– Сегодня не могу, у меня завтра репетиция. Надо пьесу прочесть и роль поучить.

И тут Никите вспомнился один нюанс из недавней беседы с режиссером. Сначала тот сообщил собравшимся: «Автор пьесы – я сам», однако потом «отец Петр» сказал про него следующее: «… Вы требуете ответа у режиссера, узнавшего об этом театре неделю назад». Из сопоставления двух этих фраз выходила странная штука: то ли Никита чего-то не понял, то ли один из этих господ попросту лжет…

– Какая еще репетиция?

– Я же тебе рассказывал про спектакль, где мне дали одну из главных ролей. Ну, Дантеса, ты что, не помнишь?

– Да, кажется, что-то припоминаю, – наморщила лоб Лиза. – Хорошо, а когда ты теперь вообще сможешь куда-нибудь вылезти?

– Пока не знаю.

– Ты же сам хотел на тусовку с морем «кокоса» и островом группенсекса!

– Да и сейчас хочу, однако надо зубрить роль. Еще книжку какую-то про Дантеса режиссер подсунул.

– Значит, ты предлагаешь мне одной ехать к Даниилу?

Никита посмотрел в потолок, наклонился к Лизиным волосам, понюхал их и шепнул ей на ухо:

– Ну уж нет…

Глава 3

…Может быть, было преувеличением хотя бы на минуту опечалиться за судьбу народа, из недр которого вышла могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова, грациозный гений Пушкина…

П. Я. Чаадаев

Жорж Шарль Дантес, полуфранцуз-полунемец, предки которого происходили из Ирландии, родился 5 февраля 1812 года в Комор-Эльзасе в семье барона Жозефа Конрада Дантеса, владельца крупного имения, депутата французского парламента. Здесь же получил первоначальное образование, затем продолжил его в Бурбонском лицее в Париже. Как свидетельствовали современники, школяром Дантес был посредственным и уж литературой точно не интересовался, зато явно обладал какой-то врожденной способностью нравиться всем с первого взгляда. Краткое резюме жизни этого французского искателя приключений известно всем из хрестоматийного стихотворения Лермонтова. Какую информацию на самом деле содержат возмущенные строчки о смерти поэта, зубрящие это стихотворение школьники обычно не задумываются.

И что за диво? Издалека,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока.

В 1829 году Дантес принят в военную школу Сен-Сир, однако вскоре ему пришлось покинуть ее, так как во время Июльской революции 1830 года находился в составе войск, защищавших Карла X.

После изгнания короля и прихода новой власти Жорж Шарль Дантес, сын французского дворянина, поставил крест на карьере, решил уехать из Франции и отправиться на поиски счастья в другую страну.

В кармане Жоржа лежало несколько рекомендательных писем, причем одно из них было от самого прусского принца Вильгельма. С деньгами дело обстояло совсем плохо. Проезжая через Германию, Дантес простудился и слег. На его счастье, в этот момент в маленький немецкий городок заехал голландский посланник Якоб (Луи) Ван Геккерен (Heckerene). Он, человек весьма богатый, познакомился с Дантесом, восхитился красотой белокурого юноши и начал за ним ухаживать. Причем, как говорили злые языки, не только как за немощным пациентом.

В результате этих ухаживаний в Россию они прибыли вместе. Вот как писала об этом газета «Санкт-Петербургские ведомости» в октябре 1833 года: «Пароход «Николай I», совершив свое путешествие в 78 часов, 8 октября прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в числе которых был и королевский нидерландский посланник барон Геккерен». Разумеется, что о никому не ведомом спутнике барона ничего не сообщалось. А ведь именно этому эльзасскому дворянину, выпускнику военной школы в Сен-Сире, убежденному роялисту и неудачливому пажу герцогини Беррийской Жоржу Шарлю Дантесу, суждено было сыграть самую роковую роль в жизни Пушкина!

В Петербурге Геккерен нанимает для Дантеса учителей, и вскоре молодому барону фортуна улыбается вторично. В мастерской художника Брюллова Жоржа замечает сам император Николай Павлович, которому вначале нравится красивая фигура молодого француза, а затем и его убеждения, поскольку Дантес оставался преданным сторонником Бурбонов. На военную службу в Кавалергардский полк Дантес попадает прямо офицером по личному распоряжению монарха, несмотря на дурно выдержанный экзамен. Кроме прочего, внимая к бедности Дантеса, государь лично назначает ему от себя ежегодное негласное пособие.

Князь A. B. Трубецкой вспоминал, что «в 1834 г. император Николай собрал однажды офицеров Кавалергардского полка и, подведя к ним за руку юношу, сказал: «Вот вам товарищ. Примите его в свою семью… Этот юноша считает за большую честь для себя служить в Кавалергардском полку; он постарается заслужить вашу любовь и, я уверен, оправдает вашу дружбу».

«Гвардия ропщет», – заметил по этому поводу Пушкин, пока еще не имевший никаких причин не любить Дантеса.

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы…

Рекомендация императора обеспечила безвестному и небогатому французу, от которого поначалу отказались даже родственники из знатного рода Мусиных-Пушкиных, весьма выгодное положение в придворном Петербурге. Его охотно принимали влиятельные вельможи.

«О том, как вел себя Дантес в петербургском обществе, есть довольно противоречивые свидетельства. Кто-то называл его «неразвитым и необразованным», кто-то – развратником, а кто-то – остроумцем и хорошим товарищем. Дескать, в полку его все любили, поскольку он неплохо фехтовал, отлично сидел в седле, владел оружием и вообще был компанейским в доску. В чем сходятся все воспоминания, так это в огромном успехе Дантеса у дам высшего света, причем, по слухам, даже у самой государыни Александры Федоровны, которой он приходился троюродным племянником! Разумеется, молодой француз, только и думавший что о блестящей карьере, к которой стремился всеми возможными способами, отличался весьма распущенным нравом. В частности, будущую супругу свою Екатерину Гончарову он как- то раз принял в неглиже…»