Мой друг Мегрэ

— Садитесь, мистер Пайк, — сказал Мегрэ, потому что Филипп забыл предложить им сесть.

Бабушка Мегрэ всегда ходила к ранней мессе в шесть утра, и когда вся семья вставала, она уже была дома, в черном шелковом платье, с белым чепцом на голове; в камине пылал огонь; завтрак был накрыт на белой накрахмаленной скатерти.

Иные здешние старушки тоже побывали у заутрени, а другие пересекали теперь площадь по диагонали, направляясь к распахнутым вратам церкви, откуда пахло ладаном.

А м-с Уилкокс уже выпила пива, и утром стала заметнее седина у пробора ее крашеных волос. Она ходила взад и вперед за переборкой и ничем не могла помочь своему секретарю.

А он, с небольшим кровоподтеком на щеке в том месте, куда его накануне ударил Полит, был похож в своей полосатой пижаме на надувшегося школьника.

Ведь если в каждом классе среди учеников есть один толстый мальчик, похожий на резиновый шарик, там всегда есть также ученик, который проводит все перемены молча в своем углу и про которого товарищи говорят: «Это ябеда!»

На стенках висели гравюры, но комиссар не мог судить об их качестве. Иные были довольно легкомысленны, оставаясь, однако, в пределах хорошего вкуса.

М-р Пайк и Мегрэ сидели, словно в зале ожидания, и англичанин держал на коленях свою соломенную шляпу.

В конце концов Мегрэ закурил трубку.

Сколько лет вашей матери, господин де Морикур?

— Почему вы это спрашиваете?

— Просто так. Если судить по вашему возрасту, ей должно быть лет пятьдесят.

— Сорок пять. Она была очень молода, когда я родился. Она вышла замуж в шестнадцать лет.

— Миссис Уилкокс старше ее, правда?

М-р Пайк опустил голову. Казалось, комиссар нарочно старается сгустить царящую неловкость. Леша чувствовал себя лучше: он был на воздухе и, сидя на поручнях, болтал с одним из матросов, который чистил ногти.

Наконец кто-то приблизился к двери, и она отворилась. Вошла м-с Уилкокс; она быстро закрыла за собой дверь, чтобы скрыть царивший в каюте беспорядок.

Она успела одеться и подмазаться, но лицо ее под толстым слоем косметики оставалось опухшим, глаза смотрели тревожно.

Должно быть, у нее был жалкий вид по утрам, когда она старалась перебить вкус перегара во рту бутылкой крепкого пива.

«Бабушка…» — невольно подумал Мегрэ.

Он встал, поклонился, представил спутника:

— Вы, может быть, знакомы с мистером Пайком?

Это ваш соотечественник. Он служит в Скотленд-Ярде.

Но здесь он не в командировке. Простите, что я побеспокоил вас так рано, миссис Уилкокс.

Несмотря ни на что, она оставалась светской дамой и взглядом она дала понять Филиппу, что вид у него неприличный.

— Вы позволите мне пойти одеться? — спросил тот, злобно взглянув на комиссара.

— Может быть, тогда вы почувствуете себя спокойнее.

— Садитесь, господа. Могу я предложить вам что-нибудь?

Она заметила, что Мегрэ потушил трубку.

— Курите, пожалуйста. Я, кстати, тоже закурю сигарету. — Ей наконец удалось улыбнуться. — Простите, тут такой беспорядок, но яхта ведь не дом и здесь мало места.

Что думал м-р Пайк в этот момент? Что его французский коллега грубиян и скотина?

Весьма возможно. Мегрэ, впрочем, тоже не слишком гордился той работой, которую ему приходилось выполнять.

— Вы, кажется, знакомы с Жефом де Грефом, миссис Уилкокс?

— Это способный молодой человек, и Анна очень мила. Они несколько раз были на яхте.

— Говорят, он талантливый художник.

— По-моему, да. Мне представился случай купить у него картину, и я с удовольствием показала бы ее вам, если бы не отправила к себе на виллу во Фьезоле.

— У вас есть вилла в Италии?

— О, совсем скромная. Но она великолепно расположена, на холме, из окон видна вся панорама Флоренции. Вы были во Флоренции, господин комиссар?

— Не имел удовольствия.

— Я живу там несколько месяцев в году и посылаю туда все, что мне случается купить во время моего бродяжничества.

Ей показалось, что она снова чувствует почву под ногами.

— Не хотите ли все-таки чего-нибудь выпить?

Ее, видимо, мучила жажда, и она косилась на пиво, которое не успела докончить, а теперь не решалась пить одна.

— Не попробуете ли это пиво? Я выписываю его прямо из Англии.

Мегрэ согласился, чтобы сделать ей приятное. Она стала доставать бутылки из стенного шкафа, куда был встроен холодильник. Большинство переборок в каюте представляли собой шкафы, а в каждой банкетке был скрыт сундук.

— Вы много покупаете во время своих скитаний, не так ли?

Она засмеялась.

— Кто вам это сказал? Я покупаю, потому что мне доставляет удовольствие покупать, это правда. В Стамбуле, например, меня всегда соблазняет что-нибудь у торговцев на базаре. Я возвращаюсь на яхту с ужасной дрянью. Здесь мне это кажется красивым. Но потом, когда я приезжаю на виллу и нахожу эти вещи…

— Вы встретили Жефа де Грефа в Париже?

— Нет, только здесь, недавно.

— А своего секретаря?

— Он со мной уже два года. Это очень культурный молодой человек. Мы познакомились в Канне.

— Он там работал?

— Он посылал репортажи в одну парижскую газету.

Морикур, наверное, подслушивал за переборкой.

— Вы превосходно говорите по-французски, миссис Уилкокс.

— Я одно время училась в Париже. Гувернантка у меня была француженка.

— Марселей часто приходил на яхту?

— Разумеется. По-моему, на яхте побывали почти все жители острова.

— Вы помните ту ночь, когда его убили?

— Кажется, помню.

Мегрэ посмотрел на ее руки: они не дрожали.

— Он много говорил обо мне в тот вечер.

— Мне об этом рассказывали. Я не знала, кто вы такой. Я спросила у Филиппа.

— А господин де Морикур знал?

— Оказывается, вы знаменитость.

— Когда вы покинули «Ноев ковчег»…

— Я вас слушаю.

— Марселей уже ушел оттуда?

— Этого я не могу вам сказать. Я знаю, что мы добирались до гавани, двигаясь вдоль самых домов, — такой сильный был мистраль. Я даже думала, что нам не удастся добраться до яхты.