Мой хозяин

— Прости меня, — глядя прямо мне в глаза, прошептала она. — Ты должна была это услышать. Просто я… я не хочу, чтобы у тебя были какие-то иллюзии. Может быть, я и не лучший советчик, но… Я много чего видела, Мила. А для тебя… для тебя мне лучшего хочется. — Она отпустила меня и коснулась моего лица. — Ты добрая, — её губ коснулась едва заметная улыбка. — И нежная. Не хочу, чтобы тебя сломали, чтобы кто-то убил в тебе это.

Вандор

Проводив Кондратьевых до двери, я вернулся в кресло и, посмотрев на свою пустую чашку, задумчиво постучал пальцами по столешнице. Матвей вёл себя предельно вежливо, и всё же я был уверен: идея с работой целиком и полностью принадлежит его отцу. Надоело, видимо, терпеть разгильдяйство собственного отпрыска, а сам приструнить не в состоянии. Семейное дело, как-никак. Раз спустил косяк на тормозах, два… От меня же поблажек ждать не стоит, и Борис в курсе этого. Должно быть так же, как и его сын. Но сейчас дело не в этом. Набрав номер начальника охраны, я попросил его зайти в кабинет, и буквально через несколько минут тот уже стоял на пороге.

— Мне нужна информация о том, как Милана попала в питомник, Артур, — коротко кивнув, отрезал я. — Подробная информация Я хочу знать, по чьей наводке она там оказалась.

— Вы же знаете правила питомников, — отозвался он. — Подобные сведения они разглашать не станут.

Я глянул на него с раздражением. Конечно же, я знал. Вот только волновало меня это в самый последний момент.

— Я должен рассказывать тебе, что в каждом правиле есть исключения?

— К какому дню Вам нужны сведения?

Толковый парень. Не удивительно, что у меня он продержался уже почти пять лет. Каждый человек должен быть на своём месте, и Артур, безусловно, находится на своём.

— Чем быстрее, тем лучше, — проговорил я. — Средства не ограничены. Если нужно будет надавить — делай. И ещё… — Я поднялся из-за стола и, направляясь к выходу, проговорил: — Займись этим лично.

В течение всего дня я время от времени мысленно возвращался к утренней встрече. Практически сразу мне пришлось уехать, и Милану я смог увидеть лишь мельком, однако даже этого мне хватило, чтобы подозрения усилились. Непривычно дёрганная, она едва не выронила из рук книгу, когда я вошёл в гостиную и заговорил с ней. Ладно…

Хотелось ли мне услышать от неё объяснения прежде, чем начну задавать вопросы? Признаться, было бы неплохо. Но на это я особенно не рассчитывал, и потому, вернувшись вечером домой, стал наблюдать за ней. Красивая, чтоб её! Чертовски красивая!

Она наматывала на вилку пасту, а после снимала её зубами так, что кровь начинала закипать каждый раз, когда я видел это. Градус за градусом моё возбуждение грозило достигнуть критической отметки и сорвать нахрен все предохранители. Когда её тонкие пальцы ложились на стекло бокала, я мог думать лишь о том, что вот так же она касается меня. Нет, не так… Меня она касается ещё более чувственно. Вот только сегодня было в ней что-то ещё… какая-то нервозность, суетливость.

— Ничего не хочешь мне рассказать? — как бы невзначай спросил я, вытерев губы салфеткой и отбросив её на стол.

— Рассказать? — переспросила она. Взгляд её метнулся к вороту моей рубашки и снова скользнул по лицу. — Я не знаю… Что я должна тебе рассказать.

— Тебе виднее. — Я сделал глоток вина. — Мне кажется, тебя что-то тревожит.

— Нет… — ответила она поспешно. Последовав моему примеру, тоже отпила вино и добавила, словно бы сомневалась в том, что её короткого «нет» мне будет достаточно: — Просто переживаю за Стэллу.

За Стэллу она безусловно переживала, даже не сомневаюсь в этом. А вот в чём я сомневаюсь, так это в том, что её бледнота — результат именно этих переживаний. И ещё этот лихорадочный блеск сапфировых глаз… Чем больше я смотрел на неё, тем сильнее убеждался: девчонка юлит. Даже не так, девчонка врёт. Пытается — уж точно, и сказать, что мне это не нравилось, значило не сказать ничего.

— Ты уверена?

— Конечно, — Милана смяла в пальцах салфетку и, мне кажется, сама не заметила этого. — Ей стало немного лучше, но…

Слушать про её подружку мне было не очень-то интересно.

— Я хочу, чтобы ты знала, Милана. Я ненавижу, когда мне врут. Поняла меня?

— Д-да, — кивнув, она выдохнула и снова скользнула по моему лицу взглядом.

— Хорошо.

Не стоит делать из меня дурака. Даже пытаться не стоит. Тем более не потерплю я этого от какой-то девчонки из питомника. Так что… подождём, что откопает Артур. Вполне возможно, это может оказаться интересным. Тем более, что грешков у парня достаточно.

18.1

Милана

Четыре следующих дня я ждала. Ждала, что Матвей вновь появится в доме, ждала весточки от него, знаков, попыток связаться. Ждала новых вопросов от Вандора и нравоучений Стэллы. Ждала, в конце концов, что в предчувствии долгожданной свободы не смогу вести себя с Вандором так же, как прежде: разговаривать с ним, ложиться по вечерам в постель и, главное, отвечать на его ласки. Я ждала… Вот только ничего не происходило. Вообще ничего. И, прижимаясь к Вандору обнажённой спиной, я ловила себя на том, что мне это нравится. Вот такие моменты расслабленного спокойствия в его руках, в его постели. Если бы только при этом я была вольна распоряжаться собственной жизнью…

Вечером четвертого дня Вандор вернулся рано и, стоило мне спуститься ему на встречу, бросил:

— Переодевайся, — взгляд его скользнул по мне от макушки до самых стоп, — мы едем ужинать.

— Ужинать? — переспросила я, глядя на него с непониманием. — То есть не дома?

Вопрос мой, очевидно, он посчитал дурацким, потому что прежде, чем ответить, посмотрел на наручные часы и лишь после — на меня, как-то снисходительно, как на неразумного ребёнка, которому приходится повторять дважды.

— Не дома, — наконец сказал он и подошёл так близко, что я могла бы коснуться его, протянув руку.

Ощутив его запах, тихо выдохнула. В ногах тут же появилась слабость, а живот обдало теплом. С каждым днём я всё чаще испытывала подобное в его присутствии, и это меня пугало. Потому что с Матвеем ничего такого не было даже в те моменты, когда он пытался гладить меня, когда целовал за ухом или в шею. Не знаю, что я испытывала… Напряжение. Пожалуй, это самое точное определение. Я знала, что он хочет большего, что ждёт от меня большего, и меня это напрягало, ибо стоило перейти грань и… Как знать, на сколько хватило бы его выдержки.

— Надень бирюзовое платье, — мягко приказал он, касаясь кончиками пальцев края подола на моём бедре. — Шёлковое. Оно тебе очень идёт.

Пальцы его поднялись на пару сантиметров выше, и слабость моя усилилась. Это комплимент или что? И пальцы… Руки мои покрылись мурашками. Я смотрела на Вандора сверху вниз, отдавая себе отчёт в том, что он прекрасно понимает, что со мной творится. Его глаза, чуть заметно искривлённые губы…

— Иди, Милана. — Он убрал руку.

Я нервно сглотнула, кивнула и, какая-то дурная от непонятной бури чувств, что скручивалась у меня внутри, стала вновь подниматься по лестнице. Знала, что он смотрит вслед, чувствовала его взгляд и боялась повернуться. Он действует на меня… Он будит во мне чувственность, его касания находят во мне отклик. Его голос задевает какие-то невидимые струнки внутри моего сознания, его запах волнует меня, его взгляд будто бы оплетает меня, подчиняет. И, что хуже всего, с каждым днём желания сопротивляться этому во мне становится всё меньше. Словно… Словно бы… словно бы это не я становлюсь ему нужной, а он… Он становится нужным мне.